Алатариэль коротко вздохнула, когда его теплые губы легко коснулись ее. Если бы не сильные руки, бережно прижимающие к груди, она непременно бы упала: ноги будто стали ватными, колени подгибались, а голова ощутимо кружилась. Боясь утонуть в водовороте чувств и эмоций, она вцепилась в его мантию.
Нежные и податливые, покорно приоткрывшиеся навстречу его ласковым прикосновениям губы пьянили Мелькора. Одна рука покинула талию, зарываясь в роскошные волосы эльфийки, а язык смело проник в ее рот, исследуя и искушая. Алатариэль тихонько всхлипнула, робко и неумело отвечая на поцелуй. Эта невинная пылкость сводила с ума, и Вала с трудом заставил себя оторваться от манящих губ, напомнив себе, что излишний напор может испугать ее, и желанная добыча ускользнет из расставленных им сетей. Растрепанные его пальцами волосы, рассыпавшиеся по плечам, чуть припухшие губы и рассеянный, с поволокой взгляд девушки заставили его довольно усмехнуться.
— Алатариэль, — мягко окликнул он ее. В черных глазах Мелькора еще пылало жаркое пламя, под этим горящим взглядом щеки девушки зарделись, и она спрятала лицо на его груди. — Теперь… ты знаешь?
Она кивнула, не поднимая головы, и Вала тихо рассмеялся.
***
Вскоре девушка узнала от Ириссэ о том, что Феанор заперся в своей мастерской, где в тайне от всех без сна и отдыха трудился над каким-то новым проектом, не допуская внутрь ни Нерданель, ни сыновей, включая искусника Куруфинвэ.
Порой глас здравого смысла пытался напомнить Алатариэль о том, что Мелькор все-таки майа, и не так давно она сама убеждала Ириссэ в невозможности таких отношений, но теперь безумно хотелось верить в то, что союз, о котором рассказывала кузина, и правда возможен, ведь влюбленное сердце, вопреки всему, тянулось к нему все сильнее.
Близкие конечно заметили, как изменилась девушка, но на все вопросы она лишь загадочно улыбалась. Арафинвэ и Эарвен радовались за дочь и терпеливо ждали знакомства с тем, кто покорил сердце Алатариэль, предположив, что это кто-то из ваниар. То, что она полюбила именно того, от кого они пытались ее уберечь, некогда поспешно увезя из Валмара и отправив в Альквалондэ, им и в голову не могло прийти.
Даже Ириссэ, пообещавшая молчать о том, что кузина встречается с майа, так и не узнала ни его имени, ни подробностей об их отношениях. Хотя и рассказывать было не о чем: после первого поцелуя он, к недоумению и некоторому огорчению Алатариэль, ограничивался абсолютно невинными прикосновениями.
Они часто возвращались к памятной яблоне и там, лежа на пушистой траве, Алатариэль с удовольствием рассказывала Мелькору обо всем: порой о немного пугающих, но оттого не менее интересных сказках Финвэ, рассказывавшего внукам о Тьме на Востоке, о Великой Битве Валар и о приходе в Благословенный Край; об Эльвэ, старшем брате Ольвэ, и его долгих безуспешных поисках; о том, как в детстве шалила с братьями и часто убегала от них; о годах в Альквалондэ и теплом, ласковом море.
Мелькор всегда слушал ее с улыбкой, но о себе говорить не любил. Таинственный и загадочный, он напоминал ей море и притягивал не меньше бескрайних просторов, которые так любили все тэлери.
***
Мелькор сидел, прислонившись спиной к яблоне, и перебирал пальцами шелковистые локоны девушки, устроившей голову у него на коленях — хватило и легкого намека, чтобы она перестала прятать их в прически и косы.
— Мелькор, а ты видел Эндорэ? — вдруг спросила Алатариэль.
— Видел, — отозвался он.
— Как я хотела бы тоже побывать там, — мечтательно вздохнула она. — Пройти теми тропами, которыми шли Финвэ, Ольвэ и остальные, увидеть отражение звезд в водах Куивиэнен… Как думаешь, там правда так опасно?
— Да, там опасно.
— Но Финвэ ведь рассказывал, что Валар победили в той Битве! Неужели Тьма могла уцелеть?
— Ты не представляешь, на что способна Тьма. — Продолжать этот разговор ему не хотелось.
