Приёмов здесь не устраивалось уже несколько лет, так как сам герцог бывал здесь нечасто. Слуг держали тоже не слишком много.

Но, несмотря на его некоторую мрачность и пустоту, молодой человек любил этот дом. В нём был какой-то дух таинственности, истинного Парижа. А главное, этот дворец был похож на его истинный дом в Лотарингии. Вот в том месте Генрих ощущал себя по-настоящему, но, увы, Лотарингия была далеко. Это здание хотя бы напоминало ему родину. Приходилось довольствоваться им.

Итак, Гиз без сил упал на постель, радуясь долгожданной возможности расслабиться. Но этому не суждено было случиться. В дверях показался юный паж, который громко произнёс:

– Монсеньор! Просят к вам впустить!

Генрих недовольно поморщился, приподнимаясь на подушках.

– Кого там ещё нелёгкая принесла?! – сердито промолвил он. – Скажи, что меня нету, или я заболел. Хоть умер! Скажи, что я уехал покорять океаны! Да что угодно, только оставьте меня в покое!

Гневную тираду прервало появление в комнате третьего лица.

– Ну уж нет, дорогой племянник, этот номер не прокатит. Так ты говорил уже много раз, а океан всё ещё не покорён!

– Дядя?

Генрих быстро вскочил на ноги, набрасывая на плечи колет.

– Здравствуй, – улыбнулся мужчина.

Он был высок, остатки волос на облысевшей голове были полностью седыми. Венчала их красная шапочка, которая была такого же цвета, как и всё его одеяние, похожее на рясу.

Звали его кардинал Карл Лотарингский и приходился Генриху он дядей.

В этот день Его Высокопреосвященство решил посетить сына брата, дабы обсудить с ним множество вопросов, при этом, самого герцога никто не предупредил, и он был ошарашен неожиданным появлением в его комнате человека, которого не видел уже около года.

– Когда же вы успели приехать? – осведомился он, придя в себя от изумления.

– Пару часов назад. И сразу к тебе, – ответил новоприбывший.

– Ну уж тут мне не приходится обольщаться, – ухмыльнулся Генрих. – Сюда вы приехали, потому что планируете обустроиться в моём дворце, так как дом, который по приезде в Париж вы занимали, нынче ремонтируется.

– Да ты, я вижу, поумнел! – расхохотался кардинал.

Между этими двумя никогда не было особенной любви и даже учтивости, что и отразилось в этом диалоге.

– Какие новости из Лотарингии? – уже более серьёзно спросил молодой человек, жестом предлагая гостю сесть в кресло.

Тот с радостью устроился напротив него.

– Да так. Особенно ничего не происходит. Твоя мать почти выздоровела. И твоя сестра скоро приедет, – ответил священнослужитель.

– Мари? Сюда? – на лице Генриха отразилось недоумение.

– Да. А что?

Губы молодого Гиза невольно скривились.

– Ей здесь не место, - проговорил он.

– Почему же? – не понял кардинал. – Она уже взрослая. Ей пора предстать перед двором. Мари умна, красива. Я уверен, она станет одной из самых завидных невест, у неё будет огромное количество знатных поклонников, она сделает прекрасную партию. Ей самое место в Лувре!

– Я так не думаю. Здесь слишком много грязи, – пренебрежительно промолвил герцог. – Я полагаю, у нашего семейства достаточно средств, чтобы выдать Мари за наиблагороднейшего человека, который отлично ей подойдёт. При наличии мужа можно будет ехать и ко двору, и вовсюда. В конце концов, – с гордыней в голосе заметил он, – девушка из дома Гизов не должна в одиночестве, как какая-то приживалка, приезжать в Лувр.

– Не говори ерунды! Для любой барышни большая честь оказаться подле королевской семьи. Мари точно может рассчитывать на хорошее место. А что касается названной тобой "грязи" – ты сам в самом её центре. Конечно, я понимаю, что ты хочешь огородить сестру от всего, но она дворянка из знатного рода. В этом нет ничего такого. Что бы ты там не считал, всё уже решили без тебя.

– Мне казалось, что в этой семье решения должно принимать мне? – надменно проговорил Гиз.

