– И то верно, хвала господу нашему, – перекрестился в ответ Дмитрий, – только не томи ты меня боярыня, передай государыни слова.

– Торопишь? Али беседа тебе наша не мила? – снова притворно удивилась Мирослава. – Нет уж, ты сперва, откушай, у меня почитай сколь годов гостей не бывало, а такого сокола и подавно никогда, – с улыбкой добавила боярыня. И пока Дмитрий думал, что ответить, она обернулась к холопам, что несли на стол тарелки и блюда с яствами: – романеи несите, да самой лучшей!

Молодой боярин почувствовал ещё большее смятение, он с гневом пришёл на двор Мирославы, а она его встречает как самого дорого гостя.

Мирослава неотрывно смотрела на Дмитрия Ласкарёва, и от неё не скрылось его виноватое беспокойство, она мысленно себя похвалила и продолжила улыбаться столь лучезарно, как только могла.

На стол принесли высокий серебряный кувшин с двумя серебряными кубками, украшенными искусной чеканкой.

Боярыня встала со своего места и подошла ближе к Дмитрию. Сама налила вино в кубки и протянула один боярину: – испей, уважь меня боярин.

Дмитрий, молча, взял кубок, сделал добрый глоток, и почувствовал, как вино сразу разлилось по жилам, согревая тело до кончиков ушей и пальцев на ногах.

– Добрая романея, – похвалил грек.

– Самая лучшая, – эхом отозвалась Мирослава и плавно обошла его со спины, присела рядом, не сводя с него глаз.

Боярин чтобы не обидеть хозяйку взял пирожок, который на вкус оказался чуть суховат, но это осталось Дмитрием почти не замеченным, он вертел в голове мысли о том, как бы поскорее узнать наказ государыни и отбыть восвояси. До него донеслись слова боярыни, но прозвучали они как-то глухо, и он не смог разобрать их смысл. Взгляд его задержался на серебряных кубках, он протянул руку, но не смог её поднять, удивляясь, как она стала тяжела, Дмитрий напрягся, пытаясь понять, что происходит вокруг, но перед глазами стремительно сгустилось какое-то красно-коричневое марево.

В трапезную боком вошёл дядька Антип, он приблизился к Мирославе и что-то шепнул ей на ухо.

– Вот и кстати, – громко ответила боярыня, – а покуда, отнесите нашего дорогого гостя в опочивальню, видать, перебрал он с вином, так пусть отоспится.

Холопы засуетились вокруг Дмитрия, а боярыня вышла из зала вслед за Антипом.

В большой горнице с пыльными сундуками и тяжёлыми дубовыми креслами её уже ждал холоп с соломенными волосами, он виновато понурил голову и при виде боярыни согнулся в низком поклоне.

– Говори, что узнал, – резко спросила Мирослава.

– Девка эта зовётся Настёна, и живёт в услужении у дьяка Ивана Курицына, навроде как старшая там по хозяйству, прости хозяйка, более ничего не узнал, на двор дьяка пройти никак нельзя.

Боярыня на мгновение задумалась, а после, стрельнув глазами в сторону дядьки Антипа, улыбнулась одними уголками рта.

– Что ж, день сегодня и вправду благословен, и девка эта нам кстати. Ты вот что, – обратилась она к холопу, – с завтрашнего дня последи за домом дьяка Курицына, всё, о чём там узнаешь, будешь сказывать Антипу, особливо про девку. Каждый её шаг знать хочу.

– За домом дьяка? – ужаснулся холоп.

– А тебе что сие внове? Али есть разница, за каким домом для меня доглядать? – подняла брови Мирослава.

– Нет, хозяйка, всё сделаю, как велишь, – холоп изогнулся в низком поклоне.

– Ну, то-то же, – обронила боярыня, и резко повернувшись на месте, пошла к широкой дубовой лестнице, каблуки её башмаков легко простучали по ступеням, что вели наверх, к её покоям.

Дмитрий проснулся неожиданно как от хорошей оплеухи. Голова гудела. Он с удивлением оглядел незнакомую палату и, хотя в темноте после сна видно плохо, но судя по убранству это опочивальня. Под ним была большая широкая кровать, застланная дорогими шелками, а рядом…. Дмитрий отшатнулся, и затряс головой, пытаясь прогнать остатки сна, рядом с ним тихо спала боярыня Мирослава. Её длинные белые, почти льняные, волосы, расплетённые из кос, разметались по подушке, тело почти нагое белое, правая рука с пальцами в перстнях свесилась с края кровати. Дмитрий потрепал себя по щекам, рассчитывая, что это сон. Последнее, что он помнил, так это как сидел за столом боярыни. А что далее? Рядом заворочалась сонная Мирослава, она приподняла голову и стрельнула глазами в сидящего на постели Дмитрия. Ворот его рубахи был расстёгнут, оголяя часть плеча. Боярыня довольно улыбнулась. Дмитрий повернул голову, и ошалело посмотрел на неё.

