Когда он уже собирался уходить, она жестом остановила его, сняла с руки чёрную перчатку и протянула её ему. В глазах девушки скакали чёртики. Едва сдерживая смех, Гиз принял перчатку. Оба боковым зрением видели, как придворные, уже не скрывая этого, во все глаза таращатся на них*. Со всех сторон слышался шёпот и хихиканье. Как всегда это происходит при дворе, в умах блистательных дам и кавалеров тотчас начинали придумываться предположения, одно интереснее другого. Колесо сплетен начало своё движение, всё больше и больше набирая обороты.

Дю Га, как всегда, стоящий возле герцога Анжуйского в окружении прочих миньонов, присвистнул, а потом, наклонившись к уху своего господина, что-то сказал, отчего тот рассмеялся. Должно быть, шутка была не самой пристойной.

Тихая поляна, греющаяся под безмятежными лучами солнца и до сих слушавшая лишь мелодичное пение птиц, наполнилась кривотолками, спорами, злыми языками, которые воодушевлённо начали распространять слухи.

Чудесное превращение произошло всего за несколько часов. Впрочем, люди всегда не преминут привнести в идиллию долю горечи.

Позже, когда Генрих стоял у стола с угощением и пил вино, к нему подошёл кардинал Лотарингский.

– Признаюсь честно, даже от тебя я такого не ожидал, – без обиняков заявил он.

– О чём вы? – не понял Гиз.

– Полно, не прикидывайся. Ты оказался столь хватким... Кто бы мог подумать! Надо же, впечатлить сестру короля. Уверен, если ты доведёшь всё это до конца, мы поднимемся на такое положение, какое нам и не снилось! – вдохновлённо заявил Карл.

– Доведём до конца что? – с нажимом спросил Генрих.

Он видел: его дядя что-то задумал.

– Как что? Ты ведь вознамерился жениться на Её Высочестве? Я угадал?

– С чего вы взяли?

– Нетрудно догадаться. Раньше ты использовал женщин только для недолгого развлечения. Но с такими целями ты мог бы найти при дворе любую. Однако обольщать ты решил принцессу, из чего следует, что, в этом случае, ты смотришь куда дальше, чем просто соблазнение очередной красавицы, как обычно. Я тотчас догадался, что ты решил сделать. И я поражён. Конечно, так просто тебе её не отдадут. Но можно не оставить им выбора! Ты ведь понимаешь, о чём я. И тогда у нас будет всё: власть, права на трон и заложник в нашей семье. Это просто гениально!

Слушая дядю, Генрих всё больше и больше поражался, лицо его багровело. Теперь-то он понял, на что толкал его хитрый лотарингец.

– Вы ошибаетесь, – процедил он. – Ничего подобного в мои планы не входило.

– То есть? – пришёл черёд удивляться кардиналу.

– Отчасти вы угадали. Я действительно планирую просить руки Марго. Но никого ни к чему принуждать я не собирался. Никогда в жизни я не обесчещу её, выставив это на всеобщее обозрение, как вы только что намекнули, никогда не буду использовать её как заложника. И если вдруг Его Величество даст мне согласие, я ничего не попрошу, кроме Марго. И никогда не буду пользоваться этим положением в личных целях. Мне известно, что принцесса – одна из важнейших пешек в политической игре, но взамен я готов буду дать королю всё, что имею, чтобы компенсировать то, что её я заберу. Например, если уж мы начали говорить начистоту, я обдумывал предложить в распоряжение Его Величества свою армию, далее отказаться от радикальной позиции, которая мешает ему. Я пойду настолько далеко, насколько потребуется. Можно будет даже заявить о примирении с гугенотами.

– Что, прости? – кардинал опешил. – Что ты такое говоришь? Генрих, ты повредился умом, или это ещё какой-то сложный расчёт? С чего вдруг ты решил всё это делать?!

– Потому что я люблю её, – с достоинством ответил он.

Карл некоторое время молчал, а потом истерически расхохотался.

– Господи... Что с тобой произошло?! Глупый юнец! Ты лишился рассудка. Знаешь, на подобное был неспособен даже твой безумный отец! Ты действительно считаешь, что это чувство важнее всего, что занимало тебя раньше? И ты действительно готов пожертвовать всем ради этой девчонки?!

– Да, именно так.

– И это весь твой план?

Генрих уже начинал сердиться.

