Теплый весенний ветер нес с собой мелкую пыль, прошлогоднюю листву и ожидание неизвестно чего. В преддверии годовщины свадьбы Бьякуя нещадно гонял своих бойцов, опасаясь, что один-единственный день без его присмотра превратит солдат в стадо туповатых бездельников. Анеко, заполучив документальное подтверждение своего служебного статуса, производила некие разрушительные перемены в пресловутой 3Q-лаборатории, наотрез отказываясь расшифровывать это странное название. На собраниях капитанов Маюри закатывал глаза и стонал, что «все Кучики – изверги». На эти заявления неадекватно реагировали все, кроме Уноханы и самого Бьякуи. Его вполне устраивало быть извергом.

С новой стороны раскрывался характер тихой скромницы Хисаны. Госпожа младшая жена производила весеннюю уборку поместья. Под ее чутким руководством все, что могло быть вытряхнуто и выстирано, подвергалось тщательному вытряхиванию и стирке. Все, что могло быть помыто и отполировано, мылось и полировалось. Все, что могло быть хоть как-то обновлено, обновлялось. Бьякуя с затаенным интересом наблюдал этот процесс. Если Анеко слушались беспрекословно по той простой причине, что она родилась в Великом Доме и имела право приказывать априори, то Хисану поначалу не воспринимали как госпожу и повиновались лишь из страха перед дайме. Но миниатюрная брюнетка нашла способ заставить прислушиваться к себе. Для этого ей достаточно было слегка склонить голову и поднять на собеседника глаза. Фиалковый взгляд, мягкий, немного укоризненный, преисполненный кротости, творил чудеса. А если Хисана добавляла во взор чуточку мольбы, отказать ей не мог никто, включая сурового Гинрея и прижимистого Акиру-сана. Однажды заметив, как госпожа младшая жена воздействует на людей, Анеко обозвала увиденное непонятным термином «Кот из Шрека» и задумчиво пробормотала что-то про секретное оружие. Как всегда, добиться от девушки разъяснений относительно кота и понять, что это за место такое – Шрек, – оказалось невозможно. Однако Бьякуя уже привык, что на некоторые вопросы Анеко не отвечает никогда, и перестал спрашивать.

В начале апреля молодой дайме взял выходной и с самого утра, пока госпожа старшая жена не усвистела на службу, заглянул к ней в комнаты. Мерцающий экран в токономе искрил помехами, сквозь которые доносились вопли Куроцучи. Анеко прыгала на одной ноге, пытаясь обуться, и через плечо огрызалась на монитор. Собиралась на работу девушка в неподражаемой манере «дом вверх дном». «Не помнит», – немного огорченно подумал Бьякуя, но предаваться унынию не стал. Для того ведь и пришел – чтобы напомнить.

Он молча выключил монитор (освоил за несколько месяцев обращение с тонкой духовной электроникой), взял удивленно замершую жену за руку и так же молча повел ее в глубь дома. Только возле фусума в помещение персонального княжеского сенкаймона девушка на миг замешкалась, недоуменно прошептала: «Бьякуя?..». Он хитро усмехнулся, подмигнул и втолкнул супругу в переход.

Они вывалились в мир живых на юге, метрах в сорока над землей. Анеко, не привыкшая к переходам между мирами, не удержала равновесия и уцепилась за рукав мужа. Бьякуя подхватил ее под локоть, потом притянул к себе и, заговорщицки подмигнув, стал вертеть головой. Девушка молчала, хотя он ожидал множества вопросов, и тоже осматривалась.

- С высоты птичьего полета все кажется не таким, – завороженно произнесла она.

- Мне тоже нравится, – отозвался молодой капитан. Выпустил жену из объятий, но тут же крепко взял за руку и, кивнув головой в направлении пологого холма, увлек ее в ту сторону.

Анеко следовала за мужем со смешанным чувством тихой радости и легкой настороженности. Боялась, что эта прогулка на поверку окажется каким-нибудь важным делом, к которому Бьякуя решил привлечь жену. Но юный дайме легко опустился на еще влажную от утренней росы траву, поймал госпожу супругу за талию и, обняв, коснулся губами виска.

- Ты помнишь, какой сегодня день? – спросил Бьякуя шепотом.

- Я думала, ты не помнишь, – тоже шепотом ответила девушка.

