В день начала Великой Отечественной войны, 22 июня 1941 года, Указом Президиума Верховного Совета СССР было принято Постановление о мобилизации с 23 июня 1941 года лиц 1905–1918 годов рождения. Борис Павлович в этот призыв не попадал.

Чуть позже, 10 августа 1941 года, Государственный Комитет Обороны издал Постановление о мобилизации военнообязанных 1890–1904 годов рождения и призывников 1922–1923 годов рождения. Вот только согласно этому постановлению Борис Павлович был призван на действительную военную службу и направлен в часть, где мобилизован. Случилось это 19 августа 1941 года.

Первые бои, прорыв из окружения

Я фашистской не кланялся пуле,

Не робел, не терялся в дыму,

В грозном грохоте, в огненном гуле

Нес я гибель врагу своему.

Яков Алтаузен

Первые бои, в которых принимал участие Борис Павлович, носили оборонительный характер и на самом деле были сумасшедшими. Во-первых, потому что мирные советские люди еще не втянулись в войну, им было трудно выдерживать ее темп. И во-вторых, потому что нельзя было отступать просто так, нельзя было драпать — отступление имело смысл только в том случае, если происходило с боями, где враг терял живую силу, где он погибал, уставал и разочаровывался, где иссякала его вера в легкую победу. Его надо было уничтожать не только физически, но и морально.

Эта тенденция сохранялась практически по всему фронту, ибо главное на первом этапе войны было сдержать натиск врага, измотать его, обескровить. И даже размазать по собственной территории, связать проблемами оккупации, отвлекая от фронта как можно больше его солдат. Ну, сказано это громко, со сверхзадачей, а на самом деле все было прозаичнее и не так масштабно. Позже Борис Павлович рассказывал:

«Первое впечатление о фронте — это проволочные заграждения, надолбы, противотанковые рвы и окопы, окопы... А еще пугающее осознание того, что мы ничего не умеем, не знаем, как надо воевать».

К этому добавлял, что сначала ему было очень страшно, потом появилась обида, что такое время выпало на его молодость. Наконец, пришли ярость и злость на врага.

«Да, мы изматывали его, но и сами изматывались... Причем нам было тяжелее, потому что у нас есть душа, которая умеет страдать сильнее плоти. У немцев же души нет».

Да, никто не рождается солдатом, солдата в себе надо воспитать, проходя определенные этапы, продиктованные обстоятельствами, и размышляя над этим. Наверное, так бывало с каждым бойцом, кому пришлось целиться и стрелять в человека. Впрочем, врага, стоящего против тебя или идущего на тебя, нельзя воспринимать как человека, иначе ничего не получится. Это пленный уже не враг, мертвый — тем более не враг...

Много истин пришло к Борису Павловичу в первые дни войны, и с их помощью он из 22-летнего юноши быстрее превращался в по-настоящему взрослого мужчину.

Шли бои под Геническом, долгие и успешные. Он попал сюда сразу после мобилизации 19 августа и до 16 сентября 1941 года участвовал в отражении наступления немцев, рвавшихся на Крым, ибо через Чонгар и Геническ полуостров был еще связан с «Большой землей».

«Южную Украину, и, в частности, Крым, мы полностью превратим в германскую колонию...».

«...Мы будем снабжать украинцев стеклянными побрякушками и всем тем, что нравится колониальным народам...».

«...Наша задача одна: германизировать эту страну при помощи германских переселенцев и обращаться с коренным населением как с краснокожими...».

Это цитаты из бесед Гитлера с Борманом летом 1941 года. Благодаря бойцам невидимого фронта и военным журналистам разглагольствования этого садиста становились известны каждому красноармейцу. Нашим людям полезно было о них знать не только для воспитания в себе гнева и неприятия войны, но для понимания того будущего, которое несли нам немцы. Такой судьбы советские люди для себя не хотели!

Борис Павлович вспоминал свои мысли и настроения того времени:

«Очень не хотелось отдавать врагу, с его больным Аненэрбе, этот городок, ведь там были знаменитые катакомбы — наше историческое наследие. В советское время они не использовались[12]. Не было туда и туристических маршрутов. Ведь они очень древние и еще многое могли бы рассказать исследователям, готовым изучать их. Поэтому существовала негласная установка: все входы в катакомбы засыпать. До лучших времен. Но враг и захватчик — это всегда варвар и разрушитель. Покажите в истории хотя бы одного завоевателя, который бы не гробил наследие веков, не грабил, а сохранял для потомков. Нет таких! Вот и немцы из Аненэрбе разорили бы столь бережно сохраняемые нами катакомбы...»

