Литмир - Электронная Библиотека

– Господь с вами, фон Эссен, неужели вы все еще разыгрываете перед нами это затянувшееся амплуа сердцееда? Будет вам, Артур Францевич.

– И правда, когда вы планируете остепениться? Неужели вы допускаете, что до конца жизни будете играть образ женского обольстителя? – задался вопросом Ралль. – Сейчас мы все молоды и красивы, но очень скоро года станут играть против нас, на лице появятся морщины, глаза помутнеют, а волосы станут седыми. Что тогда? Чьи сердца вы тогда намереваетесь покорять?

– Господа, неужели вы считаете, что меня это каким-то образом заботит? – Артур подошел к столу и сел напротив Белогорского.

Золотницкий и Ралль переглянулись: его даже и приглашать не нужно было, он сам прыгнул в капкан.

– Когда-нибудь и ваше сердце кто-нибудь осмелится попробовать на вкус, – сказал Белогорский.

Ралль передал Артуру бокал шампанского и предложил весьма неожиданный тост:

– Предлагаю выпить за будущую баронессу фон Эссен!

– Уверяю вас, господа, такая женщина родится только после моей смерти… – произнес Артур.

Несмотря на это высказывание, звон бокалов состоялся, и даже Белогорский обмочил усы.

– Вы знаете, – начал Белогорский, усаживаясь поудобнее, – я не люблю юмор и, если честно, не понимаю шутовских высказываний относительно дам, и не просто дам, а высокопоставленных особ, о которых вам, мой дорогой барон, следовало бы говорить шепотом, а не зачитывать вслух их письма.

Белогорский дотянулся до свежей нераспечатанной колоды карт и глазами спросил фон Эссена, не желает ли тот партию. Артур кивнул и повернулся всем телом к столу.

– Странно, что вы считаете мои суждения шутовскими, для меня они вполне серьезны. Я убежден, что все женщины не заинтересованы в том, чтобы прожить всю свою жизнь с одним человеком. И более того, я не раз убеждался в этом.

– Мне жаль вас, фон Эссен, по-настоящему жаль, – Белогорский сдал колоду и с искаженным лицом заглянул в свои карты.

– О, не стоит, прошу вас, Андрей Николаевич… – с издевкой заметил Артур. – В любом случае все это довольно скучно, и я не намерен больше тратить свое время на все это. У меня есть кое-что, господа, что стоит намного больше, чем все знатные дамы вместе взятые.

– И что же это, фон Эссен? Твой старый барон наконец-то отдал тебе свой замок в Кальви? – предположил Ралль.

– Не нужен мне его замок. Замок – это средневековье, то, что будет у меня – это двадцатый век! Но даже не трудитесь гадать, господа, я думаю, что скоро вы сможете все это увидеть.

Фон Эссен посмотрел на Золотницкого в надежде подать знак, чтобы тот молчал про проект, но тот и усом не повел. Золотницкий был на редкость молчалив, почти не пил и улыбался с натягом.

– Вы нас заинтриговали, Артур, хотя бы подскажите.

Но фон Эссен остался непоколебим. На стол полетели первые карты, но Белогорский решил вернуться к изначальной теме.

– Вы никогда не задумывались над тем, какую, должно быть, боль причиняете молодым девушкам, с которыми играете?

– По моему сценарию, это они причиняют мне боль, когда бросают меня под проливным дождем… – фон Эссен игриво вскинул глаза не Белогорского, но тот не посмотрел на него.

– Графиня Остен-Сакен, получившая ваш ответ, уже сутки не выходит из своей комнаты, она отказывается от еды и воды… если она умрет, это же будет на вашей совести…

В зале повисло напряжение.

– Что вы имеете в виду? – нарушил молчание Ралль.

– Он имеет в виду, что молодая графиня умирает от любви ко мне… уже целых два дня. – Артур не придал особого значения этой новости. – Это скучная тема, давайте о чем-нибудь другом поговорим?

– Вы снова находите это смешным? – вмешался Золотницкий, от дружеского тона которого остались одни воспоминания.

– Спокойно, господа, я уверен, что Андрей Николаевич преувеличивает масштаб катастрофы… С графиней все в порядке. Ну как вы себе представляете, чтобы ее родные допустили, чтобы она сидела взаперти столько времени? Высадили бы дверь, да и всего-то дел на полторы минуты. И я вас умоляю, эта барышня слишком гордая, чтобы сходить с ума…

– Я хотел бы знать, кого вы собираетесь губить дальше? – продолжил разговор Белогорский. – Займетесь фрейлинами государыни?

– Я же сказал, что мне все это наскучило…

– Жаль, жаль мне вас, фон Эссен, но жизнь вас непременно научит, я верю.

