====== Развод и девичья фамилия ======
Кучики Гинрей чувствовал, что его время подходит к концу. Смерть сына словно вынула из сильного шинигами некий стержень, и единственное, что держало старого капитана на поверхности, – осознание, что Бьякуя не готов. Внук был слишком юным, слишком импульсивным, слишком горячим, чтобы нести бремя ответственности так, как этого ожидают от Кучики – гордо и достойно. Не справится. Пока.
Но и у Гинрея сил оставалось все меньше. Неизбывная тоска подтачивала душу, как термит подтачивает основы строения. К тому же, служба приносила все больше ран, чего в юности и в зрелые годы не случалось, и отнимала все больше сил. Не только глаза и руки подводили опытного военного – сама реацу становилась нестабильной, шалила в самые неподходящие моменты. Это было опасно, и не только для Кучики, но и для его подчиненных. И для клана: неудача одного человека может лечь несмываемым позором на всю семью. Этого допустить нельзя.
Скрепя сердце, Гинрей принял решение. Клан пора было отдавать в молодые и сильные руки. И отряд тоже. Ну а с некоторыми особенностями характера юного Бьякуи можно справиться, попридержать пацана… Хотя какой он пацан? Вовсю мотается на свидания, знать бы еще, к кому…
Кучики Гинрей с кряхтением сел в сейдза, придвинул столик для каллиграфии, положил перед собой лист тончайшей бумаги с монами рода. На несколько мгновений кисточка повисла в воздухе – старый шинигами обращался к ками. А затем решительно нанес первые штрихи письма.
Аня бездумно смотрела в окно. Темнота за стеклом затягивала в гиблый омут безысходности, и даже размытые отражения фонарей и фар не разбавляли черного провала, в который девушка падала неотвратимо и пугающе быстро. Сегодня ее жизнь разрушилась. В очередной раз.
Ане никогда не жилось легко. В шесть лет она потеряла родителей и попала в детдом, потому что близких родственников, которые согласились бы взять маленького ребенка, не было, а дальних никто не стал искать. Она как-то выжила в постперестроечном беспределе, в который погрузились все социальные структуры бывшей великой страны. Она даже получила образование, можно сказать, лучшее из того, на которое могла рассчитывать. Стала учительницей. Она вышла замуж по большой и чистой любви и много лет сражалась с родней мужа, считавшей, что «детдомовка» не ровня их славному мальчику. И вот теперь этот славный мальчик, с которым они прошли огонь, воду и канализационные трубы семейного счастья, с ней развелся.
Боли не было. Обиды не было. На месте души зияла пугающая пустота.
Сколько она простояла у окна, заглядывая в глаза своей пустоте? Наверное, несколько часов. Секретарь суда давно вынесла документы, сочувственно покосилась на помертвевшую женщину и что-то пропищала про кабинет психолога. Аня не отреагировала. Проходящая мимо уборщица сказала, что здание суда закрывается, потому что поздно и все ушли.
Девушка несколько раз моргнула, пытаясь понять, что ей говорят. Раскрыла сумку и достала журналы – манга, подарок племяннику мужа. Теперь уже чужому мальчику, которого она любила едва ли не больше, чем того, кто ее предал. Вложив в одну из брошюр листики, на которых казенным языком излагали конец ее жизни, Аня вышла из здания. Куда идти дальше, она не знала.
Поздний вечер, дождь со снегом, размытые огни и холод в сердце. Проплакаться бы, но слез не было. На остановке девушка села на лавочку, вынула мангу и стала листать. Холодно? Мокро? Не все ли равно?