И в этом не было преувеличения. Факты истории свидетельствуют, что Борис Павлович тогда понимал ситуацию правильно. А он продолжал рассказывать:

«Я специально об этом думал, чтобы еще больше ненавидеть врага, вторгшегося в нашу страну и калечащего нашу землю. Наследникам великих культур, духовным воителям, какими мы являемся перед лицом истории, трудно поднимать руку на человека, если не возненавидеть его. В данном случае мне без ненависти было нельзя. Без личной ненависти я не смог бы стрелять в людей. И я приучал себя ненавидеть врага».

А нам, обозревающим жизненный путь Бориса Павловича с дистанции времени, бросилось в глаза другое — то, с какой роковой определенностью его тянуло в направлении Крыма. Дальше об этом будет сказано больше.

Тем не менее к исходу 12 сентября немецкие войска вышли на рубеж «Червоний чабан» – Сальково, то есть от Перекопа до Чонгарского полуострова. Они обложили Крым. Северный берег Сиваша и далее до основания Арбатской стрелки территорию заняла 22-я пехотная дивизия 30-го армейского корпуса 11-й немецкой армии. Основные силы, весь 54-й корпус, противник сосредоточил на своем правом крыле и вел разведку боем с целью выявить систему огня РККА[13] и очертание главной обороны на Перекопском валу.

Увы, 16 сентября советским войскам пришлось отступить. Они шли через Акимовку, Приморск, далее медленно продвигались на восток вдоль побережья Азовского моря.

В районе Бердянска попали в окружение. Пресловутые «котлы»... Теперь историки говорят, что в 1941 году их было 8, если учитывать только большие. А маленьких насчитывается больше. По маленьким нет точных данных, нет исследований. Борис Павлович рассказывал, что в окружение попали 3 армии, а выходили из кольца через траншеи, прорытые вдоль берега Азовского моря, и через подкопы, пользуясь тем, что там мягкие песчаные грунты.

Он говорил:

«Что ж... нас учили только контратаковать, а значит мы не умели создавать квалифицированную оборону, не умели отбивать атаки. Всему этому приходилось учиться на ходу, на горьких потерях».

Если излагать историю вопроса, то в конце сентября 1941 года, после окружения под Киевом основных сил советского Юго-Западного фронта, немцы воодушевились и решили, что создались благоприятные условия для овладения Крымом.

Их замысел состоял в том, чтобы одновременным ударом 1-й танковой группы генерала Клейста со стороны Днепропетровска в южном направлении и 17-й армии вдоль Азовского моря на Бердянск окружить и уничтожить основные силы войск Южного фронта.

В результате в окружении оказались основные силы советского Южного фронта: 9-ти стрелковых дивизий 9-й и 18-й армий, многочисленные подразделения поддержки и обеспечения. До 10 октября эти части отчаянно сражались в окружении в районе северо-восточнее Бердянска и сумели сковать часть сил 1-й танковой армии[14].

Тем не менее в тяжелейших условиях и с боями подразделения начали выходить из тисков окружения. Ориентироваться по ситуации было трудно, потому что связи со штабами не было. Вот воспоминания бывшего командира саперного взвода 96-й горнострелковой дивизии Н. Семенюка о прорыве частей 18-й армии: «Уже где-то за Темрюком (40 км севернее Бердянска) мы натолкнулись на противника, занявшего населенный пункт. Завязался бой. Полыхали соломенные крыши домов, и черный дым стлался над землей, закрывая солнце. Комдив Шепетов поднял в атаку три цепи бойцов длиной до километра. Солдаты и командиры с винтовками наперевес с криком “Ура!” рванулись вперед. Победа или смерть! Комдив был в первой цепи. Бойцы ворвались в село, сметая немецкую пехоту. Не выдержали немцы русского штыкового удара! Через созданный прорыв удалось выйти многим частям и штабу 18-й армии».