Наваждение от демонстрируемой оргии оказалось настолько сильным, что в какой-то момент северянке почудилось, что вместо той девушки ублажает госпожу именно она, гордая и неподкупная Рэйка, дочь верховного жреца Дальнего Севера.
«Это ведь так просто, — внезапно подумалось ей, — вставляй и вытаскивай вовремя язык, и человек полностью в твоей власти, одержимый пороком и похотью, стоит лишь провести языком ещё одну дугу по возбуждённой, налившейся соками плоти и…»
— Госпожа! Госпожа!
Внезапно закричал раскрасневшийся от бега Ачиллеус, непонятно как оказавшийся рядом с трясущейся от экстаза дамой в маске. Глаза надсмотрщика горели яростным огнём, а в руках был зажат так называемый хлыст Возмездия, который никогда не вытаскивался его обладателем просто так.
Неопределённо посмотрев на главных участниц разыгрываемого действа, он то ли с жалостью, то ли с ненавистью во взгляде, а может быть, и с тем и другим вместе взятым, громогласно произнёс:
— Мы одного из ваших рабов не досчитались.
========== Глава 12 ==========
Говорят, что маленьких предательств не существует. Любое предательство, даже самое безобидное, — это всё равно предательство. Вероятнее всего, от меня опять ожидали очередного обезьянничества и шутовства, но…
Я ведь тоже живой, чувствующий человек, правда?
***
Аеджидайос бежал так, словно не чувствовал своих ног. Голые израненные ступни обжигала бурая нагретая земля, позволявшая через глубокую въедливую боль почувствовать себя наконец-то живым.
Его фора составляла всего лишь десять-пятнадцать минут, но вряд ли надменные боги Южной Оливии даровали ему чуть больше времени, чем было позволено, даже если могли бы им щедро поделиться с Аеджидайосом.
Когда он был совсем маленьким, с его семьей приключилось большое несчастье. Мать Аеджидайоса однажды привела за руку грязного побитого оборвыша, пытавшегося спрятаться за её большую широкую юбку.
Буквально через семь лунных суток большую часть его семьи вздёрнули, потому что мальчишка оказался беглым. Аеджидайосу повезло больше всех, так как он догадался спрятаться в стоге сена, стоявшем позади их жалкой лачуги.
Каратели особо не допытывались у искалеченной матери, сколько именно спиногрызов висело у неё на шее, поэтому ему всё же посчастливилось выжить, в отличие от отца и четырёх оставшихся братьев.
Женщину не стали трогать лишь по одной причине: она уже была наказана за свою оплошность, вынужденная смотреть на то, как один за другим уходят из жизни члены её семьи.
Того мальчишку тоже не оставили в живых, закидав булыжниками. Утром каратели убрали с местной площади кровавое месиво, даже не задумываясь о том, что ещё совсем недавно на месте человеческих останков стоял живой плачущий ребёнок.
Именно поэтому Аеджидайос слишком хорошо знал, что с ним случится, если он не сумеет добраться до спасительного места в назначенный срок, но всё равно рискнул сбежать от ещё больших унижений, чем те, что устраивал для него тот же Ачиллеус.
Дыхания уже не хватало, раб выбивался из сил, но всё также переставлял в быстром темпе истёртые подошвы ног, потому что должен был успеть стать по-настоящему свободным.
Когда-то давно, когда их семья ещё была большой и счастливой, они очень любили собираться по вечерам все вместе и слушать истории отца, которые тот знал далеко не один десяток. Любимой историей Аеджидайоса всегда была та, в которой рассказывалось про необычную летающую страну под названием Еиневбаз, в которую попадали люди, очень сильно нуждавшиеся в помощи.
— Это место, — говорил сидевший напротив него отец, — всегда было недоступно для грешников. Только праведный человек мог очутиться там, когда ему больше некуда было податься.
Стоило лишь стать лицом на восток, три раза быстро скрестить руки попеременно на плечах и прошептать «Еиневбаз», и дверь обязательно открывалась, впуская внутрь страждущего, которого встречал на пороге прекрасный ангел в золотых слепящих доспехах, с глубокой чашей вина в руках.