- Обижаешь, – усмехнулся молодой человек. – Разве такое можно забыть?

Анеко фыркнула мужу в шею, прижалась к нему потеснее.

- Да уж! Незабываемые впечатления! Два совершенно незнакомых человека вынуждены всю жизнь провести вместе, при этом один малость не в себе, а второй любит совершенно другую…

- Т-с-с! – Бьякуя приложил палец к губам девушки, серьезно и тепло посмотрел ей в глаза. – Сегодня только мы с тобой.

Анеко опустила веки, перевела дыхание и потерлась щекой о ладонь молодого человека.

- Как же я рада, что ты у меня есть, – искренне выдохнула она.

Яркое нежаркое солнце удивительно быстро взбиралось на небосвод, вызолотив молодую траву и яркую зелень. Бьякуя водил Анеко по удивительно красивым местам, показывая то уникальные растения, то восхитительные пейзажи. Они долго сидели у водопада, болтая ногами в холодной быстрой воде, потом плутали по лесу, и Анеко то и дело останавливалась, чтобы полюбоваться, как сквозь гигантские кроны просачиваются пласты солнечного света. Смеялась, пытаясь поймать в ладонь лучи. Бьякуя не торопил жену, но путь его не был выбран наугад. В конце концов они оказались под огромным японским кедром, древним даже на вид. Молодой человек прикоснулся к стволу дерева с явным уважением.

- Представляешь, ему больше семи тысяч лет, – тихо сказал жене. – Его называют Дзёмонсуги, и люди верят, что, постояв под его сенью, станут счастливее.

Анеко подошла и тоже положила руку на шершавую кору, погладила гиганта, подняла голову, рассматривая уходящую ввысь крону.

- Во многих странах, – так же тихо сказала она, – у таких волшебных существ принято просить исполнения желаний. Если Дзёмонсуги слышит меня, я бы хотела, чтобы наша семья оставалась такой же дружной и счастливой, как сейчас. И, конечно же, росла, становилась больше.

Она повернулась к Бьякуе, и он оказался очень близко – так близко, что его дыхание касалось щеки девушки. Ему потребовалось всего лишь слегка склонить голову, чтобы притронуться губами к виску жены, потом проложить дорожку из невесомых поцелуев по скуле и щеке, и поцеловать доверчивые губы, отвечающие ему с радостью и нежностью.

Они целовались под древним кипарисом, не отнимая рук от древесного ствола, и приобретшая за многие тысячелетия разум сущность благосклонно окутывала молодых людей своим одобрением. Дзёмонсуги было даже немного жаль, что красивые молодые духи не стали заниматься любовью рядом с ним, но из сбивчивого шепота древний гигант понял, что они не хотели оскорбить его величавое достоинство не вполне пристойными действиями, и легко отпустил их, пожелав счастья и благополучия.

А Бьякуя и Анеко, продолжая целоваться даже в шунпо, оказались на очень маленькой полянке, скрытые ото всех возможных свидетелей густыми зарослями, и сами не заметили, как остались без одежды, как сплелись, слились, растворились друг в друге. Не было ни шуточной борьбы, столь привычной и веселой, ни игривых подначек. Были нежность, и нега, и ласка, и тихие стоны, и вздохи, и горячие руки, и настойчивые губы, и близость – не просто соединение тел, но единение душ, о котором говорят, что двое как одно целое.

Солнце уже давно переползло через зенит, когда молодые Кучики выбрали из волос траву и листики, кое-как расправили одежду и, держась за руки, отправились куда глаза глядят. Понаблюдали за смешными обезьянами, непуганными и оттого нахальными, встретили якусику с новорожденным олененком, посидели в маленьком храме, уместившемся внутри древесного корня. А потом Бькуя вывел Анеко на живописную прогалину, где извлек из-под вороха веток корзинку с едой. Девушка, посверкивая глазами и обзывая мужа хитрецом, с удовольствием перекусила и с не меньшим удовольствием покормила молодого дайме. Он смеялся и говорил, чтобы она не надеялась, будто приручила его окончательно, и ловил губами кончики ее пальцев, и уворачивался от «самых вкусных кусочков», и жаловался мирозданию, что такими темпами растолстеет и помрет, строя при этом уморительные рожицы.