Со страниц смотрели яркие, интересные, живые люди. Вот этот рисованный рыжий парнишка чем-то неуловимо напоминал Серегу – теперь уже не ее племянника. Девочка с огромными выразительными глазами цвета вечерних незабудок походила бы на одну из учениц, если бы не выражение лица – Ленка никогда не была настолько решительной. Смуглый гигант с длинной челкой – вылитый физрук Валерий Степанович, челюсть такая же квадратная, плечи такие же широченные, спокойствие такое же олимпийское. Тоненький очкарик – просто одно лицо с заучкой и ботаником Юрочкой Сидоренко, надеждой всего интерната на победу в математическом конкурсе. Рыженькую обаяшку с пышными формами можно ставить в пример первой школьной красавице Светочке – рисованная девочка ведет себя прилично, на мальчиков не вешается. А красноволосого, с хвостом а-ля ананас, предъявить бы Роме Баранову: тот, что придуман неизвестным японцем, куда более общителен и открыт, чем родной школьный неформал; вдруг увидел бы параллель, перестал бы шугать всех вокруг и сам шарахаться от людей…
Аня прикрыла глаза. С Сережкой она дружила с первого дня своего замужества, и жена мужниного брата была чуть ли не единственным человеком, принявшим девушку нормально, без пренебрежения и предубеждения. Теперь это общение сойдет на нет, и от этого вдвойне больно. Надо будет передать Сережке мангу, он так ждал эти выпуски! Мальчишка настолько увлекся, что даже тетушку подбил на просмотр аниме, снятого по манге.
Аня представила, как все было бы еще месяц назад. Увидев целую стопку журналов, подросток подскочил бы к ней с радостным воплем, подхватил на руки – в его шестнадцать он уже был выше на голову и вдвое шире, – покружил, потом вцепился бы в мангу и выпал из жизни на какое-то время. Впрочем, ненадолго. Уже через час на Аню вывалили бы поток информации, посвятили бы в новые детали истории японских мифических существ, потыкали бы пальцем в самые выразительные картинки. Чего греха таить, сама госпожа завуч интерната тоже увлеклась бы, задавала вопросы, пыталась бы вспомнить подзабывшиеся моменты, все-таки они с Сережкой влипли в эту историю с мангой-аниме еще четыре года назад, кое-что стерлось из памяти. А потом пришел бы Андрей, посмеялся над «взрослой тетенькой, читающей комиксы» и отгреб бы от племяша за непочтение к трудам неизвестного мангаки. Вернее, это мужу художник из Страны Восходящего Солнца незнаком, а вот Аня с Сергеем – дело другое!..
На этом месте девушка открыла глаза и втянула воздух сквозь сжатые зубы. Стоп. Нет и не будет больше никакого Андрея! А Сережка…
- Девушка! – раздался голос из подъехавшего автобуса. – Вы заходить будете? Последний рейс, следующий в пять утра будет.
Аня непонимающе уставилась на водителя в полосатой бейсболке, злого и уставшего, говорившего с ней через открытую дверь своей кабины.
- Ну так едете? Погода вон какая, пешком не дойдете.
Аня зашла в сырое холодное нутро автобуса, удивленно посмотрела по сторонам. В салоне она была одна. Сколько же времени девушка просидела на остановке, невидящими глазами разглядывая захватывающие рисунки? Несколько часов, не иначе. В недавние времена она бы подумала, что теперь ей обеспечена простуда и как минимум неделя вынужденного безделья, а ее оболтусы в это время будут активно отбиваться от рук. Сегодня все это не имело значения.
Не глядя усевшись где-то в середине автобуса, Аня снова раскрыла мангу. Что угодно – только не думать об этом дне, который все не закончится… Еще одно лицо, бледное, тонкое, холодное. Опущенные ресницы скрывают боль в темно-серых глазах. Господи, даже нарисованным людям бывает больно! «Они не люди, они – шинигами!» – сказал бы Сережка. Аня потрясла головой, отгоняя непрошеные мысли. Отстраненное безразличие – защитная реакция сознания – отступало, впуская в сердце колючие ростки нестерпимой боли. Не думать не получалось. Сами собой пришли воспоминания полугодовой давности.
- Если мы не родим сейчас, потом будет еще сложнее, – говорил Андрей, потягивая пиво. Аня сидела за столом напротив, напряженно разглядывая радужную пленку на чайной поверхности в своей кружке. – Нам уже по тридцатнику, пора… Ты к врачу ходила?
- Ходила, – глухо отвечала девушка. – Заключение на полке. Ты врач, сам почитай.
- Анюта, ты не злись, – бодро высказывался муж, косясь на полку за спиной жены. – Но ты ж сама говорила: семья без ребенка – не семья.
- Давай возьмем из детдома…
- Ты опять?!.
А недавно выяснилось, что ждать, пока молодая супруга разберется со своим организмом, перспективный доктор, умница и просто красавец не стал и познакомился с барышней куда более юной, куда менее проблемной и, главное, способной подзалететь без всяческих дорогостоящих курсов лечения. Что та с успехом и сделала.
