– Ты ведь знаешь, что я люблю только тебя.

Жена смотрела ласково.

– Знаю, – ответил я.

– Не сомневайся.

– Не сомневаюсь. Если бы не любила, не варила бы мой любимый суп, которого сама не любишь.

– Правильно мыслишь.

Шагнув к столу, она нагнулась и поцеловала меня в нос.

Так у нас было принято в первую пору знакомства.

Так продолжалось все пятнадцать лет нашего брака.

– Я тоже люблю только тебя.

Удержав жену за плечи, я поцеловал ее всерьез.

– Мы оба любим только друг друга.

Она высвободилась, отошла к плите, приподняла крышку над кастрюлей.

Я повел носом, уловив аромат.

– Вкусно.

– На самом деле…

Помешав, жена отложила ложку.

–…Я тебе варю не самый правильный рецепт.

– А каким должен быть правильный?

Луковый суп я считал не просто верхом кулинарного искусства, но и лучшим из первых блюд.

– Не таким. У меня он жидкий, лук просто плавает.

– Все равно вкусно, ничего вкуснее не ел.

– Настоящий луковый суп должен быть густой, как жюльен. Совсем другая консистенция.

– Наверно, делать такой трудно?

Я попытался представить себе что-то еще более вкусное, чем то, что сейчас готовился для меня – и не смог.

– Не думаю, что труднее трудного, просто надо точно знать рецепт. Не только чего и сколько класть, но и как и в какой последовательности.

– А ты не знаешь?

– Знаю приблизительно, где-то когда-то читала, но не думала, что понадобится. Не записала, запомнила не все. Пробовала, но так, как нужно, не получается.

– А когда ты пробовала?

Вопрос был естественным, мы с женой жили на ладонях друг у друга, никогда ничего не скрывали, знали все, что делаем.

Это казалось не просто нормальным, но единственно приемлемым для супругов, имеющих такой стаж и столь близких между собой.

– Да как-то пару раз. Когда ты был в командировке, и потом еще…

Жена замолчала, не уточняя.

– А в интернете ты рецепт не искала?

Мне подумалось, что классический луковый суп можно найти за минуту, пройдя в комнату сына и оттащив его от компьютера.

Или прямо здесь, взяв айфон, поскольку искать требовалось не картинки, а всего-навсего текст в десяток строк.

– Искала, но там фига два найдешь.

– Почему?

– В какой мы стране живем?

– Пока вроде в России.

– Вот именно. В стране победившего быдла, которому нужен не французский луковый суп, а макароны и подешевле.

Она взмахнула рукой.

– В лучшем случае – борщ с курицей.

С последним я был согласен. Жители нашего убогого города в еде ничего не понимали.

– Этот народ никогда не знал ничего слаще пареной брюквы, питается плебейским хлёбовом, а в интернете статейки пишет черт знает кто.

Я вздохнул.

– Угораздило же нам тут родиться!

Родину свою я тоже не любил; абстрактная любовь к стране происхождения всегда казалась мне атрибутом идиота. Народ, вынужденный считать соплеменным я презирал, но такой ненависти, какая кипела в жене сильнее лукового супа, еще не испытывал.

Возможно потому, что я все-таки был мужчиной, а она – женщиной. И жили мы не в Америке, а в России, где крестьяне-богоносцы испокон веку били своих жен кулаком в грудь.

– Так что буду искать рецепт дальше.

– Потому что любишь только меня?

Я погладил глазами ее фигуру.

– Да. Только тебя и никого другого.

Жена потянулась к вытяжке, чтобы прибавить оборотов – талия ее была хороша, а подколенные ямочки, показавшиеся из-под домашнего платья, черного в красный цветок, манили нежным шелком.

– Несмотря ни на что.

– И поэтому…

Замолчав, я оглянулся на дверь.

Из коридора доносилось поквакивание какой-то игры, в которых я давно перестал разбираться.

– Поэтому…

Голос я все-таки понизил.

– Поэтому мы и устраиваем этот свинг с Колмановичами?

– Не свинг, а своп.

