– Я сделала это из страха, по глупости. Но там ведь не было никаких принуждений!

– Значит, ты не видела его окончательной версии.

– Я не понимаю. Объясни.

Герцог становился всё мрачнее и мрачнее. А Маргарита всё меньше понимала происходящее.

– Давай я тебе расскажу всё, что случилось за эти полгода. Тогда ты сможешь сама судить, кто прав, кто виноват. И кто лгал – я или твои родственники. Присядем?

Она лишь кивнула.

Молодой человек опустился на кушетку, усаживая девушку подле себя. Теперь в его глазах, так часто меняющих выражение, плескалась грусть и горькая нежность.

– Выходит, ты совсем ничего не знаешь?

– Я не слышала о тебе ничего, кроме новостей о женитьбе.

– И про Мари тоже не знаешь?

– Нет... Она ведь совсем скоро должна родить?

Гиз вздрогнул. Краска отлила от его лица. Кажется, эти слова что-то в нём задели.

– Давай всё по порядку, – прошептал он.

Марго поняла, что, кажется, что-то случилось.

– Я был страшным дураком, не догадался, что тебе здесь наплетут сказок. Так слушай же правду, – начал он свой рассказ. После того, как твои родственники выгнали меня из города, я направился к своему дяде, в его замок, находящийся недалеко от Парижа. Я ведь рассказывал тебе о нём?

– Да. Я так и подумала, что ты поедешь в него. Поэтому отправила письмо туда.

– Верно. Там я поселился, чтобы в любой момент иметь возможность вернуться. Не хотелось уезжать домой в Жуанвиль, это слишком далеко. Но после того, как я пробыл там месяц, до меня дошли новости от Мари. Она писала, что несчастна, умоляла приехать. Конечно же, я тотчас бросил все дела и направился к ней. Они с мужем уже жили в его замке. Если бы я знал, что обнаружу, когда приеду! Возможно, будь мой конь быстрее, я мог бы успеть, – на этом моменте ему стало тяжело говорить, тогда принцесса накрыла его ладонь своей.

Ей будто передавалось его внутреннее напряжение. Генрих зажмурился. Голос его звучал тихо, надломлено.

– Как выяснилось потом, – продолжал он, – доброта Монпансье была наиграна. Он вовсе не хотел помочь моей сестре. Его целью было получить её и состояние, шедшее в приданое. Как только они выехали за ворота Парижа, для неё начался ад. Он унижал её, ограничивал во всём, обвинял в распутстве, даже ударил один раз. Ей было очень плохо, состояние было тяжёлым, всё шло не очень хорошо. От супруга она терпела только издевательства. А ещё было плохо из-за того, что её бросил Анжу, предал, обманул. Она так и не рассказала ему о беременности. Говорила, что не из тех, кто удерживает мужчину ребёнком. На словах ненавидела его, а в душе всё ещё любила. Возможно, нервы её совсем вымотали. Мне, честно говоря, не понять о чём она в тот страшный момент думала... Одним словом, когда я приехал, было уже поздно. Её не хватило на то, чтобы меня дождаться. В один из моментов страшного отчаяния она бросилась с башни... Вниз... На твёрдую землю... – он закрыл лицо руками.

Марго ахнула, в ужасе прикрыв рот рукой. Генрих молчал. Она легонько приобняла его со спины.

– Но она ведь выжила? Вы спасли её и малыша? С ней всё в порядке?

–Нет... – помотал головой он. – Она действительно выжила. Но... Всё не в порядке. У неё сломана нога и плечо, врачи не были уверены, что она встанет. А главное, Мари потеряла ребёнка!

– Господи... Да что же это? За что ей такие страдания? – в глазах девушки собирались слёзы. – И чем провинился этот несчастный неродившийся малыш?

– Не знаю. Мы все здесь платим, а за что – неизвестно. После того, как я пробыл там какое-то время, пора было возвращаться. Всё было кончено, Мари, вроде как, пошла на поправку, хотя это вопрос спорный. Нам тяжело было находиться рядом, мы напоминали друг другу о терзающем нас прошлом, это приносило нестерпимые муки. После попытки её самоубийства, когда она чудом выжила, Монпансье сказал, что больше её не тронет, даст ей полную свободу, она сможет жить где хочет, с кем хочет, как хочет. Он испугался, что всё повторится, и тогда платить должен будет он. В общем, уехал я, зная, что оставляю Мари в безопасности. По приезде меня ждало ещё одно потрясение – твоё письмо. Точнее, боюсь, не только твоё. Оно прошло через руки твоей матери. Послание было с... Кхм... Комментариями. Они угрожали мне и, главное, тебе, Марго! Я не мог поступить иначе. Прости. Я никогда бы так не сделал, если бы опасность не нависла над тобой!

