Литмир - Электронная Библиотека
A
A

К машине он вернулся один.

Брайан смотрел как голая женщина, не оглядываясь, бежит на другую сторону шоссе и вниз по небольшой насыпи.

Мужик сел на пассажирское сиденье и закрыл дверь.

— Куда мы едем? — спросил Брайан. Говоря это, он понял, что задаёт вопрос не как пленник, не как похищенный, а как приятель-попутчик… как компаньон. Он не боялся ответа, ему было просто любопытно.

Кажется, мужик это почувствовал, потому что он улыбался, и в его улыбке была насмешка:

— Это имеет значение?

Брайан на секунду задумался и, наконец, ответил:

— Нет.

— Тогда поехали.

Брайан посмотрел на часы и понял, что не знает, чем он обычно занимался в это время.

Мужик широко и понимающе улыбнулся:

— Поехали.

— Хорошо, — Брайан улыбнулся в ответ. — Хорошо.

Он завёл «Блейзер».

Они поехали на восток.

Перевод Шамиля Галиева

Грядут плохие времена

Рассказ «Грядут плохие времена» был вдохновлён очертаниями, которые, как мне кажется, я разглядел в ломтике томата. Это было не лицо, как в рассказе. Они больше походили на предмет. На вазу, может быть. Я был уверен, что видел эти очертания раньше, хотя не помнил где и когда, и на протяжении нескольких следующих дней я обнаруживал, что не только смотрю на сам предмет, но и выискиваю везде его форму и силуэт. Из этого и вырос рассказ.

Никогда раньше этого не замечал, но если задуматься, похоже, что некоторые мои рассказы связаны с боязнью овощей. Понятия не имею почему.

* * *

Я понял, что это началось снова, когда разрезал томат и увидел лицо Елены. Дженни была в саду, подкармливала свои посадки, и я быстро покрошил томат на мелкие кусочки, сложил их в пакетик и выкинул всё в мешок с мусором. Очень скоро она узнает, но я хотел как можно дальше отсрочить неизбежное.

В порыве, я открыл холодильник и достал из него два оставшихся томата. Разрезал первый пополам и он оказался нормальным. Я оттолкнул куски в сторону.

Каждая половинка второго образовывала пугающе точную пародию на лицо Елены.

Внутри меня нарастал страх. Я смотрел на половинки томата и видел неестественное взаимопроникновение красных перегородок, прозрачного желе и семян. В ответ на меня смотрели черты удвоенного лица Елены, вплоть до её кривой улыбки. Порезав половинки на мелкие кусочки, я смял их ладонью и тоже выкинул в пакет для мусора. Кусочки мякоти прилипшие к зазубренному лезвию напоминали губы Елены.

Вытерев нож, я выбросил бумажное полотенце как раз в ту минуту, когда в дверь вошла Дженни. Она была разгорячённой, вспотевшей, но довольной. В руках у неё был маленький зелёный цуккини.

— Смотри, — сказала она. — Наш первый урожай в этом году.

Я попытался улыбнуться, но гримаса на моём лице казалась вымученной и неестественной. С ужасом я смотрел, как Дженни берёт нож со столешницы.

— Подожди, — сказал я, пытаясь звучать естественно. — Ты же не будешь есть его сырым.

— Я просто хочу посмотреть, как он выглядит.

Дженни разрезала кабачок и закричала.

* * *

Когда Елена подошла к нашим дверям и спросила, может ли она переночевать в сарае, мы были не против. Времена тогда были другие, люди более открытые и мы немедленно признали её, как одну из нас. Волосы у неё были длинными, светлыми и свалявшимися, а «тай-дай» платье — грязным. Елена была одна, без денег и босоногая. Похоже, что она шла уже несколько дней.

Я посмотрел на Дженни, она посмотрела на меня, и между нами пролегло безмолвное взаимопонимание. Мы хотели помочь этой девушке.

Мой взгляд вернулся к Елене. Она казалась нервной и испуганной, и я подумал, что возможно она от чего-то бежит. От родителей, может быть. От родственников. Сложно было сказать. В те дни многие люди убегали.

Опасаясь встретиться с нами взглядом, она стояла на пороге и оглядывала ферму. Елена сказала, что ищет лишь место для ночёвки. Ей не нужно было ни еды, ни особой заботы. Лишь место прилечь и поспать. Естественно, мы сказали, что она может остаться. Что вместо сарая она может расположиться на кушетке в гостиной и, кажется, Елена была благодарна за это.

