И он громко рассмеялся, что вызвало у него приступ глубокого, надрывного кашля. Лишь через несколько секунд он смог перевести дыхание и заговорить:

– Так как же мне теперь называть вас, дамочка?

– Камилла.

– Прекрасно, значит, так и запишем: Камилла. Но я все болтаю и болтаю. Может, вам неприятны мои расспросы?

– Вовсе нет. Наоборот: кажется, от разговора с вами мне полегчало. Вы… как бы это сказать… такой неожиданный собеседник.

Симон явно смутился. Он на минуту замолчал, шумно проглотил слюну.

– Вы позволите дать вам совет? – нерешительно спросила Камилла.

– Совет? Ну-ну, говорите!

– У вас такой кашель, что, наверное, следовало бы бросить курить.

Старик оглушительно расхохотался.

– Вот уж чего не будет, того не будет! – воскликнул он. – Коли подыхать, так с удовольствием – и желательно от самых что ни на есть тяжелых наркотиков!

Камилла закурила вторую сигарету.

– А вы-то сами что делаете? – насмешливо бросил Симон.

– Следую вашему примеру – отравляюсь. Только вот не получаю от этого никакого удовольствия.

– О-ля-ля! Догадываюсь, что вы здесь не для того, чтобы любоваться речными трамвайчиками. Или я ошибаюсь?

Камилла промолчала, но ее гримаса невольно выдала глубокую душевную усталость. Однако Симона не так-то просто было сбить с толку.

– Знаете, не мое это дело, конечно, но я дожил до таких лет, когда могу прямо высказывать свое мнение, и мне плевать, что думает собеседник. Похоже, у вас неприятности, я не ошибся?

Камилла ответила не колеблясь, словно вопрос Симона освобождал ее от тяжкой душевной ноши:

– Да!

– Неприятности, с которыми трудно разделаться? Или, вернее, трудный выбор, верно?

И она снова подтвердила:

– Да… выбор.

– И, думается мне, вы не знаете, как вам быть.

– Я знаю, чего бы мне хотелось… да, это я точно знаю! Но жизнь штука сложная, и, выбрав, я могу причинить горе… еще не знаю кому, но наверняка большое горе, и мне даже думать об этом страшно!

Несмотря на свою самоуверенность, старик явно растерялся от ее признания и предпочел положить конец их беседе.

– Прошу прощения, кажется, мне придется вас оставить. Там, у моей будки, какой-то тип роется в старинных почтовых открытках.

И Симон с усилием разогнул спину, опираясь на парапет. Но Камилла удержала его за руку.

– Побудьте со мной еще минутку, пожалуйста! – попросила она. – Если хотите, я сама куплю ваши открытки.

– Ну уж нет! – буркнул старик. – Теперь-то я точно знаю, что вас интересуют не пароходики; вы еще не все мне сказали…

Он не успел договорить; Камилла смущенно отдернула руку.

– Ох, извините!

– Да не за что. Я гляжу, у вас и пальцы холодные.

Откинув голову, Камилла собрала волосы и ловко сколола их в пучок. Симон внимательно следил за каждым ее движением. Он давно научился с первого взгляда разгадывать характеры туристов по их мимике, но сейчас никак не мог раскусить эту женщину, которую встретил уже во второй раз. Камилла заинтриговала его.

– Вот видите, Симон, моя помощница уже больше часа пытается со мной связаться. Наверняка по важному делу, а я не отвечаю.

– Кем же вы работаете?

– Я адвокат.

– И вас не волнует, что ваша помощница вам названивает?

– Не знаю.

– Да всё вы прекрасно знаете!

– Вы правы, конечно, знаю. Но мне сейчас важнее находиться здесь.

– Тогда возьмите да выключите этот чертов мобильник.

– Вы уверены?

– А разве можно быть хоть в чем-то уверенным?! Только сама жизнь подсказывает нам решения, но давайте не будем философствовать попусту, просто выключите мобильник, и дело с концом.

– А скажите, вы и вправду верите в то, что сказали о «самых тяжелых наркотиках»?

– Да!

– Но ведь это жестоко по отношению к себе!

– А вы-то сами что предпочитаете – мирное прозябание в ватном коконе или полную жизнь, со всеми ее бурями и ураганами, чтобы чувствовать себя живой?

