Утром, придя на службу, Бьякуя первым делом провел смотр новичков. Для тестирования выделил десятого офицера. Лейтенанта у него все еще не было, да и ставить третьего офицера против желторотых сопляков – многовато им чести. Ну десятый и провел… кхм… разведку боем. Понаблюдав за избиением младенцев, Бьякуя коротко дернул бровью и ушел к себе – переводить аристократических детишек в рядовые. Вони, конечно, будет до небес, но не все адьюкасу жрачка!

После обеда, утрамбовав приказ капитана в свои многомудрые головы, благородные господа выпускники явились качать права. Правда, под внимательным ледяным взглядом Кучики-тайчо быстро стушевались и короткую речь выслушали молча и с должным почтением. Бьякуя ограничился тем, что безразлично бросил: «Благородное происхождение не делает вас шинигами, звание офицера еще надо заслужить», а на открытый было одним из пацанов рот выразительно выгнул бровь. Бунт был подавлен в зародыше.

Правда, еще через полтора часа старшим офицерам пришлось разнимать драку: руконгайские рядовые, воспринявшие понижение знатных однокашников как знак к действию, распустили языки. Благородные молокососы не нашли способа заткнуть язвительных простолюдинов и полезли выяснять отношения на кулаках. В результате на суд капитана предстали семь мятых, битых и злобно зыркающих друг на друга засранцев. Бьякуя внимательно и долго вглядывался в каждого из них, дождался, пока все забудут как дышать и вострепещут, и вкатил каждому четыре наряда вне очереди. Третий офицер с трудом подавил злорадную ухмылку и в красках расписал детишкам, что некоторым сейчас придется засучить рукава и испачкать вельможные ручки в грязной воде, отдраивая родные казармы. На возмущенное сопение и зубовный скрежет Кучики-тайчо позволил себе заметить, что труд превратил обезьяну в человека.

День близился к завершению, когда под открытым окном капитанского кабинета послышалось шуршание метлы и недовольный бубнеж:

- …сам такой! Можно подумать, он свой пост не за красивые глаза получил!

- Ну ты и деби-и-ил! – ответили недовольному (судя по голосу, одному из знатных юнцов). – Конечно, не за глаза! За благородное происхождение! Всем вам, дворянчикам, везет незаслуженно…

- Сам дебил! Чтоб тебе всю жизнь так везло.

- Оба вы дебилы, – раздался третий голос, принадлежащий восьмому офицеру. – В Готей не берут ни за глаза, ни за происхождение. Если б так было, вам, руконгайцам, тут бы места не нашлось. А ты, весь из себя благородный, хоть бы учил историю Кланов, ее в Академии преподают. Наш капитан уж скоро полвека, как на службе. Он Академию экстерном закончил, с отличием. Потом был младшим офицером, и не только в шестом отряде. Потом при деде своем лейтенантом, а это, доложу я вам, не пиалку чая выпить. Старый капитан так гонял, что его требованиям соответствовать немногие могли.

- Ага, не за глаза, щас прямо! – обиженно фыркнул первый голос. – А жена его, надо полагать, сразу из Академии в офицеры не за знатность угодила?

- А это ты у Куроцучи-тайчо спроси, – сладко пропел офицер. – Он человек до-о-обрый, он тебе в подробностях ответит, за что взял ее на стажировку, год натаскивал, а потом утвердил в чине. Или вон у нашего тайчо узнай, вы как раз эту познавательную беседу под его окном ведете. Под его открытым окном…

Офицер удалился, посмеиваясь, а Бьякуя отчетливо расслышал задушенный стон. И заданный, стесняясь и запинаясь, вопрос: «Слышь, а что такое икс-терн?»

В целом день можно было считать плодотворным и почти спокойным, но счастье было возможно, а не гарантировано. За три минуты до окончания рабочего времени над Готеем прогремел взрыв.

Бьякуя даже ухом не повел, спокойно сложил проработанные за день документы, педантично выровняв по кромочке, поправил Гинпаку, взял в руки занпакто… и тут ему прямо на нос спикировала адская бабочка, истерично трепыхая крылышками.

