– Ja, ich habe etwas gehört. (Да, что-то слышал).
– Und Russland wird natürlich auf der Seite der Serben stehen – ihre slawischen Brüder… Nun zurück zur Sache. Ich habe beschlossen, dir zu geben, was ich als Mitgift für deine Mutter bekommen habe – diese Villa. Du wirst von mir persönlich dreißigtausend Rubel erhalten, aber ich dir werde keine jährliche un hisfützung mehr zuteilen. Wenn du einen Kopf auf den Schultern hast Kannst du deinen Kopf and deine Fähigkeiten kompetent einsetzen, um deire Zukunft zu gestalten. Was das Geld betrifft, empfehle ich dir, das Thema zu studieren und es richtig zu investieren. Ich habe gehört, dass die amerikanische Versicherungsgesellschaft beträchtliche Dividenden zahlt. Ich empfehle nocht, in deutsche Unternehmen zu investieren, der Krieg mit Deutschland wird sie definitive betreffen. (А Россия, понятное дело, будет на стороны сербов – своих братьев-славян… Впрочем, к делу, – продолжил он. – Я решил отдать тебе то, что мне досталось в качестве приданого за твою мать – этот особняк. Тридцать тысяч рублей ты получишь от меня лично единовременно, но ежегодного содержания я выделять больше не стану. Если у тебя есть голова на плечах, то ты сможешь грамотно использовать свою голову и свои способности, чтобы выстроить свое будущее. Что касается денег, я советую тебе изучить вопрос и грамотно вложить их. Я слышал, американское страховое общество приносит немалые дивиденды. В немецкие компании вкладывать не советую, война с Германией обязательно на них скажется).
– Ja, mein Herr. (Да, ваша светлость).
По венам Артура разлилось непонятное чувство тревоги и облегчения одновременно. С одной стороны, он оставался один хозяином и распорядителем всего, но, с другой стороны, было ощущение, что у него, хоть и умеющего плавать, отобрали спасательный круг и обрубили страховочные тросы. Его ошибки теперь только его проблема. Хоть он никогда не ощущал родственного единства со своим отцом, ему сделалось не по себе от того, что старый барон фактически сообщил ему о том, что намерен оставить его навсегда. Он не собирается приезжать сам, но и приглашения навещать тоже не последовало, а значит, это неприемлемо. Бывает, что родители скудны на эмоции, но что-то более сложное заставляет отца так холодно воспринимать своего сына, что-то более сильное, чем родительская любовь. И еще это страшное, хоть и далекое слово «война»…
Собрав с подноса утреннюю почту, барон кинул один из конвертов Артуру. Письмо оказалось от Золотницкого, который приглашал его на Садовую на вечернюю игру к Белогорскому. Отец прокашлялся, отхлебнул огромный глоток кофе и промычал себе под нос, что княгиня Астахова уже прознала про его приезд и просит к себе.
– Heute werde ich mich mit dem Notar treffen und alle Rechte auf das Eigentum übertragen. Von heute an gehört alles dir, aber pass auf, wenn du durchbrennst, ich kenne dich nicht… Mein Rat an dich ist: Technik ist natürlich gut, investier aber kein Geld, in all deisen Kameras und Cinematographen gibt es keine zukunft.. (Сегодня я встречусь с нотариусом и передам все права на имущество. С сегодняшнего дня это все твое, но смотри, если прогоришь, я тебя не знаю… Мой тебе совет: инженерия – это, конечно, хорошо, но не вкладывай в это деньги, за всеми этими радиоаппаратами и синематографами нет никакого будущего…)
Возражать было незачем, Артур, по-прежнему хотел есть, но боялся сделать вздох. Старик Гольц, глядя на жалкий вид своего молодого хозяина, засуетился и принес ему кашу и пустую чашку. Когда Артур опустил первую ложку в ароматную овсянку, его отец уже поднялся из-за стола и, попрощавшись с управляющим, вышел из дома.
– Почему он так ненавидит нас? – обратился он к собаке, и звук собственного голоса и русского языка успокоил его настолько, что он смог с удовольствием позавтракать.