– Пока что нет. Ты ещё молод, – возразил кардинал, – не всё пристало решать тебе. Ты слишком многого хочешь. И довольно этих споров! Лучше расскажи мне поподробнее как прошли сражения и откуда взялся этот пресловутый мирный договор?

Генрих, придя к выводу, что эти вопросы сейчас и впрямь важнее, чем приезд сестры, вкратце поведал дяде о том, что важного произошло за всё это время.

– Мда... – задумчиво протянул Карл. – Всё, что ты говоришь – не в нашу пользу.

– Проклятье! – вскричал герцог. – Я пытался сделать, что мог!

– Не кипятись, – усмехнулся кардинал. – Ты действуешь, руководствуясь порывами. Будь осторожнее. Давай рассудим логически.

Генрих сделал нетерпеливый жест.

– Я и без того последнее время только и занимаюсь рассуждениями, которые ни не к чему не приводят.

– Ты слишком торопишься, ждёшь мгновенного эффекта. Нужно затаиться, – проговорил мужчина.

– Но я не хочу таиться, не хочу ждать! – воскликнул Генрих.

Он был на взводе. То, что копилось в нём последний месяц, наконец выплеснулось наружу.

С лёгкой усмешкой на губах Его Высокопреосвященство наблюдал за метающим взглядом молнии племянником.

– Как же ты похож на своего отца, – вздохнул он.

Гиз резко замер и вперил взгляд в родственника.

– Вы так считаете? – тихо проговорил он.

– Считаю. И мне жаль.

– Жаль? – на его лице отразилось недоумение.

– Безрассудство довело твоего отца до гробовой черты. Я не хочу, чтобы с тобой произошло то же самое.

– Мой отец погиб героически! Лучше уж славно пасть, нежели просто угаснуть со временем.

– Пасть ты ещё успеешь, – вздохнул Карл.

Он видел пыл молодого человека, видел его безрассудную храбрость, страстность. Кардинал был чёрствым человеком, как и большинство в семействе Гизов. Он был противоположностью и погибшему брату, и племяннику. Все действия продумывал, предпочитал хитрость прямому нападению, был изворотлив, а в какой-то мере и труслив, искал для себя выгоду. Душа его давно засохла, церкви он служил только для приобретения могущества. Всю жизнь лотарингец стремился к богатству и славе, честолюбие у него всё же было, но способы, которые он избирал для достижения цели, иногда могли показаться беспринципными. На протяжении всего жизненного пути его сопровождала ложь. В чём-то он был схож со своим другим племянником Карлом. Та же трусость и изворотливость, та же завистливость.

Когда Генрих руководствовался благородством, его дядя шёл на поводу у выгоды. Осторожность была его основной чертой. При жизни брат затмевал его своей славой, в глубине души Карл испытывал зависть. Сын Франсуа был таким же: ярким, смелым, любимцем народа. Одним словом, обладал теми самыми качествами, которых недоставало самому кардиналу. Поэтому по-настоящему он никогда не любил племянника. Виделся с ним нечасто, только из нужды. Но сейчас он понимал, что Генрих – новый глава клана Гизов, и нужно держаться за него, нужно оберегать его, потому что он является залогом их могущества.

Его Высокопреосвященство решил стать для молодого человека верным советником, при этом, имея возможность преследовать и личную выгоду, успешно её достигая. Он планировал воздействовать на племянника, правда не учёл, что тот видит его насквозь и имеет на всё своё личное мнение, не нуждаясь в советах и преследуя свои интересы.

Однако пока что они вели беседу, ничем не выказывая своих потаённых мыслей.

– Так чего же ты хочешь? – осведомился Карл.

– Признаюсь честно. Я желаю усилить могущество дома Гизов, отомстить герцогу Анжуйскому, который предал меня, и ещё, вы сами знаете, к чему я стремлюсь. Но это потом, – не покривив душой ответил Генрих.

– Да ты, сын мой, как я погляжу, честолюбив!

– Это у меня в крови.

– Что ж, твои идеи верны и даже почти выполнимы.

– Может, вы ещё и знаете каким образом можно их осуществить? – с усмешкой спросил герцог.

– Может быть, отчасти и знаю, – спокойно ответил Карл.

– Так поделитесь же своими планами. Надеюсь, для меня в них найдётся место?