Обуреваемый тревожными предчувствиями, Гинрей не замечал, что рассматривает самые плохие варианты. Он следил за пацаном издалека, но довольно пристально. И постепенно стал отмечать, что за свойственными маленьким детям непосредственностью и наивностью просматривается закаленный непростой жизнью характер. Едва мальчишка слегка оправился, почувствовал силы встать с постели, как тут же это и сделал. Пошатывался, моментально уставал, но упрямо поднимался по утрам вместе со всеми, упрямо таскался с Рукией на уроки грамматики, упрямо постигал тонкости хороших манер… Гинрей видел, что занятия даются ребенку нелегко, но Ренджи не сдавался. Мрачная решимость на детском лице иногда пугала. Особенно в те дни, когда из выделенной под обучение маленьких членов семьи комнаты мальчишку выносили на руках.

В такие вечера Бьякуя отчитывал ребенка, посадив к себе на колени. Гинрей как-то раз услышал, проходя мимо кабинета внука в свои покои.

- Рен-тян, – голос молодого дайме был очень мягок, – нет никакой необходимости так над собой измываться. У тебя еще не так много сил, чтобы выкладываться по полной. Вот окрепнешь, тогда и покажешь все свои способности.

Кучики-старший притормозил, как можно тише приоткрыл створку седзи, заглянул внутрь. Бьякуя сидел за столиком для каллиграфии, скрестив ноги. На одном колене примостился мальчишка, красноволосая голова лежала на плече юного князя. Ренджи сопел, комкая в пальцах полу своего косодэ.

- Я от Рукии отставать не хочу, – пробурчал мелкий упрямец.

- Даже если ты немножко отстанешь, ничего страшного не случится, – Бьякуя погладил ребенка по голове. – Куда ты так торопишься?

- Вы мне сами говорили… Что я уже большой, просто заболел и снова стал маленьким. А если я поправлюсь? Так и буду не уметь читать? Меня Рока засмеет.

У Бьякуи дрогнули плечи, но он не позволил себе смеяться – чтобы мальчишка не подумал, что насмехаются над ним.

- Рока не станет, – успокоил его дайме. – Он не злой и не глупый. И Рукия не станет над тобой смеяться. Почему ты думаешь о самом плохом? К тому же, станешь старше – тебе и учеба даваться будет проще.

- Да-а?! – Ренджи задрал голову, округлившиеся карие глаза уставились на Бьякую с надеждой. – А я тогда смогу, как вы?

- И до каллиграфии дело дойдет, – подтвердил внук. – Всему свое время, Ренджи. Но если хочешь, могу показать тебе кое-что прямо сейчас.

- Хочу, – застенчиво прошептал мальчик и покосился на письменные принадлежности. По любопытно вытянувшемуся носу и прикушенной губе Гинрей догадался, что древнее искусство вызывает у мальчишки трепет и азарт одновременно.

Он не стал задерживаться тогда у седзи, ушел к себе. На душе почему-то было тепло. Вопрос с родными правнуками пока висел в воздухе, но стало понятно, что Бьякуя будет внимательным отцом. Убедить бы его только не превращаться в размазню и не баловать детей.

Но вот стоя в генсейском магазине детских игрушек, Гинрей хмурил брови и кривил губы. Как тут не избалуешь мелких паршивцев, когда у самого глаза разбегаются? Эх, были бы в его собственном детстве такие солдатики! А еще стало понятно, почему госпожа старшая невестка так зло шипела в адрес Сейретейского Центробанка с их курсом обмена йены духовной на йену обычную: на подарки для такого количества приглашенных детей и подростков – где только откопала?! – прихваченной с собой суммы могло и не хватить. Тяжко вздохнув, Кучики Гинрей, отставной капитан Готей-13, отставной дайме и вообще военный в ками-знают-каком-поколении сдался и призвал на помощь работницу магазина.

Введенное Анеко очередное безобразие и злостное нарушение традиций – голосование на семейном совете в узком кругу – назначило день праздника на двадцать пятое декабря. Госпожа старшая жена хмыкнула, заявила, что седьмого января доберет свое, и скрылась в своей непонятной 3Q-лаборатории. После посещения мрачных казематов двенадцатого отряда почтенная госпожа Хироко, экономка поместья, мечтательно закатывала глаза и причмокивала губами… Праздник приближался, и наконец день Х наступил!

Никогда, – повторял про себя Кучики Гинрей, – никогда больше я не допущу в родовое поместье посторонних!

Никогда! – вопила фамильная гордость и ворчала врожденная аккуратность старого капитана, – никогда не позволю собрать в одном месте столько детей!

