Генрих встал с пола и отошёл к окну.

– Выходи за меня.

– И снова не попал. Ты женат, забыл?

– Можно устроить развод, я готов украсть тебя!

– Этого вовсе не нужно. Твоя жена мне не мешает. Мне не нужен брак. Мне нужно три совсем других важных слова.

– Слушай, хватит! – терпение его иссякло.

Он рывком поднял её с пола, цепко держа за плечи, чтобы она не могла вырваться. Грубый властный поцелуй коснулся её губ.

– Значит так, мне надоело. Что бы ты там не придумывала и не хотела слышать – я не герой дамского романа, не буду произносить сложных красивых клятв, стоя на коленях в беседке, увитой розами. В конце концов, многие злопыхатели правы. Моё прошлое страшнее, чём ты думаешь, я хуже, чем можешь представить. Убийца, совратитель – всё это правда. Только с тобой я изменился. Твоя чистота даровала прощение мне, отпускать тебя я не намерен. Просто ты моя и не будешь с этим спорить, это не обсуждается. Ты со мной и точка. Чёрт побери! Да нет мне дела до всего. Ты нужна мне!

– Вот! - её губы растянулись в победной улыбке, глаза зажглись. – Это именно то, что мне нужно. Эти слова я хотела услышать с самого начала. Если я нужна тебе – я буду рядом, – она с рыданиями бросилась ему на шею, целуя крепко после долгой разлуки, смеясь от счастья и переполняясь радостью, любовью.

========== Глава 39. Сыновья ==========

Екатерина стремительным шагом вошла в кабинет Карла. На лице её играла торжествующая улыбка. Король поднял голову от бумаг, которыми в тот момент занимался, и удивлённо на неё взглянул:

– Что привело вас сюда, матушка, в столь ранний час?

Действительно, часы показывали только восемь утра. Обычно в Лувре не было принято являться с визитами до завтрака, а он начинался в девять.

– У меня для вас, сын мой, срочные и радостные новости.

Молодой человек заметно приободрился. Во-первых, он действительно рад был видеть мать, которая, наконец-то, почтила его вниманием и сейчас, смотря на него, улыбалась. Во-вторых, давно уже новости при дворе не были радостными.

– Что же случилось? – с нетерпением поинтересовался он.

– Имей терпение. Я всё скажу, только вот... Милый, я очень горжусь тобой, тем, что ты принимаешь мудрые решения, управляя государством, – от этих слов лицо короля засветилось.

Нечасто от флорентийки ему доводилось услышать похвалу. Сегодня у неё, должно быть, действительно было хорошее настроение. Он почувствовал, как всё внутри него наполняется счастьем от её слов. Точно так же было в детстве, когда ещё был жив отец. Услышав похвалу от него или от матери, маленький болезненный Карл тотчас преображался: бесцветное лицо его покрывалось румянцем, тусклые глаза начинали светиться. Так было и сейчас.

Женщина, конечно, заметила его взбудораженное состояние и в душе умилилась. Несмотря на то, что донести до него она собиралась совсем другую мысль, сейчас Екатерина говорила искренне. Она видела, что её сын, в отличие от двух других, напрочь лишён коварства, душа его чистая, он абсолютно безобиден, никому не желает зла. Страшная драма, произошедшая в ту ночь полгода назад случилась не по его вине, а из-за нервного припадка, которые неотступно преследовали короля. В остальное же время он всегда был добр и мягок. Прекрасные качества... Но не для правителя.

Екатерина любила сына, и, возможно, испытывала к нему больше нежности, чем к другим своим детям. Но глядя на Генрике, Франсуа и Марго, королева видела некую схожесть с собой, что вызывало гордость. Особенно похож был Анжу. А ещё он напоминал ей покойного, несмотря ни на что любимого мужа. Карл был совершенно ни на кого из них не похож. Она любила их всех одинаково, но в ком-то видела венценосную особу, а в ком-то просто своё обожаемое дитя. Именно поэтому ей понадобилось произнести следующие слова:

– Но пойми, что в деле, которое я опишу, тебе точно понадобится помощь. Тут всё очень сложно и грандиозно. Одним словом, я позвала твоих братьев.

