Ролан долго молчал.
— Я могу хотя бы взглянуть на неё…или него?
— Она, — герцог едва заметно оживился и тут же смутился собственного облегчения, — она очень красива, Ролан. Многие в Гесории мечтают о ней.
— Да, — Ролан отвернулся от него и посмотрел в окно, — столько красоты кругом, что порой тошно от неё.
Наступила тишина. Ролан не хотел отвечать, а герцог не хотел требовать ответ.
Ролан так и ушёл, ничего не сказав. Сейчас ему как никогда нужен был совет. Он хотел было спросить Эйлерта — что бы сделал тот? Но Ролан знал и так.
Комментарий к Глава 9
Таки обложечка:
https://drive.google.com/file/d/1NwVbwcHpI2aUUAVmxtjJ_vc38F-H8TI1/view?usp=sharing
========== Глава 10. ==========
Герцог Герард фон Крауз стоял у окна своего кабинета и с грустью смотрел на двоих молодых людей, удалявшихся по дороге прочь.
Он любил своего внука, Ролана фон Крауза, так же сильно, как когда-то любил его мать, Камиллу фон Крауз — больше всех богатств Гесории.
Камилла сделала свой выбор, хотя видят звёзды, реши она иначе, Герард не стал бы ей мешать. Но Камилла никогда не желала поблажек для себя. Она жила ради Аркана и ради своей семьи. Она не могла полюбить того, кто был их врагом.
Звёзды не были благосклонны к ней. Хотя Герард отказался от титула, передав его ей, Камилла не провела на посту главы сектора и десяти лет. Кое-кто поговаривал — и Герард склонен был согласиться с ними — что виной тому стал её супруг. Он надеялся, что от не в меру влиятельной жены настоящая власть в Аркане перейдёт к нему.
Герард и в мыслях не мог бы такого допустить, даже не будь его подозрения о причине смерти Камиллы так сильны. Как только Звёзды приняли её прах, Луис Дюран был отлучён от семьи и больше не посещал дом Краузов никогда.
Но здесь, в герцогском поместье Звёздная Пыль, остался его сын. И чем старше становился Ирвин, тем больше Герард узнавал в нём отца. Как ни старался он полюбить младшего внука так же, как любил старшего, воспоминания о смерти Камиллы всплывали в его памяти всякий раз, когда Герард смотрел на него.
Были и другие причины, по которым он не мог доверять Ирвину. Возраст Герарда этой осенью перевалил за двенадцатый десяток лет, и он слишком хорошо знал, как много решает кровь.
Род Луиса тоже был достаточно знатен и богат. И Ирвин, получивший бразды правления системами Аркана, всегда помнил бы о том, что в нём течёт не только кровь Краузов — но и кровь Дюранов.
Пристрастия Герарда были очевидны и просты и до последних дней он надеялся, что его личным симпатиям и его долгу главы семьи не придётся разойтись.
До последних дней — пока Консул Хейдрик не вошёл в его дом и не предъявил ультиматум, который назвал красивым словом «союз».
Хейдрик требовал, чтобы Герард написал завещание на имя Ирвина, и даже объяснял почему — Ролан слишком импульсивен, слишком «склонен к деструкции» по его же собственным словам.
Герарда, разумеется, мало убеждал этот аргумент. Куда существенней был другой — Консул обещал лишить Краузов патентов на разработку шахт в пограничных землях между Логосом и Арканом, которые Герард получил из его же собственных рук после войны.
О честности говорить не было смысла — Герард был знаком с Хейдриком больше восьми десятков лет и отлично знал, что тот представляет из себя. Какие бы благие намерения ни вели его, Хейдрик не был представителем ни одного из знатных домов и о чести не знал ничего.
Впрочем, идти на поводу у его требований Герард не собирался. Да, в руках Хейдрика была возможность не только лишить большей части доходов его семью, но и передать их в руки проклятых Рейнхардтов. Но у Герарда тоже оставались тузы в рукаве.
Как ни хотел он дать Ролану возможность самому строить свою жизнь, благополучие семьи было важней.
«Особенно, если он собирается выбрать юношу, — думал Герард, глядя, как двое удаляются по аллее прочь, — ему всё равно нужно продолжать род».
Эйлерт шёл рядом с Роланом, стараясь попадать в ногу, и невольно удивлялся тому, как отличается эта прогулка от той, самой первой прогулки с Волфгангом.
Этот парк был ему таким же чужим, и Ролан не спешил посвящать его во все тайны внутренних отношений дома фон Крауз. О своём детстве он рассказывал скупо, выбирая лишь те моменты, которые запомнились ему с лучшей стороны.
И всё же в любом из рассказов Эйлерту чудилось биение жизни — настоящей, пропитанной свежим воздухом соснового парка, которой не доводилось испытывать ему самому.
— Здесь мы с Брантом встретились первый раз, — сказал он, указывая на узкую полосу побережья, покрытую чёрным вулканическим песком. — Его отец приезжал к… — Ролан запнулся, но Эйлерт не стал выпытывать у него недосказанные слова.
— А почему это место называется Звёздная Пыль? — вместо этого спросил он.
— О! — Ролан ощутимо обрадовался, и не только возможности избежать неловкости: — Посмотри вон туда, — он потянул Эйлерта за руку и ткнул пальцем на склон горы, но Эйлерт не разглядел ничего, кроме камней. — Это потому, что солнце уже движется к закату, — сказал Ролан, правильно разгадав его молчание, — на рассвете скалы отсвечивают, отражая свет Южной звезды. Это не просто так. Как пишут в старинных книгах, первый корабль, открывший космическую эру, возвращаясь с Астеры приземлился именно там. Вернее… приземлился — не очень правильное выражение, но никто не погиб. В трюмах его находился груз из новых миров. Я не знаю какой. Но он рассыпался, и с тех пор скалы блестят. А на месте нашего поместья тогда уже стоял замок… Его стены почти разрушились теперь. Но тогда какой-то заезжий менестрель, заглянувший сюда, посмотрел на скалы и назвал его «Звёздная пыль». Этому имени уже почти тысяча лет, и мы бережно храним его, как память о тех временах.