Щелкнул чайник.
Жена встала, чтобы заварить нам чай.
– Это же надо представить! Самый великий поэт до самой смерти пёр все, что движется и не движется все из лунного серебра, а писал про «я другому отдана и буду век ему верна». И вся русская масса до сих пор восторгается девицей, этой чугунная статуэткой без половых признаков.
– Согласен с тобой. Из всех животных моногамны только птицы. Так что с них взять: у них мозги с наперсток.
– А после этого поэта… Моральный кодекс строителя коммунизма, по которому жили еще наши мамы и папы. За развод выгоняли с работы и вселяли мысль, будто секс нужен мужчине, а женщина только терпит. Ты можешь себе представить – я, когда училась в школе, тоже так думала.
– А когда учился я…
Я вздохнул.
– Это было в то же время, но не хочется вспоминать.
Наш разговор, начавшись луковым супом, повел в неожиданные дебри.
– Ты знаешь, я ведь в свое время всерьез считала, что член сосут только проститутки!
– А что касается проституток…
Говорить про падших женщин было легко, хотя я никогда не имел с ними дел.
– Русская классика вечно обмусоливала тему. И нечастные они и унижаемые, и деваться им некуда. Но на самом деле чем дольше живу, тем больше мне кажется, что в проститутки идут те женщины, которые просто любят трахаться.
– Именно так.
– А которая трахаться не любит, становится учительницей.
Такой грех за мной имелся: педагогинь средней школы я не считал не только за женщин, но и за людей; каждое родительское собрание сына укрепляло во мне это мнение.
– А я, представь себе, член сосать всегда любила и люблю до сих пор.
– Я знаю.
Мне представилось, как жена реализует свое увлечение на этой кухне, но не со мной. Впрочем, представлял я такие варианты давно и, при всей опасности показаться циником, не видел в воображаемом из ряда вон выходящего. Чувство мужчины-собственника во мне было минимальным – равно как молчали собственнические чувства женщины в жене.
Видимо, то же было у Колмановичей.
– Я уж не говорю об анальном сексе. Во внешнем сознании социума это удел проституток, которых выгнали из публичного дома за разврат.
– А ты что… С Сергеем…
Я никогда не расспрашивал жену о деталях своп-каникул, но сам такой вариант никогда не пробовал, останавливаемый брезгливостью даже с теми партнершами, которые просили.
– Нет конечно. Я вообще никогда им не занималась. Ну то есть один раз пробовала – в школе, в восьмом классе, когда уже хотелось, но еще была повернута на девственности. Попе стало больно, чуть не умерла. Это не для меня, однозначно.
– Ну ладно тогда.
Я почему-то ощутил облегчение.
– Но вообще все течет и изменяется… Школьницей я страшно любила вкус спермы.
– Правда? Ты мне не говорила.
– Просто не пришлось. Так я не просто любила, а добавляла в кофе вместо молока.
– Ничего себе. Сама придумала или кто-то посоветовал?
– Ни то, ни другое. Получилось случайно, потом понравилось. Но я не о том.
Жена посмотрела в сторону плиты, суп все еще ждал сигнала.
– Тогда казалось – ничего вкуснее нет. Сейчас, конечно, не тошнит, как некоторых, но все равно хочется поскорее выплюнуть.
Она помолчала.
Глядя на нее, я думал и думал об Ирине Колманович.
Точнее, размышлял о том, ведет ли она подобные разговоры со своим мужем за столом.
И готовит ли ему луковый суп из своей любви.
И любит ли этот суп Сергей.
– А вообще мы с тобой современные молодцы, другой муж на твоем месте мне бы ни о чем таком даже заикнуться не позволил.
– Почему я тебе, а не ты мне?
В самом деле, обмен женами с Колмановичем, которого близким другом я не считал, был приятен, но инициатива изначально исходила от нее.
– Потому что опять-таки, местный менталитет. Если мужчина ебёт кого ни попадя, то он мачо и это хорошо. А если женщина любит трах ради траха, то она блядь и ее надо побивать камнями.
– Пожалуй, что так.
