Белая сквозина. Хорошей лежкости яблоко. (Открывает глаза. Шепчет.) Оно?
ШУРА (шепчет). Оно.
ПАВЛА (смеясь). То-то же.
ШУРА (смеясь). Кто научил?
ПАВЛА. Сейчас. Сказала я тебе. Кто надо. А ты как его узнала?
ШУРА. Раз ты не говоришь, и я не скажу.
ПАВЛА. Ты первая скажи. Тогда и я.
ШУРА. Еще поглядеть – кто первый, кто последний.
ПАВЛА (смеясь). Ну скажи. Скажешь, я тебе тогда один секретик скажу, довольная будешь.
ШУРА (испуганно). Какой такой секретик?
ПАВЛА. Такой. Такой.
ШУРА (замерев). Скажи.
ПАВЛА (шепчет). Этот-то. Твой. Фамилию забыла. Ну?
ШУРА. Ну?
ПАВЛА. Говорит, позови ее.
Тишина.
ШУРА. Ты что?!
ПАВЛА (хихикает). Что-что. Велел тихонько сказать – пусть, мол, подойдет. Я, мол, покурю пока, а ты – позови, уж сделай доброе дело.
ШУРА. А он… Он что делает?
ПАВЛА. Да курит.
ШУРА. А что сам не идет?
ПАВЛА. Да курит же, сказала.
ШУРА медленно встает из‐за стола.
Стой! Скажи сначала. Тогда – да, тогда – иди. Как яблоко нашла?
ШУРА, пятясь задом, отходит от стола.
ШУРА. В яблочную очередь встать, как все, честь по чести. Но не просто встать, а меж двумя мужиками с одним именем. Долго прислушиваться надо, разговор завести, чтоб имена и у того и у другого вызнать. Но этого мало. Чтоб перед теми двумя мужиками – две бабы стояли. Одна старая – спереди, другая молодая – сзади.
ПАВЛА. Задняя-то – очень молода?
ШУРА. Страх.
ПАВЛА. Это хорошо.
ШУРА. Ну, понятное дело, – чтоб ветер с востока, чтоб собак вокруг – ни-ни. Килограмм купить как положено, рубель сорок. А одно – его! – даром стащить. Когда продавщица отвернется. Стащила. Оно.
На последних словах ШУРА упирается спиной в гардероб.
Молчат.
Проще простого, если честно сказать.
Стоит, прижатая спиной к гардеробу, ртом воздух хватает.
(Шепчет.) Побудь рядом. Боюсь я чего-то.
ПАВЛА. Еще чего. Иди, раз велено.
ШУРА одернула платье. Вздохнула. Кряхтя, лезет в гардероб.
ШУРА. Не сглупить бы.
ПАВЛА. Иди.
Пошла. И скрылась за черным поворотом.
ПАВЛА тут же припадает к гардеробовой боковушке, слушает.
ВАСЬКА. Чокнутые! Чего городят.
ПАВЛА (шепчет, отмахиваясь). Кто городит? Никто ничего. Мы уж ничего от себя не городим, слава Богу, негде больше городить-то, все загорожено.
Вздохнула. Отошла от шкафа.
Катилося яблочко вкруг огорода, кто его поднял, тот воевода. Воеводин сын.
Пауза.
ВАСЬКА. Плесни-ка мне, бабушка, молочка.
ПАВЛА (умиленно). Проголодался?
ВАСЬКА. Нет. Скучно мне.
ПАВЛА. А ты пережди скуку-то.
ВАСЬКА. Моя скука не пережидаемая, всегдашняя.
ПАВЛА. А вот мы нынче с Шурой – переезжаем. Празднуем.
ВАСЬКА. Взяли бы, а?
ПАВЛА (гладя его по голове). А ты кушай. Пенки отгони в сторону да покушай.
И пока он, урча, ест, ПАВЛА гладит его по голове. А он допил свое молоко, голову на руки положил и тихо заплакал.
Чего ты?
ВАСЬКА. Да я вон вспомнил.
ПАВЛА. Что вспомнил-то?
ВАСЬКА. Что надо, то и вспомнил.
ПАВЛА. Сказал бы.
ВАСЬКА. Нет. Не скажу.
ВАСЬКА закрывает глаза, тихо засыпает, всхлипывая во сне.
ПАВЛА тоже, понятное дело, всплакнула. Покатала по столу яблоки, глаза насухо вытерла.
Тут тяжело заскрипел, закачался гардероб, и на пороге его показалась ШУРА.
Долгая пауза.
ПАВЛА. А я думала – тебе в радость будет. Эх ты.