– Где я? – спросил он сухим шёпотом.

– Всё там же, в моей опочивальне, – промурлыкала Мирослава.

– Но как…? – боярин, не договорив, поводил открытой пятернёй в воздухе слева от себя, как будто пытаясь что-то нащупать.

– Ты ведь сам меня сюда на руках принёс, – с ласковой улыбкой продолжила боярыня, – и любил всю, ой, крепко любил, – она прижалась к его плечу.

– Я? – Дмитрий отшатнулся в сторону и чуть не упал с постели.

– Иди ко мне, – Мирослава, продолжая улыбаться, протянула к нему руки, – али забыл, какие слова мне сказывал? Как целовал и миловал, ласкал моё тело?

Боярин как ошпаренный соскочил с кровати и заметался в поисках своей одежды, увидев всё на сундуке у стены, он лихорадочно, под смех боярыни стал одеваться.

– Неужто, всего за ночь весь твой пыл остыл? – продолжила смеяться Мирослава, – а вот только недавно называл своей любой. И что же мне теперь, бедной вдовице делать с разбитым сердцем и порушенной честью?

– Прости…, прости боярыня, бес попутал…бес, – приговаривал Дмитрий, натягивая сапоги, и сгребая в охапку свою оставшуюся одежду, он старался не смотреть в сторону кровати, щёки горели огнём, – прости мя, смилуйся, – выкрикнул он ещё раз и опрометью рванул из опочивальни. Прогрохотав вниз по лестнице, пробежав через пустые холодные залы и тёмные сени большого старого дома, Дмитрий опрометью выбежал на двор, к конюшне. Не помня себя, кое-как заседлал коня и под недоумённым взглядом сонного привратника, который выпустил его со двора, стрелой помчался прочь.

Мирослава отошла от окна. Она проводила взглядом ускакавшего боярина, и, потянувшись, легко прошлась по полу до сундука, на котором ещё совсем недавно лежала одежда Дмитрия Ласкарёва. Глубоко вздохнув, она согнала с лица улыбку и трижды ударила в серебряное било, что стояло на столике возле сундука.

В опочивальню боярыни вбежала заспанная и простоволосая сенная девка Дуняха, она на ходу тёрла глаза и чуть не споткнулась о порог, чем вызвала насмешливую улыбку боярыни.

– Неси одеваться, солнце уже скоро встанет, пора к государыне, служба ждать не будет, – бросила она девке и снова посмотрела на сундук. Воспоминания о мечущемся Дмитрии вызвали у неё улыбку, что немало удивило Дуняху, за много лет своего служения боярыне она впервые видела её такой. Боясь спугнуть внезапно снизошедшую на госпожу благодать, Дуняха скоро кинулась открывать сундуки и доставать наряды. Боярыня, против обыкновения, не кричала на неё и не пыталась отвесить оплеуху, а неторопливо оделась и спокойно спустилась в трапезную. Провожая Мирославу, Дуняха несколько раз незаметно осенила её крестным знамением, а после того как удивлённый кротостью госпожи Антип закрыл за её возком ворота, Дуняха добежала до большой иконы спаса, что висела в трапезной, и бухнулась на колени. Молилась она истово, благодаря господа, о ниспосланное её госпоже благословении. Иначе это и не назовёшь. Все в доме знали, что любой жест или слово невпопад могли вызвать ярость боярыни, а на расправу она было скора.

А боярин Дмитрий не помнил, как добрался до дома. В растерянности, нетвёрдой походкой, как пьяный бродил по горницам, в голове гудело, как с тяжкого похмелья, но уже не так, как раньше, когда он проснулся.

Он силился вспомнить, как оказался в спальне боярыни, но не мог. Всё, что пришло на ум, так это вино, которое ему она поднесла за столом. Мысли боярина сейчас были спутаны. Они неслись сильным шумным водопадом – быстрые, не ухватишь: «неужто она подмешала любовного зелья»? – мелькнуло в голове Дмитрия. Но он тут же отбросил такую догадку. «Нет, сие совсем не леть³³. Быть такого не может, верховая боярыня государыни и зелье…. Всё это бабьи сказки, нет никакого зелья».