Никогда, – стонали старческие нервы и припадочно тряслись барабанные перепонки, – никогда не думал, что жалкий десяток-другой детишек может производить столько шума! А эти!.. – Гинрей косился на радостно скачущего вокруг елки Кёраку и весело хлопающего в ладоши Укитаке. – Капитаны! Ну привел малолетнюю лейтенантку на праздник – сядь в сторонке и тихонько напейся, как все приличные люди! Нет, надо ж было ему в … экхм… хоровод, кажется? Ага. В хоровод лезть! Наравне с мелюзгой… Тьфу! Во что превращается Готей?!

Надо сказать, что количество капитанов Готей-13 на детском празднике в поместье Кучики подозрительно напоминало внеплановое собрание у Командора. И если Унохана Рецу и Куроцучи Маюри уже были привычными гостями в доме рокубантай-тайчо и его семьи, то Укитаке, Кёраку и Зараки казались здесь странными и неуместными. Однако госпожа старшая невестка так не считала: по ее мнению, если приглашать малышку Нанао, то и ее капитана – тоже. А если приглашать Кёраку, то как сделать это без Укитаке – они ведь друзья? Тем более, что Укитаке – сэнсэй обожаемого господина мужа! Присутствие Зараки более чем обосновано – он ребенка привел! И не важно, что «ребенок» уже не первый год служит в Готей лейтенантом. Анеко уперлась: раз Кусаджиши Ячиру выглядит на шесть лет, ведет себя как шестилетка и поглощает сладости с энтузиазмом шестилетнего ребенка, значит, она такая и есть, а лишать малышку праздника – грешно! Ну подумаешь, шумная, бесцеремонная, местами даже нахальная, зато счастливая!

К слову, Зараки тоже малость обалдел от ярких огней, вспышек фейерверков и гама детских голосов. Выпустил свое розовое сокровище в гущу разновозрастных стервецов, хлопнул стопку – как он думал! – сакэ, крякнул и отполз на энгаву.

- Смешной, наивный человек! – фыркнула ему вслед Анеко. – Вот детишки попрыгают вокруг ёлки и пойдут играть в снежки. Как вы думаете, в кого первого попадет Ячиру?

Гинрей покосился на нее, разрумянившуюся, с весело горящими глазами, и ничего не ответил. Хорошо, если снежком в морду Зараки засветит Ячиру, а не кто-нибудь из благородных малышей, которых здесь тоже хватало. В гости на «детский утренник», начавшийся часов в пять вечера, внук со своими стукнутыми женами пригласили и тех из вассалов обоих Великих Домов, у кого были дети до восемнадцати. С детьми, разумеется! Короче говоря, в зале было не продохнуть.

Всего через пару часов пожилой гэнро обнаружил, что старшие представители благородных фамилий вовсю теряют лицо в обнимку с устрашающе благодушным капитаном двенадцатого отряда, оказавшимся страстным любителем заморского алкоголя, к коему незаметно и очень быстро пристрастил почтенных отцов семейств. В кругу высокородных дам, пыхтящих в церемониальных многослойных кимоно, внезапно обнаружилась блондинка с пышными формами – лейтенант десятого отряда. Гинрей покрутил головой и понял, в чем дело: среди подростков он заметил белоснежные вихры четвертого офицера того же отряда. Мальчишка хмурил брови, напускал на себя серьезный вид и изо всех сил изображал полнейшее безразличие к экзотическим сладостям. Безуспешно, впрочем, ибо с одной стороны к юному Хицугаи подкрадывалась Рукия с куском торта наперевес, с другой подступали объединенные силы Ренджи и Ячиру, вооруженные карамельной картечью… Иными словами, Тоширо уже проиграл, но пока еще об этом не догадался. Рангику же вела успешные маневры по спаиванию мамаш и раскрепощению воспитанных девиц – до полного улета… Хорошо хоть, что капитана своего потеряли по дороге, а то бедлам вышел бы еще более знатный.

В сторонке от взрослых, увлеченных импортными деликатесами, распускали павлиньи хвосты мальчишки постарше. Впереди, гордо выпрямив спину и вскинув голову, выпячивал грудь Торами Рока. Его «свита» из подростков синхронно повторяла за маленьким дайме. Представление давалось для единственного зрителя – Исэ Нанао. Лейтенант восьмого отряда замерла со стаканом лимонада в руке и продумывала отступление от окруживших ее благородных юнцов. В очках отражались россыпи конфетти и проблески шокового состояния. Отиравшиеся поблизости отроковицы высокого происхождения источали флюиды зависти и неподобающего любопытства.