Да пускай она уже будет с кем хочет! Любит Гиза – так пускай станет его женой. По крайней мере, если она полностью перейдет на сторону той партии, она даст ей надежную защиту. Да и лотарингец, как бы Анжу его не ненавидел, все же не даст ее в обиду. Сейчас уже не важна ревность брата, главное, чтобы с ней все было хорошо.

Он мог бы сейчас подойти с ней к герцогу и собственноручно соединить их руки. Пускай бы он потом всю жизнь мучился от неразделенных чувств, но зато она была бы в безопасности.

Но кажется, только принц в этом соборе осознавал, какая угроза нависает над Марго. Карл и Екатерина, сидя в первом ряду, взирали на нее с гордостью, как на собственное творение, радуясь, что их планы свершаются.

Франсуа, вообще не слишком понимавший ситуацию, думал только о том, что такой муж, как Анри, по крайней мере не причинит зла его сестре, и поэтому был вполне спокоен.

Король Наваррский снаружи размышлял только о том, что благодаря этой свадьбе при французском дворе у него появится союзник.

И даже Гиз, который так безрассудно любил ее, знал только то, что, не согласившись бежать с ним, она действительно оказала ему большую услугу, потому что он сейчас здесь продолжает двигаться к вершине своего всемогущества, а она когда-нибудь разделит его с ним. В его мечтах, сейчас начинавших заходить слишком далеко, он предлагал Маргарите даже больше, чем сейчас давали ей. Не корона Наварры, а корона Франции будет у ее ног. Только ему в голову не приходило, что до того времени, когда он осуществит свои планы и освободит свою любимую, она может и не дотянуть.

Только Генрике видел, что по своей доброте и неосторожности Марго связалась с тремя злейшими врагами. И если сейчас она еще может выбирать, чью сторону ей принять, то вскоре такой возможности у нее уже не будет.

Герцог Анжуйский повернулся к ней. Но ее взгляд был устремлен на Гиза. Он был в толпе зрителей, в третьем ряду. Она смотрела на него, будто спрашивая глазами, правильно ли она поступает, а он ободряюще улыбался. В душе лотарингец был отчаянно против этой свадьбы, руки его сжимались в кулаки, но внешне он был абсолютно спокоен. Чувства не должны встать прежде политики.

Принцесса не слушала брата, она смотрела на Генриха. А Анжу видел еще один пример, когда бездумно люди губят себя во имя любви. Они здесь все такие, и его сестра, и он сам.

Наконец молодые люди дошли до алтаря и приклонили колени. Священник начал произносить какие-то слова, но ни он, ни она их не слушали.

Марго полностью погрузилась в размышления о том, что будет дальше, а Генрике старательно пытался убедить себя, что ему все равно.

– Согласен ли ты, Генрих де Бурбон, король Наваррский, взять в жены Маргариту де Валуа, принцессу Французскую?

– Да, – отозвался Анжу.

Как забавно. Спросили не его, а ответил он. А что если бы сейчас все это было по настоящему? В смысле, если бы он был истинным женихом? Если бы ее рука лежала в его ладони, потому что она любит его, потому что сейчас станет его женой...

"Согласна ли ты, Маргарита де Валуа, принцесса Французская, взять в мужья Генриха де Бурбона, короля Наваррского?" – вопрос прозвучал, как звук кинжала, проскальзывающего по латам, скрип стали о железо. Он будто резанул девушке по ушам.

Ей подумалось:"Боже, что же я делаю?!"

Печальные лики святых, смотрящих с витражей, как будто пытающихся убедить ее не осквернять понятие брака, не предавать своей любви.

Статуи ангелов, склонивших головы, шепчущих, чтобы она не губила себя.

Взгляд брата, молящий:"Постой, сестренка! Откажись!"

А где-то там в толпе любимые серые глаза, взгляд которых она чувствовала, даже не смотря туда. И в них тоже светилось сожаление, скрытое желание, чтобы все это кончилось, недовольство тем, что хоть и формально ее мужем будет другой.

И там на улице, наверняка, Анри отчаянно желает сейчас оказаться в своей стране, отказаться от всего, что он может пережить во Франции.

