У населения регулярно отбирали продукты питания, из-за чего люди голодали. Тех, кто прятал продукты, избивали плетками. Взрослое население гоняли на принудительные работы, при этом, конечно, ничего не платили, ничем не воздавали, кроме угроз, побоев и грабежей. Некоторых, у кого жилища были получше, выселяли в сараи, заселялись в их дома сами и принуждали хозяев обслуживать их быт.
И Борис Павлович понял — раз призывают даже немолодых мужчин, значит, битва предстоит серьезная.
С первых дней войны они с женой вернулись в Славгород, к ее родителям, и начали хлопотать об эвакуации всей семьи на восток, но это оказалось делом нелегким. Тут надо было опереться на роль человека в обществе, на его профессию или специальность. Борис Павлович попытался оформить эвакуацию на жену, но ему ответили, что учителя эвакуации не подлежат, тем более что Прасковья Яковлевна была учителем украинского языка и литературы, которые не могли понадобиться за пределами Украины.
Тогда он сделал ставку на Якова Алексеевича, тестя, который был главным агрономом колхоза. Но оказалось, что колхозу выдали лимит на эвакуацию и список эвакуирующихся от колхоза не мог вместить всех желающих, протиснуться в него было трудно. Туда могли войти только сам Яков Алексеевич, его жена, дети и теща, а замужняя старшая дочь — нет. Дескать, у нее есть своя семья, не колхозная. Даже в отношении тещи Якова Алексеевича слышались возражения, что она никогда не работала в колхозе. И это при том, что Ефросинья Алексеевна приняла на свет половину жителей Славгорода! В этом вопросе никакие заслуги человека не шли в расчет. Безукоризненно действовало одно правило: родство — остальные бесстыже нарушались.
В их семье, где с начала войны и так царили хаос и разброд, разгорелись дебаты, Евлампия Пантелеевна отказывалась уезжать в безопасное место без дочери и внучки. Она явно не представляла себе, как можно пускаться в тяжелую дорогу с Алексеем, у которого была поломана нога в самом неудобном для лечения месте. Боялась она не за себя, а за Алексея, который должен был неподвижно лежать, которого надо было носить на носилках при пересадках и переходах, которому надо было обеспечивать отправление естественных надобностей в людных местах, при скоплении народа. Такому больному тряская дорога могла больше навредить, чем помочь. Со всем этим Евлампия Пантелеевна — при ее жестокой грыже — без помощницы, конечно, не справилась бы. Просто безвыходное у них сложилось положение!
Тогда их вообще вычеркнули из претендентов на отъезд. Председатель колхоза лично контролировал этот список и взамен выбывающих спешно вписывал своих все новых и новых родственников. Возник скандал! Пока улаживался этот конфликт, оказалось, что Яков Алексеевич, как человек еще зрелого возраста, может эвакуироваться только имея бронь от мобилизации. А такой брони у него не было.
Решение вопроса затягивалось. Борис Павлович еще был дома, когда по постановлению ГКО от 10 августа 1941 года его тестя Бараненко Якова Алексеевича, 1896 года рождения, все-таки забрали на фронт.
Возможно, Борису Павловичу удалось бы эвакуировать за Урал тещу с сыновьями и матерью, а следом за ними в качестве беженцев отправить свою жену Прасковью Яковлевну с дочкой. Но буквально через несколько дней до них дошел слух, что Яков Алексеевич попал в плен, не успев получить обмундирование и оружие. Лагерь военнопленных, куда его бросили, находился в Днепропетровске (улица Чичерина, 171), на территории бывшего Тихвинского женского монастыря.
Теперь Евлампия Пантелеевна и думать не хотела, чтобы бросить мужа тут одного, в плену. Так одно цеплялось за другое и не позволяло им, незащищенным людям, удалиться от войны.
Вот из каких незначительных черточек, наблюдений и фактов формировались сила, решительность и расположенность Бориса Павловича на долгую беспощадную борьбу. Он молодец, что вовремя об этом подумал и всего себя настроил на выполнение труднейших военных задач. Единственное, чего ему не хватало, это знаний о правилах войны, о ее закономерностях, о человеческой психологии, изменяющейся под давлением смертельно опасных ситуаций.
