– Ладно, – вздохнул Анжу, – возможно, вы и правы. Так вы собираетесь что-то предпринять?

– Возможно.

Молодой человек тотчас подумал о том, что если Екатерина что-нибудь сделает, Гиз подумает, что это он ей всё рассказал, и кто знает, чем это обернётся. Нет, нужно было постараться убедить мать ничего не предпринимать.

– Может, просто оставить их в покое? – вкрадчиво предложил он. – Если даже между ними что-то и есть, в конце концов, ничего страшного. Нравы нашего двора вольны, здесь все имеют любовников. Марго с детства растёт в такой обстановке, ничего удивительного в том, что ей захотелось отведать запретного плода. Пускай потешится, это скоро пройдёт. Вы так не думаете?

Медичи двинулась вперёд по тропинке к столу с угощением.

– Видишь ли, – вздохнула она, – всё бы ничего, я и слова бы не сказала, ведь всё понимаю. Но есть проблема. Марго – принцесса крови, сестра короля. Когда-нибудь она должна будет выйти замуж, для Франции это важно. Невинность – в наше время уже не такое значительное условие для вступление в брак. Но что если вдруг Марго забеременеет от Гиза? Представь себе, что будет! Это ведь позор. Выдать замуж её ни за кого не получится, оставить без мужа и с ребёнком – нанести урон её чести. Останется только один вариант – сам герцог. Но этого мы допустить не можем! Брак принцессы с главой радикальных католиков – это ведь открытый вызов протестантам! Страна вновь погрязнет в пучине войн. Я уж не говорю про престол. Гизы не преминут подобраться к нему так близко, что, возможно, Валуа на нём уже места не останется. Теперь ты понимаешь, что эту связь нужно прервать, пока всё не зашло слишком далеко.

Генрике не мог не согласиться с этими доводами.

– И что вы хотите сделать?

– У меня давно уже была мысль выдать Марго замуж за Генриха Наваррского. С одной стороны, это прекратит её отношения с Гизом, а с другой – послужит символом мира во Франции. К тому же, это привлечёт ко двору ещё одного человека опасного для короны.

От одной мысли обо всём этом, его передёрнуло.

– Но он же протестант! – вскричал Анжу.

Восклицание его было таким громким, что несколько человек, стоявших поодаль, даже обернулось на него.

– Тише! – шикнула Екатерина. – Я не понимаю, – продолжала она, – что за убеждение у тебя против протестантов?! Я пытаюсь наладить мир, а ты только мешаешь мне в этом.

– Дело не в моём к ним отношении. Это ведь опасно! Мало ли что они захотят сделать?

– Но Гиз ещё более опасен. И опасность эта действует прямо сейчас, рядом с нами.

Сложно было что-либо возразить. Поспешно закончив разговор с матерью, Генрике отошёл в сторону, где его неизменно ждал Дю Га с кубком вина.

– Ты хоть иногда не пьёшь? – поинтересовался принц.

– Ммм... Дай подумать... Вспомнил! Я не пью в двух случаях: либо когда уже настолько пьян, что не могу подняться, либо когда занимаюсь любовью.

Анжу издал смешок, тем не менее следуя примеру своего фаворита и тоже подхватывая вино со стола.

– А уж с твоим безумным семейством и спиться не мудрено, – заметил Луи. – Теперь ещё и маленькая сестрёнка присоединилась ко всеобщему борделю, называющемуся Лувром!

– Не говори мне об этом всём, – простонал Генрике. – Как же мне надоело!

Дю Га ободряюще похлопал его по спине.

Вечером герцог Анжуйский отправился в покои Марии-Екатерины.

Сюда он всегда приходил после тяжёлых дней, чтобы расслабиться, снять напряжение. Всегда готовая его принять покорная девушка благотворно на него влияла. С ней он мог чувствовать себя настоящим мужчиной, господином. Она была в меру нежной, в меру страстной. Иногда ему казалось, что Мари просто идеальная любовница, по крайней мере, если говорить о женщинах. Однако Генрике забывал о ней всякий раз, когда покидал её комнату и отправлялся по своим делам. А она оставалась терпеливо ждать.

В этот раз, как обычно, мадемуазель де Гиз была рада видеть принца. Как только он вошёл в её покои, она бросилась к нему, заключая его в объятия.

