Это был друг и верный соратник Гиза, граф Эжен де Бланше. Вместе они были и под Орлеаном, вместе и воевали в Венгрии. Годами их дружба была закалена.

Сам Эжен был из достаточно древнего дворянского рода. Отец Эжена некогда являлся правой рукой герцога Франсуа де Гиза, отца Генриха, поэтому молодые люди знали друг друга с самого детства. Куда бы молодой Гиз не отправлялся, друг следовал за ним.

– Как тебе первый день при дворе? – поинтересовался Эжен.

– Хм... Немного непривычно. Последний раз я был здесь достаточно давно. Совершенно другая энергия, чем в провинции или где бы то ни было, – задумчиво ответил Генрих.

– Ты планируешь надолго здесь оставаться?

– Точно не знаю, но скорее всего, да. Мы уже порядком повоевали. Свои позиции нужно теперь укреплять при дворе.

– Да. Ты прав, – согласился Бланше.

– Мне кажется, король стал поувереннее себя чувствовать, – сказал Генрих.

– Пожалуй. Помню, в самом начале он и двух слов связать не мог, стоял подле королевы-матери, как безвольная кукла.

– Да он и сейчас безвольная кукла, – усмехнулся Гиз, – зато, могущество королевы всё увеличивается. Екатерина Медичи – вот истинный правитель.

– Иногда, мне кажется, что она дьявол во плоти.

– Да так и есть! Ещё мой отец некогда говорил это.

– И столько лет, а она всё ещё сильна, – продолжал поражаться Эжен.

– Змея, одним словом, – рассмеялся Генрих.

– А как тебе её дочь? – поинтересовался Бланше.

– Принцесса Маргарита? – уточнил молодой человек.

– Да.

Герцог улыбнулся и перевёл взгляд на лес, который стал ещё темнее и уже не казался столь спокойным. Появилась какая-то едва различимая угроза в темноте далёкой чаши.

– Красива. Как-то по-особому пленительно красива, – ответил Генрих, вспоминая мраморные черты, нежные маленькие руки и шёлковый водопад пронзительно чёрных волос – всё то, что обладало не то жгучей, не то леденящей красотой, поскольку слишком уж много было противоречий между этой внешностью подобной изображениям античных богинь и, напротив, живыми горящими глазами, в которых вспыхивало всё то, что жестоким богиням явно было неведомо, а именно – бесконечная жажда жизни, наивность, свет.

Маргариту де Валуа можно было читать, поскольку она не скрывала ничего. Но, в то же время, в ней была какая-то непостижимая загадка. Это и привлекло Гиза.

– Правду о ней говорили, – промолвил Бланше. – Ты, я заметил, с ней танцевал? И как? Пустышка, как большинство придворных дам?

– О, нет! - возразил Гиз. – Наоборот, очень приятна в общении. Знаешь, она чем-то отличается от остальных...

– Вижу, друг мой, ты впечатлён! – рассмеялся Эжен. – Уж в женщинах-то здесь недостатка нет!

На этом разговор о принцессе был исчерпан, по крайней мере, пока что, и Гиз быстро переключился на другие мысли, более насущные.

– Что правда – то правда! Кстати, о женщинах, – с хитрой ухмылкой Генрих вынул из складок камзола небольшой листок, – мне сегодня это передала очень даже милая барышня.

– Как всегда! – Бланше возвёл глаза к небу. – С тобой вечно так! Отбоя нет от поклонниц! Сегодня, увидев тебя, дамы чуть в обморок не попадали.

Гиз самодовольно усмехнулся, а затем развернул послание.

– Ммм... – протянул он, прочитав его. – Нужно будет как-нибудь заглянуть к ней!

– Развратник! – пробурчал друг, на что герцог лишь рассмеялся.

На следующий день с утра Маргарита решила посетить мать в её покоях. Она облачилась в синее бархатное платье, Жюли соорудила ей элегантную причёску, и принцесса направилась к аппартаментам королевы.

У Екатерины Медичи в прихожей всегда толпилось множество людей. Она имела штат прислужников, нескольких фрейлин, нескольких пажей, а также большое количество шпионов, соглядатаев и прочих. Все они верой и правдой служили королеве-матери.