– Чувствовать себя живой… но в ватном коконе, – вот оптимальный вариант.

– Тогда кончайте ныть и валите отсюда!

– Простите? – удивленно воскликнула Камилла, шокированная такой грубостью.

– Я повторяю: кончайте ныть и валите отсюда!

– А вы не стесняетесь в выражениях!

– Да бросьте, вас вовсе не обидели мои выражения. Иначе вы давно бы уже отсюда свалили, – отбрил старик.

Наступило короткое молчание.

– Вы правы, – отозвалась наконец Камилла.

– А на ваш вопрос отвечу так: я и впрямь в это верю.

– Значит, когда вы говорили о наркотиках, вы имели в виду…

– Полагаю, мы друг друга поняли. Самые опасные наркотики – вовсе не зелье, которым ширяются. Я имел в виду не ту отраву, что загоняют в вену, разрушая свое здоровье, а ту, что разрушает… вашу жизнь.

– И что же делать в таком случае?

– Разумно дозировать.

– Это не так-то легко, – прошептала Камилла.

– Да, нелегко, но только вы одна можете знать свою… как, бишь, это называется у нынешней молодежи? Ага, вспомнил: свою shoot[11]. Так ведь они говорят?

И Симон заключил:

– Ну, ладно, всего не перескажешь; с вами приятно беседовать, но покупатели-то не ждут!

Потом с ухмылкой добавил:

– Приходите еще, когда захочется, я вас все-таки попотчую своим табачком, лучшим из всех тяжелых наркотиков.

– Даже не надейтесь!

Но старик вдруг схватил Камиллу за руку и сказал, пристально глядя ей в глаза:

– На самом деле вам не требуется мой «тяжелый наркотик». Я уверен, что у вас есть свой, хоть и не знаю, какой именно. И вы никак не можете решить, что делать – увеличить дозу или покончить с этим раз и навсегда.

– Вы просто удивительный человек!

– Еще бы, вот уже пятьдесят лет как я разгадываю клиентов по их повадкам, и всё те же пятьдесят лет успешно торгую старыми книгами и открытками, чему ж тут дивиться… Но я вам, верно, уже надоел, а покупатели и впрямь ждать не любят. Так что мне пора.

– Спасибо вам.

– И последний совет: отказ от наркотика не всегда себя оправдывает. После этого долго мучаешься, а кончается тем, что к нему все равно тянет… Так что подумайте хорошенько, прежде чем принять решение! И не забудьте свою картину, – я уверен, что она великолепна!

И в самом деле, Камилла оставила картину у ног, прислонив к парапету, и чуть не забыла о ней во время этого неожиданного разговора.

Старик помахал ей на прощание и направился к своей «будке», где столпились многочисленные покупатели.

Беседа с Симоном показалась Камилле странной, почти нереальной. Без сомнения, это объяснялось переизбытком эмоций и тягостными мыслями, которые она без конца перебирала и переоценивала. Увы, в конечном счете она так и не пришла ни к какому решению.

В ее кармане снова завибрировал смартфон; она поспешно выхватила его и увидела, что это уже пятый вызов ее помощницы. На сей раз Клаудиа прислала ей сообщение о том, что Ришар добился встречи с судьей, и тот обещал принять ее завтра в 9 часов утра во Дворце правосудия.

Несмотря на срочные дела, подавленная Камилла чувствовала, что не способна вернуться на работу и снова штудировать досье Дюронтена. Она предпочла отправить помощнице эсэмэску с просьбой переслать основные документы на ее личную почту, чтобы заняться ими попозже вечером, у себя дома.

И все же Камилле пришлось идти к Дворцу правосудия, – там была припаркована ее машина. Она пересекла Сену по Новому мосту и спустя десять минут уже увидела впереди колонны театра «Одеон». Как раз в этот момент пришла эсэмэска от ее дочери Ванессы:

Камилла вздохнула; она собиралась поехать домой и хоть немного передохнуть, прежде чем приступить к своим обязанностям матери семейства, а затем и супруги, когда Ришар вернется после первого дня своего процесса. Он, конечно, не преминет произнести, смакуя свою вечернюю порцию виски, монолог, который она, как всегда, выслушает с притворным интересом, не особенно вникая в смысл.