— Что это? — спросила она, указывая на документ.

— Настоящая декларация независимости. Договор, передающий Соединенные Штаты Америки своим гражданам и объявляющий, что вы и ваша нация отказываетесь от всех прав…

— Никогда!

— Никогда не говори никогда.

— Пемброк! — громко позвала она. — Льюис!

Последовала пауза.

Тишина.

— Они не придут, — сказал Адам. — Мы их захватили.

Он медленно обошел огромный стол.

— Теперь нам нужна только ваша подпись.

— Вы псих!

— Может, и так, но вы подпишете договор.

— Я определенно не буду этого делать!

Одним быстрым движением она вскочила со стула, пересекла комнату и почти уже добралась до двери, когда он бросился на нее. Она отскочила в сторону и ударила его костлявым кулаком. Почувствовав острую боль в боку, он врезался плечом в стену.

— Проклятье!

Он потянулся к ее руке, но она уже бежала в противоположный конец кабинета, зовя на помощь.

Он схватил королеву, и ее сумочка полетела через Овальный кабинет. Она была маленькой, но жилистой и вывернулась из его хватки, сильно ударив его в грудь туфлей на высоком каблуке. Она схватила свою сумочку и открыла ее, вытаскивая что-то, когда он приземлился на нее, заломил ей правую руку за спину, заставив закричать. Все еще держа ее, он с трудом поднялся на ноги и подтолкнул ее к столу.

Левой рукой он обхватил ее за шею, а правой ослабил хватку на ее руке. — Подпишите! — приказал он, прижимая ее руку к столу.

— Пошел ты! — закричала она и попыталась вырваться, но он был сильнее ее, и в ответ только более крепко стиснул ей шею.

— Возьми ручку! — приказал он.

— Нет!

— Я сломаю тебе руку, сморщенная старая сука.

Он усилил давление.

Гневно, но она взяла ручку.

Он прижал ее руку к бумаге.

— Подписывай ее.

Она колебалась.

— Сейчас же! — закричал он.

Она быстро нацарапала свою подпись. Он отодвинул ее к левому краю стола и сравнил написанное ею имя с примером ее подписи, который предоставил Саймонс.

Все было правильно.

Он отпустил ее.

Волна гордости захлестнула его, выражение чистого патриотизма, которого он не испытывал с тех пор… ну, никогда.

Королева тут же подбежала к двери и принялась растирать больное запястье, умоляя отпустить ее. Она плакала, и он с удовлетворением подумал, что, в конце концов, она не такая уж крутая старая девка.

Он взял документ, положил его в средний ящик стола и запер.

Соединенные Штаты официально стали суверенным государством.

Они были свободны.

Он посмотрел на королеву. Она больше не плакала, он не видел слез на ее слишком накрашенном лице, но все еще хмурилась и потирала запястье. Он улыбнулся ей, чувствуя себя хорошо.

— Благослови Господь Америку, — сказал он.

Я работал техническим писателем в начале 1990-х годов, так как в то время не мог позволить себе писать художественную литературу. Будучи бородатым, длинноволосым либеральным парнем, я после семи лет учебы в колледже обнаружил, что сижу в офисе, окруженный ухоженными бизнесменами, бухгалтерами и государственными служащими. Еще более сюрреалистичным было то, насколько серьезно они относились к своим мелким мелочным войнам за сферы влияния и насколько смешными были их приоритеты.

«Исповедь корпоративного человека» — мой слегка преувеличенный взгляд на те дни.

Мы наточили карандаши для войны и массово пошли в бухгалтерию. Финансовый директор и его приспешники работали над электронными таблицами, ничего не подозревая. У нас было преимущество во внезапности.

По моему сигналу мы закричали как единое целое, и когда бухгалтеры посмотрели на нас, вонзили карандаши им в глаза и в мозг. Это было великолепно. Я отвечал за то, чтобы убить самого директора, и с силой воткнул карандаш, чувствуя, как он прокалывает оболочку и пронзает студенистую плоть. Толстые руки директора взметнулись, пытаясь схватить меня, но потом дернулись и затихли.

