– Нет, она моя невеста.

Артур слегка поперхнулся, отпивая коньяк, и в недоумении посмотрел на Золотницкого, но тот только непонимающе развел руками. Аккуратно поставив на стол бокал с коньяком, Белогорский поправил указательным пальцем левый ус, откланялся, произнес коротко: «Честь имею…» и уверенным шагом вышел из комнаты. Молчание прервалось резкой фразой из зала:

– Кто его сюда привел?

– Какая разница? Я привел, – отозвался Золотницкий. – Я ж не знал, что он у нас с невестой.

– Будет вам, господа, ну нет у человека чувства юмора, что, теперь его за это казнить? Ему и так невесело живется.

Артур дождался, пока присутствующие оценят эту его шутку одобрительным смешком, подарил всем обворожительную улыбку, сел за стол, кинув первые карты на зеленое сукно.

#2

– Это че за фигня, Шнур? Король пиковый вышел уже! Ты давай на бите не сиди там, а то ща как двину! – провопил худой долговязый мальчик лет пятнадцати своему сопернику с сигаретой в зубах, которому с натяжкой можно было бы дать одиннадцать. Его малиновый синяк под глазом идеально дополнял по цвету растянутую футболку.

Двое пацанят сидели на провисшей до самого пола пружинной кровати. Скрестив ноги по-турецки, они сжимали в руках старые засаленные карты. Вещи вокруг них были разбросаны, образуя в комнате невообразимый хаос. Сигарета в зубах, очевидно, была не первой, так как вокруг стоял плотный дымный туман.

– Чего ты сказал? – отозвался младший. – Глаза разуй, я биту не трогал.

За окном все так же трещал дождь, тусклый свет от одной единственной лампочки устало гудел старым патроном. За картонной дверью послышались девчачьи голоса, мальчишки замерли, прислушиваясь, но в сторону двери даже не взглянули. Девчонки колотили в дверь ванной, не скупясь на крепкие слова. Вскоре дверь открылась, и клубы легкого пара окатили трех взвинченных девочек. Ольга, не поднимая глаз, обернувшись полотенцем, проследовала мимо них по коридору, освободив ванную. Девочки догнали ее и преградили проход, прижав к ближайшему косяку. Мальчики в комнате напряглись и, наконец, посмотрели в сторону своей двери, которая угрожающе дрогнула.

– Ты оглохла, Иванова?! Когда к тебе обращаются, надо откликаться!

– Что вам надо? – резко спросила Ольга.

– Я бы попросила, поуважительнее. Ты ничего не забыла? Мне кажется, мы ясно дали понять, что есть определенные сроки. Котова свалила, но тебе-то тут еще до конца августа торчать, значит, тебе за нее и расплачиваться.

– У меня нет денег.

– Меня, по-твоему, это волнует? Подруга твоя не очень-то задумывалась о тебе, когда решила залезть в общак и свалить, почему я должна?

Девушка, та, что постарше, резким движением схватила Ольгу за волосы, и та невольно взвизгнула от боли.

– Четверг – твой край! Поняла меня? – прошипела она на ухо, а затем выхватила у Ольги из рук ее вещи, сорвала полотенце, открыла дверь и втолкнула ее в комнату к мальчишкам.

Девчонки, гогоча, унеслись в ванную. Ольга, в одних только трусах и топике, медленно обернулась к обитателям комнаты, которые, открыв рты, продолжали молча смотреть.

– А, это вы… – небрежно заметила она, будто ее и не волновало, что она стоит посреди комнаты перед двумя мальчишками практически голая. Ольга проследовала к зеркалу на старинном платяном шкафу, от которого разило молью и плесенью. Она старательно делала вид, что ее не волнуют сверлящие глаза подростков, но дрожащий голос и красные щеки выдавали с головой.

– А где остальные? – поинтересовалась она, кивнув в сторону трех пустых кроватей, слева от шкафа.

– Они всё уже… их выпустили…  – опомнился младший.

– Так говоришь, будто они в тюрьме срок отмотали.

– Да, они взрослые уже. А Зотов, не знаю – собрал вещи и ушел.

– Куда? – обернулась Ольга

– Не знаю, ты возьми, наверное, одеяло что ли, – пролепетал старший, краснея как раскаленный чайник.