Отпив из неё, путник сразу забывал свои несчастья и навсегда оставался в крае ласкового Солнца, исполняя вместе с другими счастливыми людьми по вечерам чудесные шаманские танцы, которым как раз и покровительствовал защитник всей мёртвой братии — Мортис.
Конечно же, Аеджидайос давно уже не был шестилетним желторотым юнцом, но до сих пор верил, что Еиневбаз действительно существует, причём за пределами его детских воспоминаний.
Лай собак становился всё ближе и отчётливее. Уже слышались крики надсмотрщиков и прочих цепных псов, наспех собранных из самых свирепых рабов Южной Оливии, но человек, родившийся под звездой степного козла, был уверен, что обязательно добежит до спасительного укрытия.
Так и Ачиллеус, возглавлявший погоню, уже почти не сомневался, что сумеет загнать беглого раба в угол, потому что буквально за следующим поворотом скрывался надёжно укрытый от человеческих глаз горный крутой склон, впереди которого не было ничего кроме всепоглощающего моря…
***
Наверное, это вполне предсказуемо… быть влюбленным в красивую нестандартную девушку, даже если она старше тебя. И в большей мере совсем нелепо, учитывая тот факт, что ты служишь в её доме садовником.
Я появился в особняке Старков будучи шестнадцатилетним мальчишкой, который не мыслил ничего не только в девушках, но и в самой жизни. Тогда мне виделось большой удачей устроиться на подработку в дом одного из самых влиятельных людей Лондона.
Но, как оказалось, в каждом большом доме есть свои грязные, неприглядные тайны, о которых ты даже не догадываешься, пока не оказываешься втянутым в чужие интриги.
Я бы ни за что не стал помогать Эмили, если бы не влюбился в неё как сумасшедший. Под напускным весельем и мнимой беззаботностью было намного легче скрывать своё истинное отношение к хозяйской дочери, которая даже и не подозревала, какие чувства к ней испытывал обычно веселивший всех Терри.
Да, это действительно было рискованно: играть в шпионские игры с самим Бенджамином Старком, который запросто мог не только стереть в порошок любого жителя Лондона, но потом ещё прийти к нему на похороны, чтобы поплясать на остатках пепла.
Вот только скажи об этом влюблённому человеку… Он тебя не только не послушает, но и сразу же побежит геройствовать, размахивая картонным мечом во все стороны.
Ну, лично я действовал примерно так.
Приход Анны стал для меня тем самым переломным моментом, когда я понял, что не смогу смириться с тем, что внимание моей возлюбленной перетягивает на себя какая-то специфическая изуродованная горничная.
Нет, я, конечно, и сам далеко не праведник и вполне терпимо отношусь практически ко всем видам извращений, но смотреть на то, что делается с Эм во время присутствия бывшей медсестры госпиталя Святого Августина, я спокойно не мог.
Так и хотелось подойти к юной мисс Старк вплотную и сказать: «Если ты действительно хочешь эту женщину и видишь, что она совсем не против быть твоей, так бери её и люби».
Мне ведь там ничего не светило.
Вот только всё равно это было слишком противоестественно и гадко, потому что вся эта история происходила не с каким-нибудь моим другом или дальним родственником, а именно со мной.
Если отступить перед другим мужчиной, молча отойдя в сторону я ещё мог, то здесь даже боялся предположить, что будет твориться в доме, если кому-то станет известно, какие именно чувства эти девушки испытывают друг к другу.
Против Анны я ничего не имел, она мне даже во многом импонировала, но я был готов отдать руку на отсечение, что ничем хорошим эта история не закончится. Причём не только для несостоявшегося Ромео, но и не для слишком разборчивых Джульетт.
***
Аеджидайос стоял напротив ухмыляющегося Ачиллеуса, спешившего отпраздновать очередную победу, исчисляющуюся ещё одной жизнью пойманного им невольника.
Мужчине нравилась самому снимать с этих живых мертвецов их противные, мерзкие шкуры специальным острым орудием, которым в его родной деревне предпочитали освежёвывать свиные туши.