Я выпрямился и оглядел отдел. Война была ужасно короткой, мы победили практически без боя. Тела уже затихли и остывали, кровь и глазной сок просачивались на ватманы и компьютерные распечатки.

Если бы мы работали на какую-нибудь справедливую корпорацию, то получили бы за это медали, но здесь, в своем нынешнем статусе, возможно, лишь блокноты по случаю нашей победы.

Я вытащил карандаш из головы финансового директора и подал знак.

Мы вернулись за свои рабочие места еще до конца перерыва.

Реструктуризация прошла гладко. Персонал был переназначен, обязанности изменены, и контроль над компанией был децентрализован. В связи с нашей сокрушительной победой было объявлено временное перемирие, и все военные действия были приостановлены. Вице-президент был казнен — обезглавлен в комнате отдыха для персонала при помощи ножа для разрезания бумаги — и мы успешно справились с выплатой заработной платы.

Исполняющий обязанности генерального директора отказался нанимать временных сотрудников или набирать персонал за пределами организации, поэтому в период реструктуризации мы занялись приготовлением кофе. Я все еще чувствовал, что мы заслужили медали, но в этот раз мы даже не получили наши блокноты. Хоть индекс Доу-Джонса не заметил мой триумф, на Тихоокеанской бирже наши акции поднялись на пять пунктов, и я почувствовал себя удовлетворенным.

Мы рассылали презервативы по вакуумным трубам, туда сюда, сюда туда, и женщины в борделе в обеденное время занимались процветающим бизнесом. В кафетерии были установлены новые автоматы с любрикантами.

Были внесены и другие изменения. Секретарши больше не должны были носить маски, домашние животные снова были допущены в зал стенографии. Закупка выбрала в качестве талисмана ребенка-калеку. Службы по обслуживанию автоматов перешли на моллюска.

Мы заявили, что следующая война будет продовольственной. Для следующей войны нам нужны хот-доги.

Мы все рассмеялись.

А потом…

А потом все изменилось.

По отделам начала ходить анкета. Анкета на официальном бланке свидетельства о смерти. Никто не взял на себя ответственность за ее авторство. Разговоры о ее существовании предшествовали ее появлению во внутри офисной почтовой системе. Мы получили анкету в четверг вместе с запиской, где было указано заполнить ее и вернуть в отдел кадров к утру пятницы. Мы побоялись ослушаться.

— Если бы Бэтмэн был фигой, — был задан вопрос, — надо ли ему бриться?

— Если бы президент был голым и вел двойственную политику в парламенте, на стикерах его мама все еще была бы с терновым венком?

Настроение в нашем отделе стало мрачным, и возникло общее ощущение, что анкета имеет какое-то отношение к рассылке нашей бухгалтерии. Косвенно меня обвиняли в ее появлении.

Мне спустили штаны в тот день, когда в доступе к нашему Ксероксу было отказано.

И меня отшлепали в тот день, когда наш Мьюзак[20] был отрублен.

Прошел месяц. Два. Три. Была еще одна казнь — менеджер по продажам, который не выполнил свои квоты — но напряженное перемирие оставалось между отделами, и война не возобновилась. Сражений не было.

В июне, когда был представлен бюджет на новый финансовый год, мы обнаружили, что он содержит крупные капитальные затраты на строительство нового склада рядом с крематорием. Если корпорация достаточно преуспела, чтобы финансировать такое легкомыслие, почему мы никогда не получали наши блокноты?

Моральный дух и без того был достаточно низок, и я решил, что наши усилия должны быть вознаграждены — даже если нам придется самим вознаграждать себя. За счёт средств, освобожденных из сейфа, мы организовали пятничную вечеринку. Я принес напитки, Джерри чипсы, Мерил поставила музыку, а Фина доставила лягушек. На столе танцевали голышом.