– Человек – не эклер.

– Обидно, правда?

– А она очень красивая…

– Сохранились портреты?

– Мариша.

– А. Да? Ты находишь? Че, понравилась тебе?

– Не знаю. А тебе?

– Кто?

– Мариша.

– Да ты че, она мне как сестра. Даже хуже.

– И вы не?

– Давно как-то с перепугу мы с ней позажигали немного, но там травы по пояс. А ты с какой целью интересуешься?

– И у нас так будет.

– Что?

– Травы по пояс.

– Хрена лысого.

========== рыбки-котики ==========

«куда деваются [рыбки], когда пруд замерзает?»

Лера обожает рыбу. Он предпочитает ее всему: шоколаду, макаронам, салату. Иногда за весь день он может съесть кусок какого-нибудь морского окуня и всё.

Нут наблюдает сцену:

Лера ковыряется в судаке, разбирая его на крошечные белые дольки, выбраковывая все кости своими тонкими нежными пальцами, кот сидит на столе и точит те, которые достаются ему, аккуратистскими движениями челюстей.

Нут грызет сухарь и отворачивается заварить чай, потому что от рыбы его уже тошнит.

*

Они сидят в маленьком ресторанчике, рядом с кинотеатром, напротив большого окна. Улица – как картина. Лерин рисовый бочонок выскальзывает из палочек, когда он пытается помакать его в соус, черная чача выплюхивается из миски в безупречность тарелки, точно нефтяное пятно на белоснежные «снеги» Арктики, больше всех страдает лежащий ближе всех к зоне поражения имбирь, цвета подкрашенного лосося.

– Блин, – смеется Лера, выковыривая ролл пальцами.

Нут наворачивает на вилку лапшу и думает:

мирумир

форэва

========== кофейная гуща ==========

«но счастье неуловимо

так неуловимо»

«как солнце по утрам

пусть оно заходит в дом»

«а вчера было солнце»

«когда накатит мрак, зови меня»

Лера лежит на диване, одной рукой (на животе) перебирает картинки в телефоне и в ленте, другой (на макушке) – перебирает сам себе пряди, и весь – так громко думает, что над ним возникает текстовое облачко.

Без текста.

Нут откладывает палочки и выбирается из барабанной установки, как из грозовой тучи.

Лера:

– Вот скажи, тебе она нравится? – и показывает фотку, когда Нут садится рядом.

– Да хэзэ, нормальная, вроде.

– Нормальная. Какая исчерпывающая характеристика… Нормальная. Как это обманчиво. Она парнем была когда-то.

– Здорово. А люди бачут, что против природы не попрешь.

Лера ничего больше не говорит, и Нут, подумав, спрашивает:

– Ты че, тоже так хочешь?

– Нет.

– Это утешает.

– А если бы хотел?

– Мне самому потребовалась бы реабилитация.

– А кто не хочет просыпаться по утрам и улыбаться своему отражению в зеркале?

– Я. Что за бред вообще?

– Не знаю, может быть, когда становишься тем, кем хочешь, становишься и счастливым. Автоматически. По умолчанию.

– Можно поработать и стать счастливым через не хочу.

– Это операция под общим наркозом, без стопроцентной гарантии, с долгой подготовкой и последующим пожизненным много чем. Она поработала. И заслужила.

– И ты уверен, что там сто процентов счастья теперь?

– Нет, не уверен, но похоже, что как будто.

– И зачем это быть всё время счастливым? Какая-то психология торчков.

– Не знаю. Чтобы не быть несчастным? На контрасте.

– Ты несчастлив?

– Нет.

– Ты счастлив?

– Сейчас?

– Это называется «ничто не остается неизменным». Счастье сегодня есть, завтра нет, послезавтра снова есть, а послепослезавтра – в общем, ты уловил.

– Но в несчастье легче увязнуть.

– Ты тогда покричи – я тебя вытащу.

– Нет стопроцентной гарантии, что ты услышишь меня. Или захочешь услышать.

– А ты попробуй. Чего гадать?

Дверь открывается, входит Пепси.

И тут же останавливается.

– Вы чего это?

– Беседуем.

– А…

– Ага.

Нут встает с дивана и идет к установке.

Лера сначала садится, потом поднимается следом.

========== только недолго ==========

«солнце светит

и растет трава

но тебе она не нужна

все не так

и все не то

когда твоя девушка больна»

К хорошему быстро привыкаешь.

Особенно если целый месяц почти каждый день просыпаешься рядом с первым лучом солнца. Даже если гроза, и небо заклепано свинцовыми пластинами.

От хорошего тяжело отвыкать.

Но приходится.

Два дня Нут как-то так – нормально/нервно/странно/что за херь/всего-то – живет, но на исходе третьего, когда молчит всё – телефон/комп/звонок в дверь – движется в строго определенном направлении очень быстро, как шарик в оброненном на пол лабиринте.

Звонит в дверь – на пороге Костя.

– Привет, – говорит Костя.

– Ага.

Нут заходит, снимает кроссовки и идет в его комнату.

Открывает дверь. Солнечный луч – глухо завернутый в облака одеяла – изрекает очень слабым голосом, отворачиваясь к стенке:

– Уйди…

– Что с тобой?

– У него ветрянка.

Костя встает рядом с Нутом:

– И температура.

Нут, закрывая перед Костей дверь с той стороны:

– Ты чего? Где подхватил?

– Уйди.

– Да ладно, я переболел в детстве.

– Ну пожалуйста.

Нут садится к нему на кровать, Лера еще сильнее отворачивается.

– Хреново тебе?

– Уйди. Пожалуйста. Пожалуйста.

Нут трогает его горячее в красных точках плечо и лоб. Диагностирует:

– Хреново.

Потом:

– Эй, ну посмотри на меня.

– Иди. Просто. Уходи.

– Блядь, ну до чего у тебя мозги бабские. Да и вообще-то куриные.

Нут встает с кровати и идет к двери.

Лера так и не поворачивается.

– Я люблю тебя.

Говорит Нут и добавляет:

– Дура.

Выходит, закрывает дверь за собой и спрашивает у Кости:

– Че у вас пожрать есть? И как это лечится?

На что – Костя:

– Вы чего это?

Нут:

– Да уж договаривай.

– Это он у тебя зависает?

– Ну. Ты что-то против имеешь?

*

Дома Нут рисует Леру с чистой кожей, спящего на простынях с красными точками.

Потом еще.

Усеянного мелкими алыми незабудками.