Приподняв Алатариэль, он прижал ее к себе, и вместе они завалились на траву, так, что она оказалась лежащей на его груди. Охнув от неожиданности, она было дернулась, но замерла, увидев как в черных глазах медленно разгорается уже однажды виденное пламя.
— Алатариэль, — в его шепоте она услышала одновременно вопрос и просьбу. Обхватив ладонями лицо Мелькора, она коснулась его губ робким, почти невесомым поцелуем. Положив одну руку ей на затылок, а другой поглаживая спину, он углубил поцелуй. Когда ее язык неуверенно коснулся его, он, тихо рыкнув, перевернулся, вжимая Алатариэль в мягкий травяной ковер. Оторвавшись от губ, Мелькор стал покрывать беспорядочными поцелуями ее лицо, после чего перебрался к ушку, чуть царапнув его зубами и тут же приласкав языком.
— Мелькор… — полувздох-полустон сорвался с ее губ, когда он начал целовать шею. Будто и не понимая к чему это может привести, она доверчиво откинула голову, еще больше открываясь для его жадных поцелуев.
К сожалению для всего, что могло бы последовать дальше, место было неподходящим: если кто-то застанет их в столь пикантной ситуации — вряд ли дадут ему сказать хоть слово в свое оправдание…
Вернувшись к губам девушки, он запечатлел на них легкий, нежный поцелуй и отстранился, тяжело дыша.
— Мелькор?.. — неуверенно окликнула Алатариэль.
— Я, кажется, чересчур увлекся, — хмыкнул он, погладив ее по щеке, размышляя о том, что нужно бы заняться поисками более уединенного места…
========== Часть 5 ==========
Мелькор был очень доволен тем, что все шло именно так, как он задумал: эльфийка перестала задавать вопросы и доверилась «майа» безоговорочно. Но со временем стали появляться сомнения: незаметно для него самого встречи и прикосновения перестали быть игрой и стали необходимостью. Понимание, что привязывается к Алатариэль с каждой встречей все сильнее, привело Вала в смятение. Успокоиться удалось, лишь убедив себя в том, что его влечет ее невинность и доверчивость и, добившись желаемого и полностью завладев ею, он охладеет к девушке.
Между тем Феанор наконец закончил свой труд. Применив всё своё могущество, знания и умения, он создал материю, похожую на кристаллы бриллиантов; она было крепче алмаза, и никакая сила в Арде не могла бы повредить или уничтожить её, но сами кристаллы были лишь оболочкой.
Внутри Феанор заключил смешанный Свет Древ Валинора, наполнив их светоносной росой так, что камни сияли негасимым внутренним огнём, сверкая, подобно звездам, даже во тьме глубочайшей сокровищницы.
Все, жившие в Амане, дивились творению Феанора и восторгались им, а Варда даже благословила камни, чтобы нечистые руки не могли коснуться творения великого мастера. Гордыня обуяла Феанора, к тому же он всем сердцем привязался к своим творениям, полюбил их алчной, ревнивой любовью, все реже вспоминая о том, что заключенный в них Свет ему не принадлежит. Лишь в праздники сияли Сильмариллы в венце на его челе, делая Феанора прекрасным и величественным, будто он — один из Валар; в остальное время камни хранились запертыми в сокровищницах Тириона, и редко кто, кроме отца и сыновей Феанора, мог увидеть их.
Тогда же дали плоды и семена лжи, некогда посеянные Мелькором. Феанор теперь открыто бунтовал против Валар, объявляя, что уйдет из Валинора, вернется в Эндорэ и избавит нолдор от рабства — тех, кто пойдет с ним.
Обеспокоенный смутой Финвэ решил собрать совет лордов нолдор, но там вспыльчивый Феанор при множестве свидетелей приставил меч к груди брата Нолофинвэ, посмевшего перечить ему перед отцом и Советом. Феанору и всем причастным было приказано явиться на суд, тот же приказ получил и Мелькор.
Тулкас и Ульмо, так и не поверившие до конца в раскаяние Мелькора, обвинили его в подстрекательстве, но доказать его вину не смогли — интерес к Алатариэль отвлек Вала от первоначального плана, поэтому его участие было лишь косвенным и заключалось в «случайном» упоминании о грядущем пробуждении людей. Даже доказать его причастность к вооружению нолдор не удалось, Мелькор прекрасно владел обманом разума и держал свои мысли притворно открытыми и чистыми, в результате Манвэ счел брата невиновным.
