Небо сине, солнце жёлто, зелена под ним трава. Я царевна и пускаю лебедей из рукава. Как понять, что я царевна? – вот корона, вот фата. Хороша моя картина, тритатушки-тритата. Только в жизни я другая – плакса, писаюсь в кровать, потому что в этом мире в тихий час нельзя вставать. Я терплю, и замирает в безысходности душа… Распростёрта надо мною синева карандаша. «Вот получишь ремня и реви в темноте, голоси…» 2 Вот получишь ремня и реви в темноте, голоси и прощенья проси, выноси справедливость прещенья. Иже Кто там еси? – Но тебя заставляют: «Проси». Ну, конечно, сначала ремня, а потом уж прощенье. В темноте – никому, ничего, ни за что, никогда — не признаешь вины, и ремень тебя не застращает. Но в темнотах такое живёт, что не имет стыда и не знает любви, потому – никого не прощает. Пустяковая взбучка – горячка пониже спины, — всё до свадьбы ей-ей заживёт – хоть назавтра и сватай. Справедливость живуча – и с той, и с другой стороны, ибо все мы равны – наказующий и виноватый. «В детских поисках жизни привольной…» 3 В детских поисках жизни привольной пыльным полднем пришли ты и я под гудение высоковольтной на промзону Его бытия: ни пчелы, ни цветка, ни ехидны, над прудами – сухие кусты. Эти земли, как прежде, безвидны. Эти воды, как прежде, пусты. До Адама и Евы над бездной мы в молчаньи глядели с тобой, как в текучей лазури небесной округляется кит голубой. «Это только кажется, что просто…» 4 Это только кажется, что просто… Девочка, секретница, дитя, привыкай к душевному сиротству, с взрослыми родства не обретя. Радуйся молчанью, как подарку, там, где виновата без причин, где тебя, как мелкую помарку, красный карандаш изобличил. Девочка, подросток, канарейка — вкус вины, оскомина стыда. «Поскорее, детка, постарей-ка — вот тогда узнаешь, вот тогда…» Век спустя ты встанешь к изголовью не затем, чтоб позднее «прости» старость, обделённая любовью, кое-как смогла произнести. Ври, душа, прощайся втихомолку, — из тебя вовек не выйдет толку. В доме, где по-прежнему чужда, встретятся больное чувство долга и любовь по имени «нужда». «Спросонья прислушайся, смяв под рукой образок…» 5 Спросонья прислушайся, смяв под рукой образок, — вот боль возвращается, как возвращается нищий. И ноет, и ноет: подай мне, подай мне кусок. И гложет, и гложет, пока не подавится пищей. А ты ей: не больно, не больно… – и плачешь, и гладишь бока. Баюкай её, утешай, как голодное чадо, — кормилицей, нянькой, понявшей, что жизнь коротка и больше – не надо. И ночь выцветает в окне, как пролившийся йод. Серебряный крестик от пота темнеет на шее. Ты просишь: подай мне, подай мне… И Он подаёт, и тело, и кровь предлагая тебе в утешенье. «Смолчит стяжавший благодать…»
6 Смолчит стяжавший благодать (и скажет – перёврет). А я бы не хотела знать — когда кому черёд. Не твоего, не своего — ни года, ни числа. А если б знала, – что с того — кого бы я спасла? Кольцо покатится с крыльца — сбежавшее звено. Но претерпевший до конца… но претерпевший… но… 2016–2017 «Дремала, книжечку листала…» Дремала, книжечку листала и коротала выходной, — я не заметила, как стала старухой медленной чудной. И всё – то призраки, то дети, их колготня и суета. И всё не так на белом свете, и всё не то, и я – не та. 2016 «Когда умру и сделаюсь звездой…» Когда умру и сделаюсь звездой, а здесь оставлю выползок пустой, — довольна буду участью любою. Мне всё равно – не стану возражать: назначьте, как и где ему лежать — на кладбище под елью голубою, в земле своей – чужой по мне дыра — она с изнанки вся равнó сыра. [Гляди, душа, с отвагой голубиной, приглядывай, как мудрая змея.] А в этой яме – всё равно не я зажата глубиной и белой глиной. Сплетётся дёрн поверх земных заплат — пусть лисохвост растёт и гравилат — любой сорняк хорош в юдоли тварной, когда природа прёт на всех парах… А то, быть может, пусть развеют прах иль замуруют в нише колумбарной. Мне всё равно – не тщитесь, хороня, но поминайте иногда меня. 2016 «Сны мои раз от раза всё безнадежней…» Сны мои раз от раза всё безнадежней. Выйдешь с утра во двор, поглядишь обаче, — нет, не проснулась: воздух и морок здешний, всюду просевший снег, крендельки собачьи. Знать бы наверняка, так гори – не жалко. Сдюжу-таки, поокаю, посижу тут. [Вот бы и мне в девичестве сесть за прялку, яблоко съесть, а далее – по сюжету…] Пальцем не шевельну [рыбья кровь – водица], — принц белоконный будет ломиться в двери. Без поцелуя, только бы пробудиться. Не по делам, пожалуйста, но по вере. 2016 |
