– Графиня – красивейшая женщина Петербурга, Екатерина Андреевна Остен-Сакен – несоизмеримый потолок для таких жалких и мелочных, как вы. Единственное, на что вы способны, это упиваться своим мнимым превосходством, но по сути вы ничего из себя не представляете. К тому же, как вы заметили, это она оставила вас, а не вы ее.
Высокий и могучий брюнет с аккуратно закрученными жирными усами неторопливо поднялся из-за карточного стола, продолжая перетасовывать колоду. Он говорил не как остальные, которые то и дело хихикали, подливая в стаканы спиртное. С особым напором он вкладывал презрение в каждое сказанное слово. Артуру он был незнаком, что на мгновение обескуражило, ведь слышать подобные высказывания в своем доме от незнакомца было делом весьма редким.
– Эм… Артур, позволь представить тебе господина… князя Андрея Николаевича Белогорского. Он нечастый гость у нас в столице, но давний друг нашей семьи, я осмелился его пригласить сюда, он прибыл утром из Москвы, – с извинениями в голосе пролепетал молодой человек, тот, что минуту назад заявлял о выдающемся подвиге дорогого радушного хозяина.
Молодого человека с заплетающимся языком звали Иван Золотницкий. Артур считал его недалеким и бездарным во всех отношениях. Они были знакомы с детства. Общий круг интересов, общие друзья. Золотницкий был единственным сыном одного из промышленных магнатов, недавно почившего. Он проматывал свое наследство и не считал нужным посвящать свою жизнь ни одному из занятий. Не имеющий ни цели, ни желаний, он, тем не менее, был душой и скрепой всей компании. Каждый из присутствующих считал себя другом именно Ивана Золотницкого, а с остальными лишь приятельствовал. Можно было сказать, что это была плохая копия Артура фон Эссена, так как, желая подражать своему другу, Золотницкий бездумно ступал по тому же пути, но каждый раз терпел фиаско. Самым главным его провалом было поступление на факультет гражданских инженеров. Сколько сил было потрачено на пристраивание его персоны в институт! Сколько взяток выдано! Сколько высокопоставленных умаслено! Но не обладающий при этом теми же способностями, что и фон Эссен, Золотницкий сбежал из института меньше чем через год.
– Господин Белогорский, я позволю себе с вами не согласиться, – принялся спасать положение Золотницкий. – Она, да не она рассталась с Артуром сегодня.
– Вы здесь нечастый гость, господин, Белогорский, я думаю, вам будет это интересно. Артур, расскажи ему, – вступился за фон Эссена высокий, худой и гладковыбритый молодой человек с зализанными волосами и глубокими черными глазами. Это был еще один представитель богатейшего дома Петербурга – Антон Ралль, состояние которого многократно превосходило состояния всех вместе взятых в этой комнате молодых людей.
Артур отошел в сторону и плеснул себе коньяку. Повернувшись ко всем, фон Эссен нацепил самую ослепительную, самую обворожительную улыбку, которая у него имелась и подчеркивалась изящным шрамом на виске. Белогорского он не приглашал, и раньше никогда не встречал, однако пары фраз и волчьего взгляда вполне хватило, чтобы составить о нем впечатление крайне неприятное, а тратить свои время и силы на нежеланных гостей Артур не привык.
– Простите, господа, в другой раз.
– Вы обиделись, господин фон Эссен? – удивился Белогорский. – Вот уж не ожидал, разве на правду обижаются?
– Господин…
– Белогорский – подсказали нарочно запнувшемуся Артуру.
– …Белогорский – продолжил он. – Уверен, что вы не оцените мою философию.
– Отчего же? Мне весьма любопытна ваша методика завоевания женских сердец, – продолжал Белогорский с нескрываемым сарказмом в голосе и притворной улыбкой под усами.
– Давайте лучше Золотницкий расскажет, он как-то больше по части разговоров, я больше предпочитаю слушать, именно поэтому не его окружают прекрасные дамы.
По залу пробежался смешок, но не затронувший даже уголков рта Белогорского.
