«Крыло можно попытаться выправить. Хотя… проще, конечно, снять и заехать им этому наследничку по башке. Ещё разок. Высокие Звёзды, да кто же придумал отправить меня сюда?»

Всех, у кого от рождения была приписка «сэр» и больше двух миллиардов содержания в год, Эйлерт не любил. Сам толком не знал почему. Не то чтобы консул отказывал ему в чём-нибудь… Просто… Он всегда знал, что должен будет платить. А у них всё это было просто так.

И вот итог. Вместо того, чтобы заниматься делом, ну, или хотя бы готовиться к тому, чтобы заняться им когда-нибудь — впустую жгут фотон, которого не хватает в горнодобывающих комплексах так, что разработки в астероидных поясах по полгода стоят.

И ладно бы тупой наследничек был один — хотя Эйлерт подозревал, что один только Вольфганг — это уже в два раза больше, чем он мог бы перенести. Но два! Два — это, определённо, перебор.

«Придётся ещё и навигацию менять. Звёзды… Это опять целый месяц ждать… „Эран-кан“ раньше не сделают на заказ…»

Выйдя из корпуса администрации, он прошел по дорожке, усыпанной гравием, между двух кипарисовых стен. На мгновение Эйлерт прикрыл глаза, вдыхая аромат расплавленной на солнце смолы - растекаясь по лёгким, он немного успокаивал, и когда тьютор открыл перед гостем дверь лазарета, Эйлерт уже почти контролировал себя.

Он поздоровался с врачом и, скрывая вновь подступившее к горлу раздражение, поинтересовался, где можно найти фон Крауза-младшего.

Молоденькая медсестричка с подозрением оглядела его со всех сторон.

— Может, уже оставили бы его в покое, а? У человека череп повреждён.

Эйлерт не испытал и тени стыда — напротив, с трудом удержался от того, чтобы сказать: «Он сам виноват».

— А что, к нему уже приходили? — вместо этого спросил он.

— Да с самого утра. Сначала Брант Макалистер кучу гаджетов принес. Это я ещё могу понять — хотя, вообще-то, в его состоянии нельзя долго смотреть в монитор. Потом притащился ещё один, Юки Симидзу, всё просил никому о его визите не говорить. Оставил фрукты и букет цветов. Часа не прошло, как явился чёр… наш драгоценный господин Рейнхардт, я имела в виду. Этого вообще нельзя было пускать — пациент после него сам не свой, разве что не прыгает до потолка на сломанной ноге. И вот ещё вы. Вы, простите, вообще кто?

— Эйлерт Коскинен, — представился Эйлерт машинально и тут же услышал тихое: «Ой».

— Прошу… эм… прощения… сэр.

— Ничего. Я его надолго не задержу. И без того хватает дел.

Высокомерная рожа Рейнхардта против воли всплыла у него в голове. «Интересно, нас ещё и поселят вдвоём?» — подумал он.

— Прошу, — медсестра сделала красивый жест рукой, видимо пытаясь запоздало продемонстрировать, что всё-таки знает этикет.

Эйлерт проследовал в указанном направлении и, приоткрыв дверь, вошёл.

В палате пострадавшего было так же просторно и светло, как и везде здесь. Нога, подвешенная на растяжках, заслоняла больного почти целиком, так что Эйлерту пришлось шагнуть в сторону, чтобы разглядеть лицо — бледное после операции, наполовину скрытое бинтами, из-под которых виднелось лишь несколько прядей чёрных отросших волос.

— Брант, я не считаю, что проиграл! — сообщил он раньше, чем увидел того, кто вошёл.

Затем взгляд его сфокусировался на лице Эйлерта, и он замолк.

— Да, — согласился Эйлерт, — определённо, это была победа. Над моим несчастным кораблём, который теперь месяц не сможет взлететь.

Если в первое мгновение Крауз и хотел сказать что-то вежливое, то желание это быстро прошло.

— Потому что надо быть идиотом, чтобы открывать гиперворот в двух арнах от астероидного поля! — выпалил вместо этого он.

— Да ладно! Гробить машины на детских гонках точно намного умней.

— Ты вообще не знаешь, что произошло, какого чёрта не в своё дело влез?

— Я влез… — Эйлерт задохнулся от ярости. Покраснел. Побелел. Стиснул кулаки и только потом холодно и ровно произнёс: — Я пришёл принести вам извинения, сэр Крауз. Мне хотелось бы, чтобы мы забыли про этот инцидент.

— Во-от как… — протянул больной, откидывая на подушки черноволосую голову и с насмешкой глядя на него. — А что вы готовы сделать, чтобы я вас простил?

На мгновение Эйлерт ещё сильнее стиснул кулаки, силясь преодолеть желание врезать ему.

— Сэр Крауз, — сказал он очень тихо и настолько мягко, насколько мог, — если вы будете злоупотреблять моей доброй волей, надолго ее может и не хватить.

— Я просто задал вопрос.

— Например, я готов не говорить консулу, что вы пытались меня убить.

В глазах пациента промелькнула тень растерянности — но лишь на миг. Картинка, которую он видел наяву, стремительно складывалась с кадрами из новостей, на которых он не раз видел стоявшего перед ним юношу у консула за плечом.

— Вот ты кто такой, — протянул он. Растерянность в его глазах сменилась на интерес.

Эйлерт молчал, ещё не зная, чего теперь ждать. Не похоже было, что у наследничка достаточно мозгов, чтобы перестать затевать конфликт.

«Вот поэтому я не люблю иметь дела с теми, кому девятнадцать лет», — подумал он.

А Крауз смотрел на него, и улыбка постепенно расцветала у него на губах. Ещё в то мгновение, когда воспитанник консула только лишь показался в дверях, он отметил про себя выражение его колких, как заледеневшая гладь зимнего озера, глаз. Его волосы, небрежно падавшие на плечи, отливавшие белым золотом в солнечных лучах. Сказать, что Эйлерт был красив, значило не сказать ничего. Впрочем, красив был каждый из них. Каждый представлял собой результат селекции многих поколений — Рейнхардт, Макалистер и, до определённой степени, даже он сам.