— Не беспокойтесь, принц! Мы присмотрим за маленьким воином! — раздались два весёлых голоса из кроны дерева и через секунду перед ними возникли два статных красивых воина— небезызвестные Файрион и Лайндир. Воины присели на корточки и вовлекли Гила в только что придуманную ими игру.

Леголас взволнованно наблюдал за их вознёй у ручья, когда его голову увенчала корона из жёлтых цветов. От неожиданности он тихонько вскрикнул, а Глорфиндел лишь рассмеялся в ответ. Принц с улыбкой потрогал венок, что теперь украшал его голову, одарил своего лорда лучезарной улыбкой и, повинуясь желанию сердца, робко поцеловал его.

— Как мило, — нарушил их интимное, преисполненное тихой нежности уединение ледяной голос. — Какая любящая и трогательная семейка, прямо загляденье. Отец правильно сделал, что выкинул тебя за порог, как безродную дворнягу. Жаль только, что не прибил перед этим.

Леголас зажмурился. О, он прекрасно знал этот голос! Сделав глубокий вдох, принц посмотрел вверх и встретился взглядом с Галуроном, который с нескрываемой ненавистью и презрением наблюдал за ними с тропинки, затерявшейся между раскидистыми старыми деревьями.

Средний сын Трандуила был похож на своего грозного отца даже больше, чем Келейдур. Те же зелёные пронзительные глаза, такие же серебряные волосы, то же худое, утончённое, красивое лицо, такая же непроницаемая маска холодности, жестокости и надменной самоуверенности… Разве что в плечах юный принц был несколько уже, чем лесной король, да ростом на голову ниже.

— Галурон! Я рад, что ты в порядке и что у тебя всё хорошо, — Леголас натянуто улыбнулся брату и направился в ту сторону, где воины Глорфиндела играли с его сынишкой. Те заметно напряглись, заметив незнакомца, и предусмотрительно сжали рукояти мечей, когда Леголас нежно взял Гила за руку, чтобы познакомить малыша с его дядей.

— Это мой брат, tôr adaren, Галурон. Поздоровайся со своим дядей.

— Mae govannen, tôr adaren! — робко поприветствовал незнакомца Гилрион. Загадочный надменный блондин смотрел на него с такой ненавистью, что малыш, ещё не знавший названия столь тёмным чувствам, смущённо спросил Леголаса:

 — Это твой брат, ada? А у atto тоже есть брат?

— Нет, Гил… У тебя только два дяди: Келейдур и Галурон. И они оба мои братья, — заверил сынишку Леголас.

— Хорошо, — с заметным облегчением вздохнул Гилрион, решив, что двух таких вот злобных нахмуренных родственников он ещё сможет вынести, а больше — уже точно нет.

— Так слухи не лгут… Ты хоть представляешь, какой позор навлёк на отца, на нашу семью?! Лучше бы ты сдох, чем лёг под этого Нолдо! Как мог сын Трандуила, принц Эрин Гален опуститься до такого?! Меня тошнит от тебя шлюха!

Лицо юного изгнанника стало каменным. Леголас наклонился к сыну и спокойно попросил его вернуться и поиграть с воинами, рядом с которыми теперь стоял Глорфиндел. Гилрион взволнованно посмотрел на своего ada и неохотно направился к воинам, которые уже готовы были броситься на защиту семьи их лорда, если бы тот не остановил их. Малыш шёл, постоянно оборачиваясь на Леголаса. В огромных синих глазах, таких же, как и у его ada, стояли слёзы — эльфёнок не понимал, что происходит, но остро чувствовал боль Леголаса, как если бы их связывала незримая нить.

— При моём сыне, Галурон?! — яростно прошептал опальный принц, когда Гил отошёл от них на значительное расстояние. — Можешь ненавидеть меня, сколько угодно, но не смей называть меня шлюхой при сыне! Ты больше не считаешь меня своим братом? Отлично! Но зачем же вымещать ненависть ко мне на невинном эльфёнке?! Поверить не могу, что ты опустился до такой подлости, Галурон!