– Какая опасность? Что они могли мне сделать?! Это ведь моя семья.

– Ты была у них в руках! И мы не знаем, на что они способны. Я всё понимаю, ты привыкла им верить, но тут всё может быть куда сложнее. Пойми, я не мог рисковать. Твоя мать требовала, чтобы я женился. Мне пришлось. Господи... Ты права, нет мне прощения. Я был трусом. Должен был приехать сюда, вытащить тебя...

– Нет-нет! Это было бы слишком опасно.

– И что же? Всяко лучше, чем потерять тебя. Но тогда эта история с Мари меня подкосила, у меня просто не было сил. Католическую партию со всех сторон зажимали, у нас были проблемы. А тут ещё и это! Я женился. На Екатерине Клевской. Она раньше была замужем, сейчас согласилась легко, ведь я богат, знатен и так известен во всей Франции. Я выбрал именно эту женщину, потому что она была слишком не похожа на тебя. Такую бы я никогда не смог полюбить. Но с ней можно было договориться. Я не мешаю ей, она не мешает мне. А недавно твоя мать прислала мне письмо с просьбой вернуться. Ей нужна поддержка, протестанты начали угрожать. Я знал, что так будет с самого начала, но меня никто не слушал. Конечно, получив послание, я тотчас приехал. Но, признаться честно, единственной моей целью было видеть тебя и умолять о прощении.

Вот, в общем-то, и всё.

Повисло напряжённое молчание, слышалось щёлканье маятника. И тут, Маргарита, наконец, произнесла первую фразу после его рассказа:

– Генрих, скажи мне, пожалуйста... Только правду!

– Конечно. Я не солгу тебе, что бы ты не спросила.

Она посмотрела на него печально, провела рукой по оторочке камзола.

– Ответь мне: твоя жена... Она красивая?

Вопрос был самым неожиданным из всего, что только мог представить Генрих. На некоторое время он замер, не в силах осознать. А потом опять рассмеялся.

– Чёрт возьми... Всего-то! Это всё, что ты хочешь знать?

– Не понимаю, – раздражённо откликнулась она, – что тебя так рассмешило. Скажи мне, наконец, правду.

– Моя жена вовсе некрасива. Она толстая, гораздо старше меня, блёклая и мрачная, – отсмеявшись, произнёс Гиз.

– И ты не любишь её?

– Нет, конечно!

– Совсем-совсем? – в вопросе было столько простоты, надежды, что его захлестнула нежность.

Генрих опустился на колени перед Марго и сжал её руки в своих.

– Я готов клясться чем угодно, что ты единственная, кого я люблю. И никогда никакая другая женщина не будет мне важна, как ты. Верь мне, прошу тебя.

– Я верю, – плача произнесла она и упала к нему в объятия. – Прости, что так отреагировала на тебя поначалу. Я ведь ничего не знала. То что случилось с Мари – ужасно. И мне жаль, что меня не было рядом, я не могла поддержать тебя.

Они сидели на полу в обнимку. В их положении была и радость, и отчаяние. Но спустя немного времени, Маргарита отстранилась.

– Генрих?

– Да?

– Ты ведь хочешь, чтобы я простила тебя, приняла обратно, мы снова были вместе?

– Естественно. Разве ты не желаешь того же? – он был удивлён.

– Желаю... Но есть ещё кое-что, – вздохнула она.

– Что же? Я готов на всё. Приказывай, я выполню.

–Мне нужно кое-что знать. Три важных слова, - взгляд её был пронзительным, будто насквозь прокалывал.

Отчего-то Генриху стало душно, будто сейчас нужно сделать что-то важное, принять решение.

– Я люблю тебя, – чётко произнёс он.

– Нет, не то, – с сожалением покачала головой она. – Эти слова ты можешь говорить кому угодно, в порыве страсти они могут сорваться с губ в адрес другой женщины. Ты это говорил много раз, но мне нужно не то.