Марго всегда чувствовала себя немного неуютно, проходя к королеве. Здесь царила обстановка немого повиновения и благоверного ужаса перед правительницей.

Сейчас принцесса, как всегда, немного поёжилась, прежде чем открыть дверь. Всё же, сделав это, она прошла мимо собравшихся людей и постучала в дверь будуара матери. На пороге появилась камеристка, которая, завидев Маргариту, почтительно поклонилась и пропустила её вовнутрь.

Оглядев комнату, девушка увидела Екатерину, которая стояла около камина, спиной к вошедшей.

На королеве, как обычно, было чёрное платье – цвет, который она всегда носила, после смерти супруга, в знак траура. Гордая осанка, руки сложены впереди.

Наконец мать обернулась и внимательно посмотрела на дочь. На её губах появилась лёгкая улыбка.

– С добрым утром, дорогая, – кивнула она.

– С добрым утром, матушка, – Марго присела в реверансе.

– Проходи, пожалуйста, – Екатерина указала ей на одно из стоявших здесь кресел, а сама опустилась в другое.

Марго присела на краешек.

– Чем же я обязана этому визиту? – мягко спросила королева.

– Мне захотелось навестить вас, – улыбнулась Маргарита.

– Это похвально! Я рада, когда мои дети вспоминают обо мне. Как тебе вчерашний бал, дорогая?

– О! Это было прекрасно! А как вам, матушка? Вы остались довольны?

– Вполне. Благо, на этот раз никаких конфузов!

После этих слов принцесса вспомнила, как на прошлом балу, ещё в Париже, произошла драка. Какие-то два подвыпивших дворянина поспорили о чём-то и выяснять кто прав решили не в другом месте, на шпагах, а прямо здесь, на кулаках. Вот шуму-то было!

При этих воспоминаниях Марго не удержалась и хихикнула. Это не укрылось от внимания Екатерины. Девушка тотчас прикусила губу, испугавшись того, что мать разгневается за неподобающее веселье, но, на удивление, королева тоже улыбнулась.

– Ну да, – кивнула она, – ты поняла о чём я.

В такие моменты Маргарита видела в Екатерине не жёсткого расчётливого монарха, а человека, свою мать, которая, несмотря ни на что, любила своих детей. Многие говорили, что королева не умеет любить, но юная принцесса знала, что это не так.

Их взаимоотношения не были идеальны. Марго часто не слушалась приказов, Екатерина часто делала вещи, которые девушка понять не могла, но они всё прощали друг другу и были одной семьёй. Не часто, но время от времени им удавалось поговорить, побыть вместе. Принцесса очень любила такие моменты. И Екатерина тоже, хоть и редко в этом признавалась. Ей нравилось общаться с дочерью, она была безумна похожа на неё. Тот же пытливый ум, тот же несгибаемый характер. Но, в то же время, в отличие от рано повзрослевшей флорентийки, Маргарита была романтичной, мечтательной. Она не привыкла к трудностям и тяготам, хотя, по мнению королевы, если они и настанут – Марго со всем справится.

Они ещё поговорили некоторое время.

Затем, пришёл герцог Алансонский, который сообщил, что король хочет пообедать вместе с ними. Тогда все трое направились вниз, где их поприветствовал Карл. Вся семья была в сборе, не хватало только герцога Анжуйского, который в это время оставался на осаде, так как принял на себя главнокомандование войсками.

После обеда было решено отправиться на прогулку. Маргарита зашла в свои покои, чтобы взять тёплый плащ. Затем, она спустилась вниз, где все собирались.

Здесь присутствовали король, Франсуа, королева-мать, сама Марго и некоторые придворные, в том числе, и её дамы.

Как только принцесса вышла на улицу, она тут же увидела спешившего поприветствовать её герцога де Гиза. Девушка приветливо улыбнулась, протягивая ему руку для поцелуя.

– Я уже успел соскучиться по вашей улыбке, Ваше Высочество, – произнёс он.

Только она хотела поблагодарить его за комплимент, как вдруг, позади раздался голос герцога Алансонского:

– Добрый день, герцог!

Генрих обернулся к принцу и склонил голову в знак почтения.

– Добрый, монсеньор.

– Вы, как я вижу, решили все комплименты расточить за один раз? – с нотками злости произнёс он. – Не стоит делать этого, а то потом ничего не останется.