— Скажи, а как мне тебя называть, предатель?! Как называют того, кто добровольно лёг под врага? Как называют того, кто даже в возраст не успел войти, а уже умудрился заиметь ублюдка? Как мне назвать того, кто в угоду своей похоти сбежал к врагу, когда его похождения стали достоянием общественности? Из-за тебя я оказался в этом странном лесу и вынужден жить здесь, как заложник, без друзей и семьи, дышать одним воздухом с галадрим, которые издевались и насиловали Келейдура, и молча терпеть их насмешки и оскорбления! Мне тут, знаешь ли, один хорошо известный тебе капитан галадрим в подробностях описал то, как он позабавился с моими братьями в Имладрисе. И знаешь что, это целиком и полностью твоя вина, маленький братишка! Так ты отплатил Келейдуру за все те годы, что он нянчился с тобой? Ты хоть представляешь, что отец с ним сделал, когда он вернулся из плена, мелкая дрянь?! И после этого ты хочешь, чтобы я пожалел тебя и твоего ублюдка?! С чего бы это, не подскажешь? Может быть, потому что ты раздвинул ноги перед убийцей балрога, который якобы тебя изнасиловал? Тебе самому-то от себя не тошно, Леголас? Тебе так нравится быть его любимой зверушкой, что ты променял нашу семью на его огромный член и продал свою честь за право называться его шлюхой?! Ты не дождёшься от меня жалости подлая мелкая дрянь! Когда он с тобой вдоволь наиграется и вышвырнет, за порог, не смей приползать к нашему порогу! В нашей семье тебе никто не будет рад!

— Можно подумать, что вы когда-нибудь были рады! — взорвался Леголас, яростью отвечая на ненависть в глазах брата.

Когда он был маленьким, то никогда не смел повышать голос на брата или говорить с ним в подобном — неуважительном — тоне. Но это было в прошлой жизни. Леголас больше не был испуганным наивным эльфёнком. Что-то сломалось в нём за эти два года. К лучшему или к худшему, но он изменился. Страх, что жил в нём, ушёл, обнажив то, что скрывалось внутри — звериные инстинкты и первобытную ярость. И этот зверь проснулся от спячки, сорвав с петель цепи, что сковывали его столько лет, не давая сказать вслух то, что уже давно назрело внутри.

— Как смеешь ты судить меня?! — прорычал разъярённый Синда-изгнанник. — Ты ничего не знаешь обо мне! Брат?! Да ты же никогда не интересовался мной! Я всегда был для тебя грязью под ногами, никчёмным эльфёнком, который убил твою nana! Ты хоть раз задумался о том, каково это, жить в моей шкуре — без отца, без матери, без друзей?! Где ты был, когда я бесцельно шлялся по дворцу двадцать лет, пытаясь вымолить у вас хоть толику внимания? Ты хоть раз снизошёл до того, чтобы поговорить со мной, не говоря уже о том, чтобы поиграть? Где ты был, когда наш отец сослал меня в чащу и забыл обо мне на целых двадцать лет?! Ах да, ты был очень занят, ведь тебя, любимчика отца, обучали тактике боя и искусству политики… А знаешь, чему учили меня? Молчать и не жаловаться! И я молчал… Я очень долго молчал, Галурон. Но больше я молчать не стану! Скажи мне, мой заботливый старший брат, когда мой день зачатия?

— Какое это имеет значение, малявка?! — огрызнулся Галурон.

— Не знаешь? — расплылся в безумной улыбке Леголас. — Не удивительно, ведь ты ни разу не пришёл поздравить меня. Собственно, чему я удивляюсь, ведь мой любящий папочка тоже не знает. Меня всегда поздравлял один из его советников. Они присылали мне коротенькую записочку, в которой обычно говорилось о том, что из-за сложной политической обстановки в нашем королевстве, праздник в честь никчёмного развратного сына его Величества Трандуила устраивать нерезонно и даже как-то аморально, что, впрочем, не мешало нашему отцу праздновать дни зачатия других его сыновей. Забавно, да?

— Ой, бедняжка! — язвительно фыркнул Галурон. — Наш несчастный сиротка Леголас! Сейчас разрыдаюсь! Жестокий отец и бесчувственный брат подтолкнули его к падению в пучину разврата… Только и можешь, что ныть, да сваливать вину на других!

— Нет, Галурон! Ты прав, — спокойно ответил стальной голос. — Прости меня, брат, за то, что был столь неосторожен в тот день, что отправился пасти лошадей безоружным. Прости меня, мой дорогой брат, что я позволил Глорфинделу изнасиловать меня у того проклятого озера. Наверное, я сам напросился — слабак, таким уж уродился. Прости меня за то, что я родился с дефектом, о котором мне никто даже не удосужился рассказать. Прости меня за то, что в мой день зачатия я отправился ночью в лес в надежде встретить там единственного родственника, которому было до меня дело, — моего брата Келейдура. Прости, что натолкнулся в нашем лесу на Глорфиндела, который снова изнасиловал меня. Прости меня, Галурон. Я очень виноват перед вами. Но вот ответь мне на один простой вопрос, пожалуйста, — где ты был, когда меня насиловали? Где был мой ada, когда я умолял его спасти меня?