Пятнадцатилетнего звали Юра, он находился в детдоме чуть больше года, и все еще смотрелся как новенький. Младшего, одиннадцатилетнего, звали Саша Шнурков, что, конечно же, трансформировалось местными в кличку Шнур.

Ольга подумала, что ее самоуверенность была оценена по достоинству и уже, наверное, достаточно. Она снисходительно взяла протянутый ей шерстяной плед.

– А тебя куда направят? – спросил Юра. – Тебе же скоро 18?

Одеяло невыносимо кололось, и все внимание Ольги было сосредоточено на поиске нужного положения, чтобы тело не так чесалось.

– Мне пофиг, если честно. Можно подумать, я не знаю, что эта грымза и так все уже за меня решила. Ненавижу ее.

– А мне она нравится. Светлана Васильевна добрая… – протянул младший. Ольга привычно закатила глаза.

– Ладно, я пойду, пожалуй, эти курицы ушли уже.

Завернутая в колючее одеяло, Ольга вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, которая бледно отразилась в дрожащем шифоньерном зеркале.

Отражение замерло, но дверь вскоре снова открылась, впустив в комнату трех молодых людей, а также ароматы дорогого коньяка и дым сигар. Первым вошел, конечно же, Артур. Он потушил в пепельнице едва начатую сигару и повернулся к своим друзьям. Золотницкий и Ралль по-барски расположились на софе.

– Что скажете, господа? – голос Артура был навеселе, но слегка напряжен, как после нелегкой схватки.

– Ну, ты даешь фон Эссен, это невероятно просто, у тебя что, карты меченые? Я даже представить не могу, как можно так играть.

– Ох, фон Эссен, и все-таки как вам это удается? Невозможно же всегда полагаться на удачу. Она капризна к таким, как вы, – заметил Ралль.

– Ой, бросьте вы, Антон Карлович.

Артур подошел к шкафу и снял надоевший галстук. Каждый раз бросая взгляд в зеркало, он находил там свою молодость и красоту и при случае не упускал возможности полюбоваться собой.

– Тебе, Артур, повезло, что ушел Белогорский, ты бы его не одолел.

Золотницкий сел на диван и тяжело вздохнул, пытаясь прийти в себя.

Фон Эссен удивленно поднял брови.

– Повезло? Если вы уверены в том, что сейчас сказали, то мне, дорогой мой, очень жаль, что он ушел, а то, кажется, что я и не играл вовсе.

– Белогорский играет только на крупных ставках, он предпочитает сотни тысяч рублей или сотни аршин, – заметил Ралль.

– Ну, я бы тоже не отказался от сотенки-другой, – посмеялся Артур. – А то что у меня есть? Кроме этого особнячка? Да и то все на отце…

– Ну, а вот если, теоретически, ты проиграешь, что ты будешь делать, а? – не унимался Золотницкий.

– Это исключено, мой друг. Карты – это математика, хотел бы я найти человека, кто видел бы цифры так же, как я.

Фон Эссен нежно похлопал Золотницкого по щеке и бесцеремонно достал портсигар из его внутреннего кармана. Золотницкий не без сожаления посмотрел на свою проигранную вещь.

– Ну а все-таки? Предположим, что ты остался ни с чем, эдакий Робинзон, твои действия? Ты же у нас спец по части теории… – продолжил Ралль.

– Я – инженер, а не теоретик, друзья, и мне это неинтересно, – отмахнулся Артур.

– Очень зря! Такими они бывают эти теории, брр!

Золотницкий пыхтел, заплетаясь языком, с трудом выговаривая слова.

– Ууу, кому-то явно больше не стоит сегодня наливать…

– Ну вот еще что, – возмутился Золотницкий и подвинул бокал другу, – а ну-ка, плесни мне, Антошенька.

Ралль, усмехнувшись, выполнил просьбу несчастного, тут же пролившего коньяк на свой дорогой костюм. Довольный Золотницкий расползся в улыбке и вернулся на диван к Артуру.

– Ну так что, гениальный теоретик…

– Инженер.

– У тебя есть своя теория?

– Проект.

– Ну, ё-мое, Артур, мы же все равно понимаем друг друга.

– С полуслова, Золотницкий, с полуслова…

Артур резко поднялся с дивана и подошел к шкафу. Он открыл массивную створку с зеркалом, достал оттуда свертки с чертежами и развернул их на столе.

– Что это? Где-то я это уже видел… – Золотницкий отчаянно пытался протрезветь и сфокусироваться на увиденном.