– Я сделаю так, как посчитаю нужным! Позвольте мне самому строить свою жизнь.

Мужчина нахмурился.

– Глупец! Это не только твоя жизнь. От тебя зависит всё наше семейство. Ты готов сейчас бросить всё, к чему наш род шёл несколько столетий. Куда подевались твои амбиции?! Ты не можешь так поступить. Тебе нужна власть, месть...

– Всё это теперь не имеет значения, – упрямо возразил Гиз.

Карл вновь расхохотался.

– И ты действительно считаешь, что её любишь? А не путаешь ли ты это со своими амбициями и обычной похотью? Мне это кажется более возможным в твоём случае.

– Не говорите так. Вы не знаете ничего!

– Ооо... Может ты ещё и скажешь, что ваши чувства взаимны?

– Да, именно так.

– Теперь всё ясно, – фыркнул кардинал. – Просто эта потаскушка тебя открутила и ты потерял голову.

Генрих цепко схватил его за запястье, сжимая до покраснения и хруста, кардинал аж тихо вскрикнул.

– Не смейте так о ней говорить! – прошипел Гиз.

– Отпусти и не смей мне дерзить! Что ты творишь?! Поверь мне, ничего у тебя не выйдет. Одумайся! – глаза его сверкали молниями.

Их взгляды на мгновение скрестились, в них бушевал огонь. Как это часто бывало, между ними опять пролегла пропасть непонимания.

Однако нельзя было сейчас давать волю чувствам. Единство – главное оружие Гизов.

Генрих резко развернулся и пошёл прочь, бросив на ходу:

– Я не хочу с вами разговаривать.

Кардинал остановил его, ухватив за рукав, и проговорил:

– Глупый, неужели ты думаешь, что изменился? Да ты всегда был слишком порочен для чего-то чистого! Любовь – это не для тебя. Однажды ты это поймёшь. Ты не можешь творить добро. Грязь, грехи, низменные страсти – всё это всегда будет с тобой. Сейчас ты слишком молод, красив, чертовски обаятелен, умён, богат... Тебе светит блестящее будущее! Кажется, что всё будет превосходно. Но когда-нибудь, оглянувшись назад, ты сам поразишься своей развращённости и поймёшь, что ходишь по загубленным душам, не в силах остановиться. Иначе никак. Вспомни себя до встречи с этой девчонкой. Ты не мог измениться, Генрих, ты всё тот же. В скором времени ты это увидишь.

Ничего не ответив, Гиз пошёл прочь. Ему не хотелось слушать эти мерзкие речи, становилось противно. В глубине души его поселилось сомнение. Что если дядя прав? Но он поспешил отогнать от себя эти мысли, нельзя забывать о Марго и даже сомневаться в чистоте их чувства.

– Ты видел это? – Екатерина стояла подле Анжу и говорила тихо, чтобы крутящиеся вокруг придворные не могли их слышать.

– Вы про Марго?

– Да, – он всегда её понимал практически без слов.

Королева чувствовала с сыном крепкую нерушимую связь, которая позволяла им и думать одинаково, и угадывать мысли друг друга.

– Видел.

– И что скажешь?

– Не вижу в этом ничего такого.

Генрике всё ещё помнил удары, нанесённые ему Гизом, когда тот узнал про свою сестру и шантаж Марго, помнил про их договор. Сейчас ему немного боязно было его нарушать. Хоть принц и пытался храбриться, он был ещё совсем молод, к тому же, зная Гиза, действительно стоило его опасаться. Именно поэтому сейчас он и попытался скрыть тайну.

Но проницательность матери, как всегда, взяла своё.

– Мне кажется, ты что-то знаешь, – прищурившись, промолвила она. – Или догадываешься.

– Нет, я просто... – предпринял жалкую попытку оправдаться Генрике, но королева властным движением его прервала.

– Не оправдывайся. Даже если ты что-то и знаешь, это, в общем-то, не так важно. Я уже примерно представила происходящее. То, что Маргарита и герцог делают сейчас – это явно специально выставленный напоказ спланированный спектакль. Уж не знаю, зачем им это нужно. Но дело не в этом. Я ещё давно заметила взгляды, которые они кидают друг на друга. Ты так удивлённо на меня смотришь! Полно. Я прожила при французском дворе столько лет, что для меня прозрачно всё, что пытаются скрыть. К тому же, я хорошо знаю свою дочь.