Мари посвятить в свой план они не боялись, так как доверие к ней было безраздельно. Однако больше никто никому ничего не сообщал, за исключением Эжена, Жюли и нескольких доверенных людей Гиза, которые отправлялись с ними.

Марго заранее написала письма матери и братьям, которые собиралась им оставить, когда они сбегут. Всё было готово.

Но, что странно, Мария-Екатерина, которая всегда поддерживала отношения влюблённых, сейчас уговаривала брата не бежать с принцессой. На его вопрос почему она не хочет этого делать, Мария-Екатерина сказала, что её волнуют непонятные предчувствия. Этот довод показался Генриху смешным. Он объяснил ей, что побег назначен через неделю (так как ему ещё нужно было закончить кое-какие дела), и отменять его без всякой на то причины они не будут. Мари пришлось смириться. Тогда ещё никто и не подозревал о том, что ждёт её дальше.

На следующий день после разговора с братом, проснувшись с утра, девушка ощутила дурноту. Её сильно тошнило, кружилась голова, было очень плохо... После того случая с Екатериной, она боялась отравлений. Кто знает, вдруг королева всё ещё не успокоилась? И сейчас Мария-Екатерина ощутила смутный страх. Оставалось одно · ждать, что будет дальше.

Она пролежала в постели до вечера, ей стало лучше. Придя к выводу, что, вроде как, ничего страшного не происходит, Мари решилась выйти. Сегодня вечером Медичи устраивала приём в своём салоне, где она проводила их достаточно часто. Там должен был, по обыкновению, собраться весь двор.

Позвав горничную, Мария-Екатерина с её помощью облачилась в чёрное платье, расшитое серебряными нитями. Вырез у него был очень глубокий, переходящий в шнуровку спереди, плечи открыты, корсет тугой. Сбоку от середины юбки был разрез, под которым просвечивало кружево. На ноги она обула туфли на каблуках, волосы оставила распущенными, на лицо нанесла густой слой румян, чтобы скрыть бледность, и губы накрасила алым опиатом. Образ довершили массивные серебряные серьги и колье. Посмотрев в зеркало, Мари увидела воистину обольстительный образ. Вообще, в последнее время она носила очень откровенные наряды. Сама не зная почему, она стремилась к этому. Поведение её тоже несколько изменилось, стало более развязным. Сестра Генриха подозревала, что это подсознательное желание постоянно быть интересной Анжу, от которого она уже начинала зависеть.

Закончив туалет, Мария-Екатерина направилась к апартаментам королевы-матери, где уже все собрались и, как всегда, царил ажиотаж, ведь именно в этом салоне всегда передавались самые свежие новости и происходили интереснейшие случаи, начиная от того, что кто-нибудь проигрывал в карты половину своего состояния, заканчивая вызовом на дуэль из-за прекрасной дамы.

Придя туда, Мари увидела, как флорентийка сидит в кресле и беседует с какой-то неизвестной девушкой, а вокруг с интересом собрались придворные.

Незнакомка была очень высокой, стройной, русоволосой, но черты лица были несколько угловатыми, а белизна кожи казалась несколько блёклой. Розовый скромный наряд подчёркивал её молодость и свежесть, показывал чистоту, но это не производило очаровательного впечатления, которое оставляли многие юные прелестницы. Совершенно точно раньше её при дворе не было.

Недалеко от входа Мари заметила герцога Людовика де Монпансье, давнего друга её отца, которого она видела в детстве, с которым их знакомил Гиз. Уж этот-то человек точно должен был быть в курсе всего. Он был давним царедворцем, воякой, одним из богатейших людей Франции, повидавшим многое на своём веку, одним из тех людей, которые были подле нескольких сменившихся один за другим правителей. Когда-то он воевал под началом коннетабля де Монморанси, побывал в плену в Испании. Сейчас Монпансье вёл достаточно спокойную жизнь при дворе, он уже овдовел, хотя некогда был женат на племяннице Франциска I. Человек он был уважаемый.

Она направилась прямиком к нему.

– Добрый вечер, герцог, – присела Мари в реверансе.

– Ах, мадемуазель! Здравствуйте-здравствуйте! – добродушно улыбнулся он, обнажая под седыми усами два ряда ровных белых зубов. – Вы с каждым днём всё хорошеете!