- Коллега, – деловитый голос Маюри звучал как-то странно. – Придите, соберите свою супругу. Сама она из-под кустов выбираться не желает, говорит, что без шихакушо ее только вы имеете право видеть. Мне-то до акари, но младшие научные сотрудники могут не оценить. Или оценить слишком… Короче, мы на нашем полигоне…

Дальше Бьякуя не слушал. Две секунды ушло на то, чтобы восстановить дыхание и сердцебиение, еще семь – на шунпо до дальнего полигона двенадцатого отряда. Развороченный кеккай, сияющий чистым спектром и рваными краями по окружности, он заметил издалека. Просьба Куроцучи «собрать супругу из-под кустов» вдруг приобрела угрожающий оттенок. Может быть, этот псих предлагал собрать то, что осталось от Анеко?..

Вопреки дурному предчувствию, никаких разрушений на первый взгляд заметно не было. То есть совсем никаких. Не то, чтобы Бьякуя хорошо себе представлял, что собой являет полигон Технологического бюро, но ведь что-то, кроме идеально ровной круглой площадки, тут было?

В центре гигантского круга толпились шинигами в белых халатах. Бьякуя заставил себя остановиться, перевести дыхание и принять достойный вид. К группе малость закопченных и взлохмаченных ученых он приблизился со всем возможным спокойствием. Знал бы кто-нибудь, чего ему стоило не орать на психопатов, подвергших риску его жену!

- А-а-а, Кучики-тайчо! – возрадовался Маюри, жестом разгоняя своих выкормышей. – Наконец-то!

- Где кусты? – бесстрастно поинтересовался Бьякуя.

- Э-э-э? Да нет, про кусты – это просто к слову пришлось, – отмахнулся псих всея Сейретея. – Вот, извольте наблюдать, наше юное дарование достигло банкая! – он картинно повел рукой в центр композиции «ученые изучают новый вид белены галлюциногенной», где на белом песочке возлежала целая и невредимая, только слегка растрепанная госпожа старшая супруга. Возлежала как-то расслабленно, задумчиво изучая проплывающие по небу облака. Заслышав голос горячо любимого супруга, девушка пошевелилась, но потом передумала подниматься.

- Это не я достигла, – сказала она как-то отстраненно. – Это он меня достиг.

- Кто? – Бьякуя так растерялся, что даже моргнул несколько раз.

- Банкай, – Анеко пожала плечами. И вздохнула. – Ладно, поднимайте меня, ребята, муж пришел!

Она протянула вверх руки, и двое молоденьких щавликов тут же потянули ее, ставя на ноги. Анеко повела плечами, отряхнула пыль с формы и буднично сказала Бьякуе:

- Привет.

- Что здесь произошло? – молодой человек начал закипать и с трудом давил в себе нахлынувшую ярость. Злился он на свое непонимание ситуации, на спокойствие окружающих, включая вроде бы пострадавшую жену, и на то, что так перепугался несколько минут назад.

- Говорю же! – влез Куроцучи. – Ваша супруга достигла банкая!

- Отстаньте, тайчо, – вяло отмахнулась девушка. – Ничего я не достигла. Это Тора с каких-то пеньков решила, что пора…

Короче говоря, впервые за год с небольшим совместной жизни Бьякуя познал все прелести семейного скандала.

Нет, он честно ничего не сказал при посторонних. Честно дотерпел-домолчал до дома. Честно отвел госпожу супругу в додзе, над которым честно и ответственно поставил кеккай. И только после всех этих манипуляций строго поинтересовался у бессовестно спокойной девушки, какого меноса она творит.

Госпожа супруга прищурилась, какое-то время пристально рассматривала дорогого мужа, склонив голову на бок, а потом ответила… Кто бы знал, что у нее такой объем легких! Бьякуя, на которого никогда в жизни никто не повышал голоса, даже пошатнулся. Пока Анеко орала, он подбирал утерянный было дар речи. А потом последовал примеру жены… Да, у него объем легких тоже был впечатляющий. Они доорались до хрипоты, и только после этого обратили внимание, что основные претензии друг к другу звучат: «Как ты можешь так собой рисковать?!» и «Я, по-твоему, не волнуюсь, когда ты в рейды уходишь?!»

Исчерпав запас обвинений, молодые люди неловко замолчали, не глядя друг на друга. Долгой минуты в напряженной тишине хватило, чтобы осознать нелепость ситуации и устыдиться.

- Прости, – пошла на мировую Анеко. – Я перенервничала и сорвалась. Ты прав, это было… необдуманно.