– А какие могут быть? – он задал риторический вопрос. – Мы сделали всё, что смогли. Это стихия, нам с ней не совладать, - не в его правилах было отчаиваться, но сейчас глупо было бы ещё на что-то надеяться.

– Куда мы идём? – спросил Дю Га, который до этого следовал чуть позади, равняясь с принцем.

– К королю. Проверим обстановку.

Дальше они шли в молчании.

Неожиданно взгляд Генрике наткнулся на маленькую фигурку, сжавшуюся у выхода из галереи. Приглядевшись он понял, что это ребёнок. Маленький мальчик, лет восьми, дрожал и с ужасом крутил головой. На его заплаканном личике отражался беспредельный страх... А ведь в Лувре были и дети... Сначала герцог хотел пройти мимо, но что-то его остановило. Он подошёл к мальчику, опускаясь перед ним на корточки.

– Эй, – тихо позвал Генрике. Ребёнок вздрогнул и поднял на него свои огромные голубые глаза.

– Не бойся, я не причиню тебе вреда. Почему ты один?

От страха малыш не мог выговорить ни слова.

Анжу не имел опыта общения с детьми и сейчас слабо представлял, что нужно говорить.

– Я ищу свою маму, – наконец пролепетал тот.

– Ты потерялся?

– Не совсем... Я был с папой, он хотел увести меня отсюда.

Пока мальчик говорил, Генрике рассматривал его. Ему ещё не доводилось видеть таких детей. Бледная, практически прозрачная кожа, глаза непривычно огромные и пронзительно голубые, не просто светлые, а скорее белые волосы. Худенький, маленький, но почему-то он казался каким-то взрослым. Да и говорил, несмотря на свой испуг, достаточно складно. Внешность его напоминала ангела.

– И где твой папа?

– Его задушили шнуром от портьеры, - и малыш расплакался.

У герцога Анжуйского внутри всё сжалось. Несмотря ни на что, он тоже был человеком и сейчас пребывал в ужасе. А сколько ещё таких же несчастных детей в одиночестве ходят по Парижу, пытаясь разыскать своих родителей? Молодой человек неловко приобнял его за плечи.

– Как тебя зовут?

– Гастон, – всхлипнул он.

– А кто твои родители?

Ребёнок назвал фамилию. Их Генрике знал. Это был один наваррский дворянин с женой. Выходя из Лувра принц видел, как несчастной женщине проломили череп ударом дула алебарды.

Значит, мальчик остался сиротой. Но как ему сообщить о смерти матери, когда совсем недавно на его глазах погиб отец? Анжу решил пока ничего не говорить.

– У тебя есть ещё родственники?

– Нет, – тихо ответил он.

– Ладно, Гастон. Иди сюда, мы что-нибудь придумаем, – принц подхватил мальчика на руки.

– А вы найдёте мою маму? – с надеждой пролепетал тот.

– Найдём, – заверил его Генрике.

Затем он передал малыша Келюсу и приказал отнести Гастона в свои покои.

Граф опять проворчал что-то о том, что сегодня он только и занимается провожанием несчастных беззащитных детей (к которым он, по всей видимости, причислял и Марго), однако повиновался. Конечно, перед этим он не забыл возмущённо спросить, почему это делать должен не Дю Га, на что последний ответил, что он всегда должен быть с Его Высочеством.

Таким образом маленький Гастон хотя бы на ближайшее время получил надёжное укрытие.

– А не все Валуа чудовища, – пробормотал Нансей себе под нос.

Но Анжу его услышал и горестно усмехнулся.

– Ошибаетесь, капитан. Мы все те ещё дети преисподней.

Наконец, Генрике добрался до апартаментов короля. Стража безропотно пропустила его. Нансею и своим людям герцог приказал оставаться снаружи.

В комнате царило мрачное безмолвие. Свет не пробивался через глухо задёрнутые портьеры.

Карл дремал за столом, издавая рваные стоны во сне. Королева-мать сидела в том же кресле, которое занимала, когда Анжу ночью отсюда уходил, и смотря в пространство пустым взглядом, чисто машинально перебирала чёрные чётки с жемчужинами. Франсуа разместился на стуле возле входа и крутил в руках кинжал из дамасской стали, рукоять турецкой работы которого была усыпана драгоценными камнями.