Стоя перед большим зеркалом в своей комнате в свете тусклых электрических ламп, Артур, как и обычно, шептал слова приветствия или оттачивал новые шутки, которые родились у него за день. Он любовался собой, своей красотой, правильными чертами лица, успешностью, а самое главное, молодостью. Ему 24 – самый выдающийся возраст. Он гениальный любовник, гениальный игрок, а скоро и гениальный инженер, чего еще можно желать?
Сеттер кружился вокруг одного места, скребя лапами паркет.
– Фу, Милорд! Фу! – прикрикнул на него фон Эссен. – Место!
Но пес не унимался и злился, царапая лапами пол. Артур подошел и игриво оттеснил собаку, сам встал на колени и аккуратно поддел паркетную доску тем же замысловатым кольцом, каким ранее открывал полку в шкафу.
Зачем ему столько тайников, не знал даже сам Артур. Впрочем, тайники, которые были сконструированы по всему дому, достались ему от тех, кто проектировал этот особняк. Сама молодая графиня Снегирева часто пользовалась ими и, очевидно, каким-то образом смогла передать эту одержимость своему сыну. Всю жизнь окруженный чужими людьми, он привык не показывать свои чувства и реальные способности. Даже своей няне, старой немке, он доверял далеко не всё. Его учителя, восхищавшиеся умом и талантами молодого фон Эссена, знали далеко не все его возможности. Со своим наставником, покойным Александром Ивановичем фон Гогеном, который обучал его инженерии и вдохновлял на великие сооружения, он был сдержан и понимал гораздо больше, чем предполагал преподаватель. Работая над своим шедевром, он чаще всего предпочитал ночное время суток, а день посвящал барышням и недалеким друзьям. Его успех в картах и в самом деле не был жульничеством. Благодаря своему неординарному уму он всегда с поразительной точностью мог определить, какие карты в игре, а в просчетах ему не приходилось ошибаться еще никогда. Но все его способности были известны лишь ему одному. Нельзя было сказать, что он недооценивал себя, но он любил удивлять. А что может быть удивительнее, чем появившаяся в Петербурге башня, не уступающая по красоте Эйфелевой и названная именем Артура фон Эссена, самого молодого и талантливого инженера современности, который в свои 24 года обессмертил свое имя в вечном строении, ставшем символом новой эпохи? Но пока все, что знали об Артуре его друзья, было выдумано им же самим, оно было завернуто в красивую обертку и подано с фанфарами. Все эти любовные похождения с дочерями самых знатных особ столицы нагоняли тоску. Он устал смотреть в их пустые лица. Иногда в нем самом просыпалось желание и, быть может, чувство влюбленности, но у всего этого был один и тот же вкус, один и тот же конец.
Склонившись над своим секретом в паркете, он посмотрел на то, что могло так неожиданно привлечь пса. Женский платок, тугая пачка купюр, латунная шкатулка с драгоценностями матери и медальон с ее фотографией – то, что досталось ему от графини Снегиревой, и все это смогло поместиться в небольшое углубление в полу. Но вот что-то зашевелилось, пес залаял, и из-за белого платка показался серый мышонок.
– Вот так да! Милорд, смотри, кто у нас тут. Ну, здравствуй!
Пес игриво припал на передние лапы, поднял уши и принялся завывать.
В комнату постучались. Артур спешно закрыл свой тайник, установив паркетную доску на место.
– Да?
Из-за двери послышался голос управляющего:
– Все готово к вашему отъезду, ваша светлость.
– Да, сию минуту, – крикнул Артур, поднявшись с колен и отряхнув брюки. Через минуту он вышел и свистнул Милорду, собака последовала за ним, снова оставив тонкие царапины на паркете.
Решение «клуба» устроить встречу у Белогорского не показалось Артуру подозрительным. Он не очень интересовался своими друзьями, и причины их поведения мало его волновали. Приехав по адресу на Садовую намного раньше назначенного, он все равно прибыл последним. Ралль заметил его из окна, когда тот только подъехал к парадной, и воодушевленно сообщил о долгожданном госте. Когда фон Эссен появился, все сухо поздравили его с приездом отца, а после интересовались, как продвигаются дела в обхождении молодых барышень. У Артура уже была заготовлена отличная фразочка на этот счет, но стоило ему открыть рот, как заговорил Белогорский.