– Благодарю вас, – она застенчиво улыбнулась и опустила глаза, как её всегда учили делать в тех случаях, когда ей делают комплименты.

Никакого смущения дочь Франсуа де Гиза уже давно ни при ком не испытывала, но приличия нужно было соблюдать. К тому же, этот пожилой статный мужчина вызывал у неё только тёплые чувства. Людовик активно поддерживал Генриха, будучи ярым католиком.

– Как поживаете? Как ваш брат? Я стал его реже видеть.

– У нас всё хорошо. И у меня, и у него. Генрих сейчас занят, у него много дел.

– Что ж... Он борется за благородные дела. Я восхищаюсь им. А нравится ли вам сегодняшний приём?

– Я только пришла. Единственное... Ммм... – она замялась. – Я не очень понимаю, что происходит. Не могли бы вы мне объяснить?

– О, охотно! – воскликнул герцог. – Видите ли, эта дама, которая стоит в центре, – новая фрейлина Её Величества.

– Кто же она? – поинтересовалась Мари, окидывая её оценивающим взглядом.

– Её имя Мария Клевская. Она ещё совсем юна, только приехала из провинции.

– Ооо... Как правило, таким приходится здесь несладко, – усмехнулась Мария-Екатерина.

– Но вы ведь сами не так давно приехали сюда, – с улыбкой заметил Монпансье, любуясь её точёным профилем, когда она повернула головку, чтобы ещё раз взглянуть на эту барышню, пребывавшую сейчас в центре внимания.

– Я – другое дело. Не знаю, мне кажется, даже тогда я не производила такого впечатления, как эта девушка.

– Соглашусь. Она, на мой взгляд, достаточно бесцветна. Вы же, только явившись, уже начали блистать, как драгоценный алмаз, – он произносил это не столь слащаво, как обычно льстят придворные.

И в глазах его горело искреннее восхищение. Мари даже стало приятно.

– Герцог, вы растратите на меня все любезности! – шутливо сказала она. – Право же, я этого не стою.

– Не говорите так! Вы стоите гораздо большего. Кроме шуток, Мари, вы удивительная женщина! В вас есть и красота, и ум. Вы не как все эти провинциальные девицы, которые не могут и двух слов связать, краснеют и пустословят. Поверьте мне, таких как вы очень мало. И я уверен, что ваше будущее блистательно.

– Я безмерно благодарна вам за ваши слова, – искренне улыбнулась Мария-Екатерина.

– Что ж, идите, веселитесь. Полно стоять в стороне, – так же открыто улыбаясь, промолвил Людовик и почтительно поцеловал ей руку.

Когда она отошла на какое-то расстояние, он, смотря ей вслед, совсем тихо произнёс:"Ах, был бы я моложе!"

Приём длился уже второй час. Придворные, как обычно, разошлись кто куда. Одни играли в карты, другие образовали кружки возле того или иного поэта, третьи слушали музыкантов, четвёртые активно беседовали, а кто-то просто шатался по залу.

Марго относилась к последним, что было ей очень несвойственно. Обычно принцесса находилась в центре внимания, но сегодня она была рассеяна и со всеми людьми, которые к ней подходили, перекидывалась лишь парой слов.

Причина была в том, что Генриха сегодня не было. Он не смог прийти из-за каких-то дел. А думать о чём-либо, кроме возлюбленного и их побега, Валуа не могла. Таким образом она ходила без дела, погруженная в свои мысли. Единственное, что отвлекло её – это картина, которую она заметила в одной из ниш.

Новая фрейлина Екатерины, кажется, её звали Мария Клевская, мило беседовала с братом Маргариты Генрике. Она наивно хлопала глазами и слушала его, краснея и хихикая. Анжу же, с обольстительной улыбкой, так знакомой принцессе, что-то ей рассказывал. Его рука медленно ложилась ей на талию, а провинциальная девица была вовсе не против, но делала вид, что ничего не замечает.

"О Боже..." – промелькнуло в сознании принцессы.

Ей было известно пристрастие брата к только приехавшим ко двору барышням, ещё неопытным и неиспорченным. Но как же Мари?