Когда принц вошёл, всё тотчас подняли на него взгляды. Уставшие, скорбные. Он поёжился.

Карл проснулся и протирая глаза, попытался понять, кто это вошёл. Узнав брата, он лишь поджал губы.

– Что-нибудь новое? – осведомилась Екатерина.

– Резня распространяется за пределы Парижа, - этим было всё сказано.

– В городе смогли успокоить народ?

– Ну как сказать... Судя по тому, что я слышал, живых протестантов здесь осталось немного. Так что вырезать уже больше некого.

– Что ж, значит, эту битву мы выиграли, – холодно рассудила Екатерина.

– Но какой ценой! – воскликнул Франсуа.

– Когда Бог устроил всемирный потоп, его это не останавливало.

– Но мы не Боги! – простонал Карл. – И нас за это обязательно ждёт кара свыше!

Королева как-то по-дьявольски расхохоталась.

– Кара? Да мы и так уже прокляты! Чувство вины, дети мои, если уж мы говорим о нём, остаётся до конца жизни. Но нужно запрятать его глубоко в душе. Мы пока что правим этой страной и нам нужно быть сильными.

Анжу подошёл к окну и отодвинул край портьеры, заглядывая за неё. Перед ним в утренней дымке расстилался город. По улицам бесконечными потоками больше не двигались толпы, но даже отсюда можно было разглядеть нагромождения трупов, просто сваленных на мостовых. Бездушное кровавое месиво. Уже не живые люди.

Капал мелкий дождь. Смешиваясь с кровью, он стекал по узким улицам бордовыми ручейками. Над Парижем вились дымки от потухающих костров. Они поднимались к серым таким же бездушным небесам, закручивались под облаками и исчезали в бесконечности.

Город затих. Всё уже свершилось.

========== Глава 51. Ещё одна из Валуа ==========

Варфоломеевская ночь стала одной из величайших трагедий в истории Франции. В Париже погибло около двух тысяч человек.

Впоследствии волна насилия зародившаяся в Париже перекинулась и на его окрестности, а потом и того дальше, приняв колоссальные масштабы. Заглядывая вперёд, стоит сказать, что продлилось всё это почти несколько недель. Подобного Франция ещё не переносила.

Бойня продолжалась, не успокаивалась, а наоборот разрасталась. Король, даже при помощи солдат, не мог навести порядок.

Днём Карлу пришлось выйти к волнующемуся народу. Точнее сказать, всему, что от него осталось. В полдень люди собрались перед Лувром.

Короля практически заставили выйти на балкон, хотя он не хотел этого делать, пребывая в страшном испуге. Ему даже боязно было взглянуть на город, на то, во что он превратился после ночных свирепств.

Под руку с ним шла бледная и словно неживая королева, больше напоминавшая восковую куклу. Всю ночь Елизавета провела в своих покоях, молясь на коленях перед статуей девы Марии.

Короля сопровождал герцог Анжуйский, которому даже удалось изобразить внешнее спокойствие. В конце концов, людей нужно усмирить, а не напугать.

Королева-мать, как и всегда, неизменно присутствовала подле Карла. Она тоже надела маску отчуждённости и мысленно уже готовила речь, которую следовало сказать людям. Конечно, говорить должен был Карл, но ему явно понадобится помощь.

Франсуа, который сидел до этого в комнате вместе с ними, тоже вышел вслед за родственниками. Он пребывал в смятении, но решил, что просто обязан оказать поддержку.

Королевских особ сопровождали маршал де Рец, Нансей и прочие придворные и военные из их ближайшего окружения.

Когда процессия вошла в зал, из которого можно было выйти на балкон, к ним неожиданно присоединился Гиз.

Король, увидев его, опять чуть не впал в очередной припадок. Однако его крепко схватил Франсуа и не дал ему вырваться.

– Вам лучше туда не ходить, – заметила Екатерина. – Люди считают вас главным зачинщиком, потому что всё началось с убийства вами Колиньи.

– Я понимаю, – кивнул Генрих. – И, более того, готов взять на себя основную ответственность.

Этот благородный жест позволял королю официально заявить перед народом, что произошедшее случилось не по его воле, а являлось итогом личной вражды Гиза и Колиньи, с которой и началась всеобщая потасовка.