Он был шебутным человеком, как и полагается в молодости, но в нем преобладали черты обыкновенного сельского парня: доверчивость, уважительность к старшим, послушание перед ними, старательность и исполнительность, некоторая неторопливость, крестьянская основательность.
А солдату этого мало. Приходящие на войну молодые мужчины оказывались в обстановке непривычной, даже в беспощадной. Им приходилось привыкать к строгому распорядку, к отсутствию элементарных удобств, к постоянной опасности. Но главное — приходилось проходить воинскую науку, осваивать владение оружием, постигать тактику военных операций, вырабатывать технику боев. Короче, штудировать искусство войны и учиться выживать и побеждать.
Для этого нужны были другие качества, нежели в мирной жизни, а именно: сметливость, мгновенная реакция на события, умение принимать решения в нештатных ситуациях, терпение и выдержка и трижды выносливость. Всему этому надо было учиться, чтобы оно к тебе быстрее пришло. Но учиться в бою — ненадежное дело.
И Борис Павлович сообразил поехать в военкомат, где его немного знали по допризывной подготовке подростков, которой он когда-то занимался в качестве ответственного за Славгородский учебный пункт молодого бойца. Он вспомнил, что им тогда преподавали какие-то военные дисциплины. Но если б знать, что тебе предстоит! А то ведь тогда это казалось играми, и почти ничего не запомнилось, кроме недолгой муштры...
Только теперь он понял цену той учебе и попросился пойти куда-нибудь на курсы, на лекции, на учения — куда угодно, лишь бы все вспомнить. И — о, чудо! — он на неделю попал на военные курсы. С годами он уже не помнил, что это были за курсы и где они проводились, но запомнил то, чему там научился.
Призыв и мобилизация
И кружит лист последний
У детства на краю,
И я, двадцатилетний,
Под пулями стою.
Александр Межиров
До 1939 года всеобщей воинской обязанности в Советском Союзе не было.
Во-первых, в армию на действительную военную службу брали не всех, а выборочно, учитывая классовое происхождение и образование новобранцев.
Во-вторых, коль Вооруженные Силы СССР были рабоче-крестьянскими и на три четверти кадровыми, то «лишенцы» — лишенные избирательных прав «нетрудовые элементы» — в армии не служили, а зачислялись в тыловое ополчение.
Надо сказать, что кадровая, или кадрированная, часть — это такая, где численность рядового и младшего командного состава сведена к минимуму, необходимому для содержания части в состоянии готовности к действию. При минимальной численности солдат-срочников такая часть была укомплектована офицерским составом по штату военного времени.
Армия, состоящая из кадрированных частей, компактна и экономически не обременительна ввиду малых затрат на жизнеобеспечение.
Призывной возраст в довоенное время составлял 21 год. Поэтому раньше осени 1941 года Борис Павлович не мог быть призван в Красную Армию.
Правда, 1 сентября 1939 года, в день начала войны, названной позже Второй мировой, в Советском Союзе приняли закон о всеобщей воинской обязанности, согласно которому призывной возраст для лиц, окончивших среднюю школу, снизили до 18 лет. В свете этого закона изменялся также и срок службы: в сухопутных войсках и войсках НКВД он составлял 2 года, в ВВС и погранвойсках — 3 года, а на флоте — 5 лет. Призыв осуществлялся два раза в год: весенний шел с 1 апреля по 15 июля и осенний — с 1 октября по 31 декабря.
Кажется, что теперь Бориса Павловича должны были призвать на срочную службу осенью 1939 года. Но нет, ведь снижение призывного возраста касалось только лиц со средним образованием, а у него среднего образования не было, и его призывной срок остался прежним.
Затем 7 декабря 1939 года он уволился с Государственного чугунно-литейного механического завода «Прогресс» (Славгород) и с 21 декабря 1939 года начал работать слесарем в сборочном цехе Днепропетровского паровозоремонтного завода. Там получил бронь от призыва до 7 августа 1940 года. В августе 1940 года его жена окончила учебу в Учительском институте и получила направление на работу в одно из сел области. Борис Павлович, соответственно, уехал туда вместе с нею.