ШУРА (горько). Вот ты всегда, Павла, разные слова говоришь. Уж в душу не глянешь, нет, сразу – слова. Давай помолчим.
ПАВЛА. Давай.
Молчат.
(Вздохнув.) Дура ты.
ШУРА (не возражая). Почему это?
ПАВЛА. Потому.
ШУРА. Ну почему, скажи?
ПАВЛА. Потому. Потому сейчас и злобствуешь-сидишь, что время там попусту потеряла.
ШУРА молчит.
Все думала – как же это может быть его фамилия? Так?
ШУРА. Так.
ПАВЛА. Спросить – обидеть. Не спросила. Время только попусту извела. (Вздохнув.) Я вот что думаю – хорошо ли он там папиросу загасил? Спалите мне еще дом.
ШУРА. Хорошо. Сапогом так прямо и надавил.
Пауза.
Павла, а ты в лифте каталась?
ПАВЛА. К чему это ты спросила?
ШУРА. Ни к чему. Просто так спросила. Тебе что – жалко?
ПАВЛА. А ну его. В животе неприятно делается.
ШУРА. А куда – в животе делается, – когда вверх или когда вниз?
ПАВЛА (усмехаясь). И туда и сюда. Это, Шура, для дела безразлично.
ШУРА. Вот и я так думаю.
ПАВЛА закрыла глаза, откинулась.
ПАВЛА. На печальных берегах мы, Шура, стояли. На мутной воде. Высоких берегов, крутых таких, – не видали. Все дожди, все дожди. Непогода в общем. Но с тех берегов, Шура, хорошо небо видать. Небо чистое, ничего не скажу, тут попрекнуть нечем.
ШУРА. Как же – чистое, когда – дожди?
ПАВЛА. Так бывает.
ШУРА. Не знаю, не видала.
ПАВЛА. Бывает.
Молчат.
Говорит Москва! Московское время – двадцать три часа пятьдесят пять минут. А по-русски, значит, двенадцать, без пяти. В эфире – Юность.
ШУРА (испуганно). Уже?
ПАВЛА. Уже.
ШУРА. Пора?
ПАВЛА. Шишел-вышел, вон пошел!
ШУРА. Ох.
ПАВЛА достает из буфета два крахмальных белоснежных полотенца.
ПАВЛА. С лимоном стирала.
ШУРА. Зачем?
ПАВЛА. Так лучше. Вот спроси меня – что в твоей жизни было замечательно-прекрасного? Я тебе сразу отвечу: когда белье стирала. Не поколеблюсь, так и отвечу.
ШУРА. И все?
ПАВЛА. Мало?
ШУРА. Почему же? Нет.
ПАВЛА поднимает на ладони яблоко. Нюхает его.
ПАВЛА (торжественно). Серебристый анис. Белого оттенка яблоко.
Маленьким серебряным ножом разрезает его пополам. Оно режется с каким-то неслыханным звонким хрустом. Половинку подает ШУРЕ.
Чур, не торопиться. Я ведь, Шура, знаешь, без зубов.
ШУРА. А я с зубами?
ПАВЛА. Вот и не торопись.
ШУРА. А кто торопится-то?
ПАВЛА. Ты.
ШУРА. Я?
ПАВЛА. Я вижу, так и заходила вся.
ШУРА. Не бойся. Я помедлю.
ПАВЛА. Уж помедли, Бога ради.
Молчат.
Обе разом вздохнули. Обе разом откусили по кусочку. Едят.
В кухне темнеет – ночь. Где-то далеко громыхнули двери лифта. Натужно взвыл он и уехал.
ШУРА. Кисловато.
ПАВЛА. Кислит.
ШУРА. Но немного.
ПАВЛА. Нет, немного.
Пауза.
ШУРА. Хорошо пошло.
ПАВЛА. Не поперхнулось.
ШУРА. Мягкое.
ПАВЛА. Не лежалое.
Пауза.
ШУРА. Но – горчинка есть.
ПАВЛА. Пряное.
ШУРА. Но – немного.
ПАВЛА. Нет, немного.
ПАВЛА подносит к лицу полотенце и утирается им.
То же делает и ШУРА.
Линялые ШУРИНЫ кудельки с легким шумом падают на пол. Черную жесткую гриву отбрасывает она за спину.
(Гортанным голосом.) Московское время – ноль часов.
ШУРА (сиплым). Полночь.
ПАВЛА. Идем!
ШУРА. Идем.
Долго они смотрят на спящего ВАСЬКУ и, как бы нехотя, лениво выгибаясь, встают из‐за стола.
