Терри кивнул.

— Я слышал разговор твоего отца с ней по телефону. Да и не только с ней, — поспешно добавил он.

— И что там было такого интересного? — несмотря на пренебрежительный тон, меня не на шутку взволновал этот вопрос.

— Она должна наблюдать за твоим психическим состоянием, после чего написать заключение, на основе которого, вполне вероятно, тебя попытаются склонить к принудительному лечению в специализированной клинике. В общем, кто-то доигрался в свободу и независимость.

— Хм, а для того, чтобы я не устроила очередной скандал в доме, её оформят в качестве новой горничной.

— Какая же ты догадливая…

— Терри!

— Прости. Я ведь волнуюсь за тебя.

Дело принимало серьёзный оборот. По парню и так было видно, что он не находит себе места, просчитывая в голове все варианты отступления. Вот только я так просто сдаваться не собиралась.

— Я хочу на неё посмотреть.

Мои слова прозвучали для Терри как гром среди ясного неба. Парень отрицательно покачал головой, собираясь начать оспаривать моё решение, но встретившись со мной взглядом, всё-таки передумал.

— Только не это, — взмолился он, прекрасно понимая, на что именно я собираюсь его подбить.

По телосложению юный помощник садовника был тщедушным и невысоким, поэтому со спины вполне мог сойти за девушку. Когда у меня возникала необходимость пройти незамеченной по дому, Терри неоднократно выручал меня, снабжая своей одеждой и солнцезащитными очками.

Так как времени у нас практически не было, парню пришлось раздеваться прямо у меня. Привыкший к подобным авантюрам, он давно уже не стеснялся ходить при мне практически в неглиже.

— Может, тебе ещё и трусы мои одолжить для пущей убедительности?

Я только посмеивалась при его подобных репликах, глядя на то, как он складывает на край дивана свой рабочий комбинезон и футболку.

— Боюсь, что это не совсем гигиенично.

— Мисс Старк, если вы сейчас не поторопитесь, то я буду вами очень недовольна, — пропищал Терри, копируя интонацию экономки миссис Горвард.

Мы одновременно прыснули со смеху, после чего я начала собираться. Надев одежду садовника, я выбежала из комнаты. По дороге мне никто не встретился, так как все были заняты своими делами. Один из местных мифов гласил, что мисс Старк любит поспать до обеда, поэтому в мои покои до полудня никто не входил, что давало мне некоторую фору в возможности заниматься своими делами.

Направляясь на этаж для прислуги, я внутренне ликовала, так как мне редко удавалось свободно ходить по собственному дому. Добежав до чёрной лестницы, я резво начала спускаться, но только не учла того факта, что на лестничной клетке был еще один человек, намеревавшийся, наоборот, подняться.

Наше столкновение произошло неожиданно. По крайней мере, для меня. Я буквально врезалась в высокую фигуристую девушку. Её русые волосы были заплетены в косу. Хотя подобная причёска и выглядела немного старомодной, она всё равно подходила её вытянутому серьёзному лицу.

Незнакомку вполне можно было назвать красивой, если бы не одно «но». Всю правую щёку девушки занимало громадное родимое пятно, от которого я не сразу смогла отвести взгляд. Смутившись от столь неловкой ситуации, я тут же попыталась скрыться, и именно в этот момент меня настиг её зычный голос с чуть заметным акцентом:

— Леди, вы обронили кепку!

========== Глава 2 ==========

Почти всегда тяжело съезжать с насиженного места, особенно если ты полностью обжился и уже успел «пустить корни». Всё утро прошло в сборах: нужно было сложить в чемодан свои немногочисленные вещи и до полудня освободить комнату для новых жильцов.

Заявление об уходе уже лежало в моей сумке и ждало своего «звёздного» часа.

Со стороны, наверное, выглядело странно, когда, проработав шесть лет в военном госпитале, старшая медсестра, не имевшая ни одного нарекания со стороны начальства, вдруг решила заняться частной практикой.