Лицо Карла сразу переменилось. Радость стёрлась с него, как будто там её и не было.

– Генрике и Франсуа?! О Боже! Зачем? Если нам так нужна помощь, почему не позвать советников?

– Советникам нельзя безраздельно доверять.

– А им разве можно?

– Перестань! Они ведь твои братья.

Отношения с герцогом Анжуйским у короля никогда не были гладкими. Скорее всего, основной причиной была ревность. Всегда матушка всё поверяла ему, всегда видела монарха именно в нём. С Франсуа раньше всё было хорошо. До той ночи, когда Карл сорвался, и младший брат ударил его. Тут, по большей части, королю было стыдно за то, что он сделал с Марго, и за то, что Франсуа пришлось защищать ее от него. Тоже ревность, но ещё и смешанная со стыдом. А главным было то, что сестра его всё ещё не простила. Он пытался поговорить, но она и слушать не хотела.

– Ладно, – как бы то ни было, спорить с матерью было бесполезно. – Сколько нам их ещё ждать?

В это время в коридоре послышались какие-то шаги и голоса. Где-то возле двери образовалась непонятная возня.

– Прошу вас, сударь! – донёсся один язвительный голос.

– Нет-нет! Только после вас, окажите честь, – отвечал второй.

На секунду воцарилось молчание.

– Да пропусти ты меня уже, – резко сменив тон, воскликнул первый.

– Сам подвинься! Я старше.

– А я первый подошёл!

– Мы одновременно пришли!

Карл и Екатерина недоуменно переглянулись.

– Что там происходит?! – крикнула она.

Голоса замолкли. Через мгновение в кабинет, в прямом смысле, ввалились Генрике и Франсуа. Неизвестно, как вдвоём они протиснулись в узкую дверь, у которой была открытая всего одна створка. Вид у них был весьма потрёпанный.

– Да уж, матушка. Такие советники – именно то, что нам нужно, – скептически протянул король.

Флорентийка смерила двоих сыновей строгим взглядом. Они одновременно потупили глаза.

– Уймитесь оба!.. Мальчишки! – вздохнула она.

Когда все, наконец, расселись (при этом, два принца опять чуть не подрались за место возле матери), Екатерина начала рассказывать всем причину этого собрания.

– В общем, 10 июня, как сейчас выяснилось, в Париж инкогнито прибыл посол Англии, некто Мильдмор. У него было послание для адмирала. Поскольку тогда все были заняты хлопотами, связанными со смертью королевы Жанны, а у Колиньи их было больше всего, посол не стал встречаться с ним лично. Он оставил послание. И только представьте себе, что там было! Елизавета Английская заявила, что не станет оказывать сейчас поддержку гугенотами, на таких условиях, которые они предложили, потому что не может допустить расширения Франции и Испании. Если в этой войне еретики проиграли бы – католическая Франция стала бы больше и сильнее. Если выиграли – гугенотскую Францию попытались бы захватить Испанцы, которые, конечно, не потерпят образования ещё одного протестантского государства рядом с собой, что, в случае их победы, сделало бы Испанию огромной и непобедимой. По всем этим причинам Елизавете выгоднее оставить всё, как есть.

– Боже, благослови эту женщину! – воскликнул Франсуа.

– Если ты так восхищаешься ей, не хочешь ли жениться? Она как раз всё ещё ищет себе мужа. Уже лет двадцать как, – насмешливо предложил Генрике, не удержавшись воткнуть шпильку, когда образовалась такая возможность.

– Может, тебе это подойдёт больше? Ты вдруг стал таким женолюбцем! – парировал Алансон.

– Да что с вами такое?! – не выдержала Екатерина.

– Ничего, – хором буркнули они.

Причина этих вечных перепалок была проста. Между братьями вдруг возникло соперничество за благосклонность сестры. Для Франсуа она с детства была лучшим другом, самым близким человеком. Он принял её любовь к Гизу, потому что она была чувственной, а не братской, отличалась от любви к нему самому и не мешала ей. А неожиданно возникшая близость с Генрике представляла для него угрозу, ведь Анжу тоже был её братом. В глубине души герцог Алансонский боялся, что он может заменить его в её сердце.