– Хотя что особенного, когда женщина трахается с разными мужчинами? Раньше бывали танцы, там просто держались друг за друга. Теперь продвинулось – соединяют не руки, а другие части. Так разве это плохо, если всем в радость и никому не во вред?
С этим тоже нельзя было не согласиться; моя жена умела видеть суть и формулировать точку зрения.
– На самом деле все проще. И глубже. Еще раз скажу – всегда считалось, что мужчина хочет, а женщина терпит ради долбаного материнства. А на самом женщине секс нужен больше, чем мужчине, особенно начиная с определенного возраста.
– Ну уж и возраст! – перебил я, зная, что это доставит ей удовольствие.
– Возраст. Но поверь – считалось, что в тридцать пять все пора забыть, а на самом деле хочется забыть все, только ебаться, ебаться и ебаться, ка завещал великий Ленин!
– В счастливом браке.
Я усмехнулся.
– Именно что в счастливом.
Одним из умений жены было понимать меня без слов.
– Брак и секс не имеют отношения друг к другу.
– Ты думаешь?
– Не думаю, а знаю.
Жена повернулась к окну, положила ногу на ногу.
Колени ее были очень красивыми, наверняка они нравились и Сергею.
– Я с тобой очень счастлива. Ты – моя жизнь. Я люблю тебя и уважаю и за тобой как за каменной стеной. Мы с тобой не просто семья с сыном – мы одно целое.
– Согласен.
– Но все это несовместимо с сексом.
– Несовместимо?
– Конечно. Я к тебе привыкла, у нас общие проблемы. И какой у нас с может быть секс, кроме гигиенического сношения, если ты засовываешь в меня член, а я думаю, успеешь ли ты до конца месяца сменить счетчики, или воду нам выставят по нормативам?!
– Пожалуй, что никакой.
Я кивнул и вспомнил, как еще давным-давно сокурсник утверждал, что нельзя ходить в один унитаз с женщиной, с которой спишь в одной постели.
Тогда, воспитанный отголосками онегинских химер, я спорил с тем любителем жизни, теперь скорее бы согласился.
– О водосчетчиках в доме Колмановичей думают Ирина с Сергеем, но не ты с ним и не я с ней. Так?
– Так. Поэтому я расслабляюсь по полной. А не потому, что он моложе тебя, и член у него толще и лучше стоит.
Пожав плечами, я подумал, что все обстоит именно так.
– Тебе, кстати, с Ириной нравится?
– Нравится.
Я ответил скупо, не желая вдаваться в подробности.
– У нее красивое тело?
– Красивое.
Взглянув в сторону лукового супа, я опять вспомнил жену Колмановича.
– Но у тебя талия тоньше.
– Талия у Ирины тоньше моей, просто у меня жопа больше, и так кажется.
– Надо же, такие параметры я даже не оценивал. В следующий раз возьму сантиметр, измерю Иринину талию. Ну и жопу, ясное дело, заодно – как без нее?
– У нее была бы больше моей, просто бедра не разошлись, потому что не рожала.
– А кстати, почему Ирина не рожала? Или двадцать пять лет еще не возраст?
– На самом деле двадцать семь и это уже возраст. Но она не может.
– Почему?
Вопросы чужих детей меня интересовали минимально, но касающееся своп-партнерши казалось серьезным.
Тем более, что отсутствие детей у Колмановичей все облегчало: требовалось спровадить к бабушке лишь нашего сына, их дом был всегда готов.
– Ирина бесплодна?
Это не казалось реальным.
Я знал, что моя обменная партнерша не пьет средств, панически боясь располнеть, но предохраняется самым простым способом.
Надежным, как сто таблеток, и вредным для обоих.
Лишающим женщину гормонов, а мужчину – сладости последнего момента.
– Я не так выразилась. Они с Сергеем не могут.
– Он служил на атомной подводной лодке? Я о нем почти ничего не знаю.
– Не служил, с этим все нормально. Просто он боится иметь детей.
– А почему боится?
– У Сергея дурная наследственность, он может родить дебила.
– Дебила?!
Перед глазами встал Сергей Колманович – стройный красавец в темно-фиолетовом костюме из крученой шерсти, в тридцать с чем-то лет возглавляющий второй по значимости отдел в крупнейшем после Сберегательного банке нашего региона.