Наша кухня, не мизерная, но и не огромная, позволяла ощутить себя в комфорте без лишних движений.

Сделав всего шаг от плиты, жена закрыла дверь – точнее, задвинула, поскольку я поставил тут клинкет, не требующий пространства для распахивания.

Мягко вздохнула резина уплотнителя, мы оказалась полностью отрезанными от квартиры и от всего мира.

– Своп.

– Я отстал от жизни, до сих пор не могу понять разницы.

– Свинг – просто разврат. Собираются все вместе и трахаются все подряд. А своп – приличный обмен супругами. Как у нас.

– Ну да, как у нас.

Я еще раз внимательно посмотрел на жену.

То, чем мы занимались с семейством ее подруги, входило в определенные рамки приличия, хоть и являлось развратом.

В течение нескольких дней Сергей Колманович жил у нас, а я – у них. С чужими женами мы не ходили по ресторанам, не ездили на шашлыки, а просто жили, не меняя привычного распорядка: ели, спали, стирали белье, по будням – если не удавалось совместить отгулы – ходили на работу, вечером смотрели телевизор.

И, разумеется, занимались всем, чем следовало, причем достаточно интенсивно.

При мне Ирина любила ходить по своей квартире без одежды, лишь на кухне подвязывала передник, чтобы не обжечь живот.

Домашнее платье жены тоже мало чему мешало. Да и расписание сына иногда оставляло нам возможность побыть дома вдвоем и заняться тем же самым.

Но тем не менее что-то мешало быть с ней так же, как с Ириной.

С последней мне было не то, чтобы лучше, но как-то проще.

– И ведь это здорово, не правда ли?

Жена обернулась от плиты.

Грудь в запАхе платья выглядела обильной.

Наверняка Сергей тоже ее любил.

У Ирины грудь размером не отличалась, хоть и оставалась более упругой.

Впрочем, она была моложе моей жены почти на десять лет, разница возрастов определяла разницу бюстов.

На варочной панели запищал таймер.

Выключив его, жена поправила крышку на кастрюле, набрала в чайник свежей воды, приготовила две чашки с заваркой, присела за стол.

– Все готово, пусть настоится пятнадцать минут. Пока заварю чай.

– Завари.

– Могу позволить тебе рюмку водки под суп. Суббота есть суббота.

– Это будет прекрасно. Мы с тобой в самом деле любим друг друга.

Сказав последние слова, я опять подумал об Ирине.

И о нашем обмене, именующемся «свопом». Изначально это английское слово означало комбинацию двух противоположных сделок, снижающую уровень рисков.

В комбинации супругов, именуемой «обменом женами», риски тоже были минимальными, поскольку каждая из четырех сторон знала все о трех оставшихся.

Единственной неточностью оставалось то, что на самом-то деле обмен шел мужьями, жены оставались по местам. Так мы решили сразу, поскольку нормальной женщине было проще заниматься ненормальными делами на своей территории. К тому же моя жена три раза в день меняла трусики, ее переселение на неделю требовало прицепа с вещами, а мы с Сергеем обходились несколькими рубашками.

– Представляю, что было бы, если бы нас сейчас слышали.

Жена засмеялась, искоса взглянув на закрытую дверь.

– Мы совмещаем супружескую любовь с супружеской изменой.

– Причем узаконенную взаимной договоренностью сторон.

– В этой стране с ее крестьянским менталитетом нас бы не понял никто.

Ругать нашу великую родину жена могла бесконечно.

– Я с тобой согласен. В СССР секса не было, в России тоже скоро не станет. Только тут крестьяне ни при чем, все глубже. Сама общественная «мораль» основана на лжи.

Она кивнула, я принялся распространять мысль.

– Христианские установки – это же полный бред! Единственно приятное дело именуется «грехом».

– Именно так. Государству нужны рабы, но порнуха под запретом. Дети должны появляться путем непорочного зачатия.

– На самом деле если бы масса соотечественников думала иначе, то не дала бы воли христианам. Но даже умные люди только врали, врали и врут.