Она улыбнулась своей кривой улыбкой, и я ощутил удовлетворение. Ужин тем вечером был приятным, но обычным. Елена не была блестящей собеседницей, и все вопросы пришлось задавать нам. Она односложно отвечала. Возможно, отчасти дело было в том, что Елене было всего лишь семнадцать, хотя выглядела она старше.

Мы видели что она устала, поэтому после ужина застелили диван и удалились в спальню. Уже через несколько минут из гостиной не доносилось ни звука, и мы предположили, что она легла и тут же уснула.

Несколько часов спустя, я проснулся от крика. Тут же уселся и почувствовал, что Дженни возле меня сделала то же самое. Крики — громкие, высокие и пронзительные — взрывались короткими очередями стаккато. Надевая халат, я побежал в гостиную, следом — Дженни.

На полу в конвульсиях билась Елена. Падая с дивана, она опрокинула кофейный столик и всё что на нём лежало. Её тело безумно дёргалось на полу, спазматично подёргивающиеся руки сновали по осколкам вазы, и из образовавшихся порезов струилась кровь. При каждой судороге Елена кричала от боли — короткие, грубые вопли невыносимого страдания, а на её лице было выражение какого-то безумного помешательства.

Я не знал что делать. Стоял неподвижно, в то время как Дженни рванулась вперёд и положила под голову конвульсирующей девушки подушку.

— Вызывай скорую! — отчаянно вопила Дженни. — Быстрее!

Я побежал к телефону и взял трубку. Не зная номера скорой или полиции, набрал оператора.

— Постой! — крикнула Дженни.

Я обернулся. Поднимаясь вверх, тело Елены парило в воздухе. Конвульсии всё ещё продолжались, и вид её парящего над полом, судорожно дёргающегося тела и льющейся из израненных рук крови, сильно меня испугал.

Не уверенная в том, что нужно делать, Дженни отшагнула назад, прочь от Елены. Я обхватил Дженни и крепко обнимал её, пока тело девушки не приземлилось в очередной раз и судороги не прекратились. Её выпученные глаза закрылись, затем открылись вновь, уже нормальные. Елена облизнула губы и вздрогнула, когда вернувшийся в сознание разум ощутил боль в руках.

— Я в порядке, — сказала она слабым и надломленным голосом. — Со мной всё хорошо.

— Ты не в порядке, — твёрдо сказала Дженни. — Я вызову врача. И ты не уйдёшь из этого дома пока не полностью выздоровеешь.

Елена пробыла с нами месяц.

Пока не умерла.

* * *

Пока Дженни сидела в гостиной, я порубил цуккини и выбросил. Когда я подошёл взглянуть на неё она, выпрямив спину и положив руки на колени, сидела на диване боясь пошевелиться.

— Она снова здесь, — сказала Дженни.

Я кивнул.

— Что ей от нас нужно? Какого чёрта она от нас хочет? — Дженни внезапно расплакалась, её стиснутые в кулаки руки на коленях дрожали от отчаяния. Я поспешил обнять её и утешить. Она положила голову мне на плечо.

— Может, на этом всё, — сказал я. — Может этим всё закончится.

— Ты знаешь, что на этом не закончится! — Дженни посмотрела на меня с яростью.

Удерживая её в объятьях я ничего не ответил, и так мы просидели очень долго.

В доме вокруг нас, мы слышали шум.

* * *

Она умерла внезапно. Елена уверенно выздоравливала и повторных эпизодов не было. Она помогала Дженни по дому: мыла посуду, убиралась, работала в саду. Она немного раскрылась, хоть и не была особо разговорчивой, и мы узнали её. Елена была доброй, честной, умной девушкой, с большим потенциалом. Нам обоим, Дженни и мне, она очень нравилась.

Вот почему её смерть была таким потрясением. Мы ездили в город за продуктами, и Елена поехала с нами. Мы купили всё что нужно и почти доехали до дома, когда я услышал с заднего сиденья тихое рычание. Посмотрев в зеркало заднего вида, я ничего не увидел. Краем глаза заметил, что Дженни обернулась.

33
{"b":"644103","o":1}