Даже Карл и матушка, тщательно скрывая свои мысли, сейчас, наверняка, желали, чтобы все закончилось, успокоилось, стало проще, без всей этой лжи.

Так кого же она осчастливит этим согласием? Может действительно надо одуматься? Ей хотелось отказаться, бежать прочь, исчезнуть... Но вместо всего этого губы сами собой произнесли чертово:"Да".

Гиз перестал мечтать уже тогда, когда они подошли к алтарю. Он устремил свой взор на них, начав пристальное наблюдение. Как бы он не утверждал, что все правильно, сердце болезненно сжималось. В конце концов, все что сейчас происходит – это, по сути говоря, безумие. Даже абсурд. И ее согласие. Такое ожидаемое, а в то же время отчего-то неожиданное.

"Ни у кого нет возражений против этого брака?" – обратился священник ко всем присутствующим.

Тот самый момент. Как и у всех участников фарса, у Генриха тоже была возможность чуть-чуть подправить свою роль, добавить в нее пару реплик. Каким сильным было искушение сделать это! Сейчас ему захотелось вскочить, заявить, что он возражает, протестует и ни за что не позволит этому свершиться. Герцог пожалел о том, что позволил Маргарите согласиться.

Нужно всего лишь встать на ноги и громко сказать пару слов. Будет скандал, а может и новая религиозная война, но не все ли равно? Марго его. Она нужна ему. Он ее не отпустит. Это тот самый момент. Что если все время из отношений стремилось именно к этому мгновению, когда он сделает настоящий поступок. Вдруг это самое главное? Любовь – самая великая сила, она и должна разрушать, но она не должна сомневаться. Ему необходимо покончить с этими глупостями. Это их жизнь, их судьба. Они сами будут выбирать. Вместе. Никто им не помешает.

Только отчего-то Гиз не сделал не единого движения. Продолжал сидеть и натянуто улыбаться, хоть и побледнел. Возражений не было.

"Объявляю вас мужем и женой!" – смертный приговор прозвучал для Марго.

Окова кольца надета на палец.

Принцесса Французская умерла. Теперь есть королева Наваррская.

Они поднялись на ноги. С ее лица была откинута вуаль. Анжу наклонился к сестре и оставил на ее губах целомудренный поцелуй. Его последняя такая желанная возможность.

А Марго была восковой куклой. Она не думала об этом, ни чувствовала ни поцелуя, ни волнения Генрике, ни ревниво вспыхнувшего взгляда Гиза, который уже не знал, к кому из двух ревновать, ни внимания придворных, ни шепота, проносящегося по собору. Единственное, что занимало ее мысли не относилось ни к одному из них.

Королева? Это, право же, звучит гордо...

========== Глава 45. Трагикомедия (Часть II) ==========

Свадебный пир был уже в полном разгаре. Большой зал в Лувре украсили огромным количеством цветов, здесь были белые и красные розы, какие-то необычные растения. Они стояли в вазах, обвивали колонны. Также здесь присутствовали удивительной красоты ткани, которые покрывали столы, были повешены на окнах; бордовые, синие, зелёные; шелка, парча, бархат. Гордо возвышались знамена Валуа, Бурбонов. Стол ломился от различных яств, около тысячи блюд, все заранее приготовленные, украшенные.

Огромный оркестр, состоящий из совершенно разных музыкантов, громко играл торжественную музыку, которая была слышна, должно быть, во всем дворце. Посреди танцевало множество разодетых пар, круг за кругом вращающихся, завораживаживающих своим бесконечным движением.

Миллионы свечей освещали пространство, они сверкали в огромных люстрах под потолком, переливаясь лучами своих огней, отбрасывая тени на стены, где горели веселым пламенем факелы. Огни перекликались, сплетались в сумасшедшем танце, создавали яркую феерию обрывочного света, то алого, то золотого.

Такого празднества во Франции не видели уже давно. Королевская семья не поскупилась на средства. Несмотря на то, что казна в это время находилась не в лучшем состоянии, было решено устроить такой праздник, который запомнится на долгие годы, ведь это была не просто свадьба, а, как громогласно объявлялось, знак примирения между католиками и гугенотами. Двор стремился показать гугенотам свою предрасположенность. Точнее, не им, а, скорее, сторонним наблюдателям, которые должны были в нее поверить.