"Ты не приходил уже несколько дней! Я так скучала", – воскликнула она.

Её шёпот звучал в полумраке комнаты, Мария-Екатерина дарила возлюбленному нежные поцелуи, её белые пальцы скользили по его широкой спине. Генрике расслабился, прикрывая глаза. Сейчас ему нужно было именно это.

На секунду в его голове возникла мысль рассказать Мари о проблемах, которые в скором времени должны были возникнуть у её брата. Ведь если предупреждение о планах Екатерины пойдёт с его стороны, Гиз не подумает, что это он всё рассказал. Но потом Анжу пришёл к выводу, что лучше вообще делать вид, что он здесь не при чём, что и было правдой.

Утром герцог поспешно оделся и направился к выходу. Мари приподнялась на подушках, провожая его взглядом.

– Уже уходишь? – с грустью спросила она.

– Да, мне пора. Дела ждут, – ответил он.

– Хорошо. Я буду ждать.

– Я приду. Позже.

Генрике уже открыл дверь и сделал шаг в коридор, когда до него донеслись её слова:

– Я люблю тебя.

– Я знаю, – только и сказал он.

Когда за ним закрылась дверь, Мари откинулась на подушки. На глазах её выступили слёзы. На другой ответ она уже не расчитывала, ей давно уже было известно, что Анжу не любит её, на этот счёт она больше не питала иллюзий. В его сердце не отозвалось чувство, которое она к нему испытывала, а её любовь была пылкая, всеобъемлющая. Сначала сестра Гиза полагала, что её хватит на них обоих, но только сейчас она начала осознавать безысходность своего положения. Кто она? Любовница, игрушка... Ничуть не боле. Она ничего для него не значит. Покоряясь его прихотям, Мария-Екатерина вовсе не думала о том, что ждёт их дальше. Или не хотела думать. Только сейчас она осознала, что однажды ему надоест, и он, глазом не моргнув, порвёт всё, что их связывало.

В страшный день, когда Генрих их разоблачил, он в сердцах, конечно же не серьёзно, руководствуясь исключительно яростью, назвал её потаскушкой. На самом деле так он не считал, но сейчас Мари задумалась, а не является ли она таковой на самом деле? Осознание собственного падения заставило её заплакать. Это больно – осознавать, что являешься женщиной, которую лишь используют. И больно в ответ на самые искренние слова любви, рвущиеся из души, услышать только холодное "я знаю".

*В эпоху позднего средневековья и ренессанса перчатка, полученная от дамы, считалась признаком её благосклонности.

========== Глава 31. И снова о подслушанном ==========

Неизвестно на что рассчитывал Генрих, когда стремительной походкой направлялся в кабинет Карла. Он решил поставить на кон всё. Однако нетрудно догадаться, что король не поверил ему, даже когда Гиз предложил ему всё, о чём недавно говорил дяде. Чтобы амбициозный герцог готов был отказаться от всего, что составляло его жизнь раньше, ради женитьбы на девушке, которую он, по его словам, любит?

Сомнительно. Да и Карл никогда бы не рискнул отдать свою драгоценную Марго этой семье! Он тотчас начал искать варианты, которыми Генрих мог бы его обмануть, пытался разгадать его план. И Гиз, глядя на его попытки, впервые пожалел о своём прошлом и сложившейся репутации. Король вспомнил и о всех его предках, и о его военных походах, и о сильной армии, и, в конце концов, о его безнравственности. "Я никогда не выдам свою сестру за такого человека, как вы!" – он был разгневан. – "При всём уважении к вашей семье, которая, конечно, всегда поддерживала престол, вы не являетесь подходящей партией для принцессы".

Глаза его, когда он это произносил, горели враждебностью. А ведь Генрих и слова не сказал о том, что между ними уже есть отношения, зашедшие достаточно далеко. Он сказал лишь то, что уже долго издалека наблюдает за Её Высочеством и с недавних пор пришёл к выводу, что может рассчитывать на её благосклонность. Гиз описал свои возвышенные чувства, попросил её руки, пообещал всё, что мог... А вызвал лишь гнев короля. Он понял, что сегодня дальнейшие попытки тщетны и стоит удалиться.