У Золотницкого так расширились глаза, что его стало трудно узнать. Пока тот собирался с мыслями, Артур расположился в роскошном кресле рядом с камином и приготовился слушать о необычайных похождениях самого себя. Что-то в этом Белогорском не давало ему покоя. Очевидно, что причина столь холодного отношения была не вполне понятна, и этот вопрос не давал покоя. Тем временем Золотницкий уже рассказывал.
– …Ну посмотри на нашего Артура, – старался он изо всех сил, – это же «прынц» на белом коне, точнее барон. Он же всех барышень сшибает с ног, они шеи сворачивают свои длинные. Я, когда с ним познакомился, уверен был, что он крутит ими, как хочет, и что репутация у него сами знаете какая, думал, может, и меня чему научит, а потом стал узнавать – все тихо. Ну прямо ангел во плоти, кто-то даже посочувствовал. Я уж обрадовался, думаю, такой красавец, да без внимания, ну, значит, не во мне дело, а с барышнями нашими что-то сделалось, да не тут-то было. Хитрый, собака, как я не знаю кто. Как я и предполагал, любовник он тот еще и недостатка женского внимания он не имеет, и в жизни не догадаетесь, как он этого добивается, и чтобы претензий никаких.
– Он доводит отношения до того, чтобы женщина сама обрывала с ним всякую связь, – спокойно заметил Белогорский.
– Именно! – вскрикнул Золотницкий. – Послушайте, голубчик, как вы?
– Это банально.
– Ну не знаю… – продолжил Золотницкий. – Может, и банально, зато работает. Он все делает для того, чтобы они его в конечном счете оставили, причем делает это тогда, когда сам захочет. Они его бросают, он выходит сухим из воды, дескать, у меня были самые серьезные намерения, напускает на себя расстроенный вид, а следующая жертва уже сама заплывает в сети, ведомая чисто женской слабостью – утешить страдающего. Но что самое интересное, отталкивает он их от себя именно серьезными намерениями, просто планируя будущую совместную жизнь, беспокоясь об их каждом шаге, вздыхая над каждым их словом и сдувая с них пылинки. Вот удивительно, неужели это доказывает, что женщины так же, как и мужчины, хотят как бы «неофициальных» связей, и даром им не нужны по уши влюбленные воздыхатели.
– Это доказывает только то, что молодые барышни достаточно умны, чтобы вовремя разглядеть, что именно попало им в руки в виде молодого барона фон Эссена, и не торопятся связывать с ним свою жизнь.
По залу пробежал холодок, и многие устремили напряженный взгляд на самого Артура, который не переставал расслабленно потягивать сигару.
– Я бы не стал этого утверждать.
Артур медленно встал, уронив на пол немалую горсть пепла.
– Золотницкий сказал, что самое интересное в этих историях – это их страх серьезных намерений, я бы так не сказал. Нет, это, конечно, так, но это не самое интересное. Меня всегда забавляет то, что через пару дней после того, как они меня бросают, они присылают мне письма с раскаяниями и просят забыть наш последний разговор. Все мои рассказы о лучезарном будущем вдруг превращаются в их собственную сокровенную мечту, несмотря на то что они сами оборвали все нити, ведущие к ней. Конечно, я заверяю их, что все кончено, что я уже не могу вычеркнуть слова расставания из сердца, и что рану не сможет затянуть ничто в этом мире, и так далее и всякая чушь, а иногда и вовсе не отвечаю. Забавно, но что бы я ни говорил им напоследок, письмо приходит все равно. Например, сегодня я практически назвал графиню Остен-Сакен пустой дурой, лишенной желаний, но я уверен, что письмо все равно придет, быть может, чуть позже, а может, и наоборот.
Многие засмеялись. Кто-то одобрительно хмыкнул. Но Белогорский вдруг переменился в лице, вытянулся и напряг все тело, как лев перед прыжком.
– Вы что сделали? – прорычал он.
– Да ладно тебе, Андрей, это же шутка, – схватил его за рукав Золотницкий. – Успокойся, пожалуйста, не надо горячиться, прошу тебя.
Он был знаком с этим человеком многим дольше остальных и знал, что подобный блеск в глазах может привести к катастрофе.
– Ничего себе, насмешил.
– Послушайте, я же не сказал, что назвал ее дурой, я просто сказал ей не самые приятные вещи, вот и все. Не надо все принимать так близко к сердцу, она что, ваша сестра?