Но каждый ведь имеет право на собственный выбор, верно?

Дело в том, что специфика моей работы предполагала полную концентрацию на проблемах пациентов, так как люди поступали в подобные больницы не с ангиной и отравлением, а оторванными конечностями, контузией, а также со снарядными осколками в животе.

Всё, что происходило в стенах госпиталя, не подлежало разглашению. Ты полностью прирастал к этому месту вместе с волнами крови, болезненными криками и стонами, а также невозможностью распоряжаться своим личным временем.

Не всегда получалось мысленно отодвинуть от себя чужую жизнь, висевшую на волоске, особенно если имелся хотя бы крохотный шанс её спасти. Через мои руки проходили не только медицинские карточки, но и человеческие судьбы.

Многие, доставленные к нам, не доживали до утра. Неудивительно, что не все выдерживали подобный ритм, срывались и уходили. Удивительным всегда оставалось другое, когда госпиталь покидал не отъявленный карьерист, а так называемый «незаменимый человек», смотрящийся более естественно в подобной обстановке.

Я всегда считала своим долгом помогать другим людям, даже когда ушла из медицинской академии из-за своей платёжной несостоятельности. Поэтому и место для будущей работы выбрала соответствующее — «Национальный военный госпиталь имени Святого Августина».

Подобные локации никогда не пользовались особой популярностью. Как иронизировал на этот счет мой бывший куратор, «госпиталь имени Святого Августина — отличная альтернатива для самоубийц и смертников», имея в виду экстренные выезды на «горячие точки», находившиеся чаще всего за пределами Великобритании.

Естественно, что никто из моих бывших однокурсников не горел желанием попасть туда в качестве доктора. Все грезили пластической хирургией, платными сеансами психотерапии, сексологии и другими вещами, приносившими хороший доход и определённую долю известности в медицинских кругах.

Мне же всегда хотелось быть полезной, возвращать к жизни людей, мотивировать их на важные свершения и достижение новых высот. Не без помощи декана врачебного факультета мне удалось устроиться в госпиталь медсестрой, а через некоторое время продвинуться по служебной лестнице на одну ступень выше.

Неоднократно заведующий хирургическим отделением предлагал завершить моё обучение и стать дипломированным специалистом, но наплыв работы не давал возможности заново подать документы в академию.

К двадцати шести годам, три года из которых я успела проработать старшей медсестрой, у меня начали сдавать нервы от постоянного напряжения и осознания того, что невозможно спасти всех раненных и пленных.

Это был полный крах всего. В первую очередь собственной завышенной самооценки. Переоценить себя настолько казалось для моего типичного немецкого здравомыслия чем-то непостижимым. Я бы даже сказала, невероятным. Ведь я хорошо знала собственные пределы.

По крайней мере, мне казалось, что я действительно их знаю.

Как и любая другая авантюрная профессия, «полевая медицина», как я называла её про себя, первоначально представлялась мне неким сплавом самоотверженности и походной романтики. Поэтому в двадцатилетнем возрасте, не понимая до конца всей серьёзности своего положения, я автоматически записала себя в герои. До первых автоматных выстрелов, раздавшихся рядом с нашей выездной бригадой.

Диагноз «профнепригодность» я поставила себе сама, так как прекрасно понимала, что не смогу полностью отодвинуть антропологический фактор и воспринимать беспристрастно сам факт человеческой смерти.

В последнее время такие случаи в моей практике случались довольно часто. Мне не удавалось выходить своих пациентов. Каждый из этих молодых ребят умирал прямо на моих руках, веря в меня, как в свою единственную надежду, которую я не смогла оправдать четыре раза подряд.

Сколько бы меня не утешали коллеги и ни пытались всячески поддержать, все прекрасно понимали, что если в мои дежурства случится что-то ещё, то в скором времени я просто не выдержу, поэтому, узнав о моём решении уйти в свободное плавание, никто не стал мне препятствовать, чему я была несказанно благодарна.