– Мы повторяем разговор, начатый неделю назад, господа, давайте сменим тему… – устало выдавил фон Эссен…

– Знаете, мы с вами забыли сделать ставки. Однако я знаю, что вас предупредили, что я всегда играю по-крупному, – продолжил Белогорский. – Вы согласились на партию, но отказаться все же можете.

Белогорский изменился в лице и заговорил, кажется, другим голосом.

– С чего это я должен отказываться от крупных выигрышей? – самодовольно брякнул фон Эссен, но что-то внутри него напряглось.

– С того, что вы только что поставили все, что у вас есть.

#6

Ольга долго не решалась, но все же позвонила в дверь. Резкий советский звонок уже отчетливо нарисовал обстановку во всей квартире. Бабка не сразу открыла. Потребовалось приличное время, чтобы она смогла отпереть все многочисленные замки и засовы. Ольга оказалась в узком изношенном коридоре с характерным запахом старости и лекарств.

– Ой, а я давно вас жду.

– Извините, у меня только сейчас получилось прийти.

– Ой, да, я понимаю… Я тоже такую старуху, все время бы откладывала на потом.

Старушка улыбалась. В ее словах не было слышно осуждения или горечи. Ирония, очевидно, помогала ей справляться с одиночеством, которое сквозило из каждой щели. Она предложила Ольге тапки и пригласила в комнату, сама же прошаркала на кухню, намереваясь заварить чай.

Аккуратная гостиная с ковром на стене, неуклюжим диваном с деревянными подлокотниками и круглым столом под кружевной скатертью. В углу стояла кровать и торшер, на подушке спал большой пушистый серый кот. На стене тикали часы с маятником, а с кухни доносилось шуршание радио. Старый громоздкий телевизор был аккуратно установлен на стопке старых чемоданов, также завешанных пожелтевшим от времени кружевом. Скрипучий шкаф и секретер. Ни одной новой современной вещи. Время здесь как будто остановилось. Мир вокруг шел вперед, но эта квартира была островком эпохи СССР.

– Я уж, наверное, надоела вашей директрисе, звонила ей сто раз, все спрашивала, когда ко мне девочка придет, раз уж договорились. Она такая хорошая у вас, добрая, и много всего для детишек делает, я слышала, молодец.

От этой характеристики Кривцовой Ольга невольно усмехнулась и явно перестаралась с гримасой на лице. То, что кто-то мог воспринимать эту злобную змею позитивно, просто не укладывалось в голове. Вместо ответа Ольга принялась за чай.

– Сахарок бери. Бедные детки. Сладенькое, небось, совсем не дают?

Бабка подвинула поближе к Ольге большое блюдо с зефиром и халвой. Чего-чего, а сладкого в детском доме хватало. Довольно много «неравнодушных» несли к дверям детского приюта сладости и игрушки, веря, что тем самым помогают несчастным детям. Оно, конечно, так и было. Но с годами привыкаешь, и уже не придаешь значения.

Ольга взяла зефир с тарелки и принялась крутить его в руках, пока бабка продолжала:

– Ты, кушай, кушай, а я тебе пока все расскажу. Я вот тут тебе все подготовила, чтобы тебе не писать.

Старушка подвинула к себе стопку тетрадных листов, исписанных мелким почерком, и нацепила на нос очки.

«Боже, неужели эта кипа исписана с двух сторон? Опять выслушивать занудство старой бабки про то, как в войну она ползала между окопов и не спала четыре года», – подумалось Ольге. Ей бы сейчас ее плеер.

Ольга сама не понимала, что именно так отталкивало ее от всего, что было связано с военным прошлым. Из года в год майские праздники превращались в кошмар, когда весь детский дом сгоняли в лекционные залы, ставили на площади с транспарантами, таскали на мемориальные кладбища. Все это сопровождалось заучиванием военных песен, докладами про партизан и пионеров-героев. Каждый год она чувствовала, как ей столовыми ложками впихивают это чувство вины и долга перед теми немногими оставшимися в живых участниками войны. «Они отдали свои жизни, чтобы жили вы!» Но так ли это? Да, несомненно, на долю их поколения выпали тяжелые испытания, но разве за будущее потомков они тогда сражались? Прозябая в тех же окопах, они спасали свои жизни, они мстили за свои загубленные судьбы, они защищали свою эпоху. Вряд ли будешь думать о внуках, когда на тебя несется танк или накрывает артиллерия. И, тем не менее, каждое девятое мая на Ольгу сыпался водопад из «Помни!», «Скажи спасибо!», «Они настоящие герои, а что сделал ты?». Это угнетало и не вызывало ничего, кроме протеста.

11
{"b":"643537","o":1}