«Мне нравится дарить наслаждение моему лорду таким образом или же так проще?..».

После того, как Глорфиндел сломал его там, на балконе дворца Элронда, утвердил свою власть над его телом, Леголас сам стал ублажать мужчину подобным образом. Со всей тщательностью и неподдельным рвением. Почему? Ответ лежал на поверхности. Удовлетворённый такими откровенными и распутными ласками зверь становился мягким и пушистым, после минета ярость и страсть, с которыми он брал его покорное и безвольное тело, выворачивал его душу наизнанку ради собственного удовольствия, по крайней мере, были терпимыми. Принимая в рот его член и глотая горячую сперму, Леголас переставал что-либо чувствовать. Он лежал безжизненной куклой под огромным телом Глорфиндела, безжалостно вколачивавшимся в него, закрыв душу и сознание на замок. Так было проще. Почти не больно… Вполне терпимо, чтобы продолжать дышать изо дня в день. Как-то жить дальше.

«Не жить, существовать», — поправил себя принц. На душе было холодно и пусто. Почему эти мрачные воспоминания не оставляли его в покое? Это всё уже было в прошлом… Почему же тогда так больно? Жутко, страшно, запредельно близко и громко…

Два налитых кровью свирепых глаза горели во тьме лабиринта. Они ждали. Выбирали новую жертву, чтобы впиться ей в глотку и утащить во мрак. Из этого лабиринта нет выхода. Туда не проникают солнечные лучи, там нет зелени, «в выжженной пустыне ничего не растёт»…

Принц отполз на другую сторону кровати, сжался в комок и обхватил руками голову. Он дрожал, как загнанная лошадь, мерзкий липкий страх окутывал тело и душу, словно саван, внутренности скрутили стыд и бессилие. Отчаяние…

Тёплые сильные руки заключили его в объятия, разгоняя непроглядную тьму. Демон древнего мира жалобно заскулил, поджал хвост и, несолоно хлебавши, уполз во мрак, из которого появился.

— Прошу тебя… — хрипло прошептал Леголас. — Заставь меня снова почувствовать себя живым. Мне нужно знать, что ты не сон и не плод моей больной фантазии, а реальность.

— Посмотри на меня, — приказал Глорфиндел. Леголас поднял глаза, и воин тут же подмял его под себя, без промедления вторгся в его тело во всю длину и запустил зубы в шею.

Юноша не успел подготовить себя, и потому боль яркой отрезвляющей вспышкой отозвалась в мозгу. Леголас скулил и извивался, вот только сильные руки впечатали его в матрас, не давая возможности пошевелиться и заставляя принимать внушительное достоинство их хозяина без остатка, пока упрямец не начал судорожно хватать губами воздух и сам не притянул колени к груди, позволяя своему лорду проникнуть ещё глубже, дотянуться до самого сердца и сжать душу в кулак.

Глорфиндел вбивался в него, неистово и глубоко, заставляя позабыть обо всём на свете, заставляя почувствовать себя наполненным и цельным, заставляя подчиняться и слепо довериться своему пастырю, заставляя следовать за ним туда, где брезжил слабый свет…

Юноша вцепился в спину своего лорда, как утопающий за соломинку, раздирая её ногтями до крови, обхватил ногами поджарые ягодицы и откинул голову на подушки, позволяя безудержному шторму качать себя на волнах экстаза и боли. Но даже этого было недостаточно, чтобы вырваться из жуткого лабиринта, где бродил волколак с красными, как кровь, глазами. Лужи крови, тела друзей, разорванные на куски, трупное зловонное дыхание… Сегодня зверь явился по его душу. Рука соскользнула с потной спины, и сердце Леголаса пропустило удар. Он падал во мрак…

Когда отчаяние уже было захлестнуло Синда, он увидел перед собой родные глаза. Добрые, тёплые, любящие. Они смотрели на Леголаса с таким же немым отчаянием, которое обитало в нём.

«Верь мне, поверь в меня… Я не предам, не брошу в этой жуткой темноте в одиночестве», — молили изумрудные глаза. В них застыла такая боль, что Леголас невольно заплакал. Он не хотел причинять боль. Только не ему. Но как же найти этот проклятый выход, когда его просто нет?!

И тут Леголаса осенило. Может быть, в этом всё дело. Не думать, где выход, а понять, что жизнь — это распутье, на котором ты стоишь прямо сейчас. Тогда и лабиринт исчезнет — ведь он существовал только в его голове. А в реальности перед ним стоял простой выбор — куда дальше? Назад в раковину или вперёд в неизвестность?

И Леголас совершил прыжок веры. Он впился в стальную спину с такой силой, что ногти расцарапали кожу до крови, чувствуя, как бьётся родное сердце, как сильные руки сжимают его бёдра в ответ и гладят по волосам, успокаивая. Леголас поверил не словам, а отчаянию, которое он увидел в глазах мужа. Он уже видел такой взгляд. В зеркале. Бледный печальный эльфёнок с узлами Глорфиндела в волосах смотрел так же. Так смотрел тот, кто уже, казалось, горы свернул и бросил звезду с неба к ногам любимого, но тому этого было всё равно недостаточно, и оставалось только надеяться, что любимый сам одумается, и всё наладится. Осознав, что сам рождает то же отчаяние в сердце мужа своим недоверием, Леголас поверил, что это всё не очередная жестокая игра и не плод его воображения.

В этот самый миг скользкий от смазки палец Глорфиндела начал проверять границы его веры на прочность. Он кружился вокруг колечка мышц, растянутого до предела, поглаживая, лаская, ища способ проникнуть внутрь. Леголас даже не успел понять, что произошло, а палец уже скользил параллельно огромному члену и надавил на какую-то точку внутри, в то время, как Глорфиндел продолжал вбиваться в юного эльфа всё с тем же неистовым темпом. Юный Синда судорожно схватился за стальную руку и вдохнул полной грудью. Яркая вспышка света ослепила Леголаса.

Живой! Свободный! Цельный!

Дальнейшая цепь событий ускользнула от принца. Всё, что он помнил, это удовольствие и счастье, такие чистые и первобытные, что это было во сто крат больше, чем могла бы вынести его тщедушная тушка.

Возвращение в реальный мир было сродни приходу в себя после глубокого обморока. Хотя, возможно, так оно и было на самом деле. Леголас устало уткнулся носиком в плечо мужа и вдохнул родной успокаивающий запах. Всё тело ныло, как после интенсивного спарринга, голова была ватная, а конечности дрожали, как у загнанного скакуна.

Леголас свернулся клубочком на груди мужа, сладко вздохнул и задремал.

Во сне юный Синда счастливо улыбался.

Проснулся Леголас от саднящей боли в попе и раздражённо зашипел.

— А вот будешь знать, как будить старшего мужа по утрам таким замечательным способом и бросать начатое на полпути, — чмокнул в нос сонного котёнка Глорфиндел. Леголас болезненно скривился. Муж сочувственно похлопал его по горемычному заду. — Ну прости… Я не сдержался. Пожалуй, прогулку на Лайниэль придётся перенести на другой день. Твоей бедной попке сегодня лучше не садиться в седло.

— Значит отправимся на реку ловить тритонов. Гил будет в восторге, — зевнул сонный растрёпанный принц и, поморщившись, перевернулся на бок.

— А в каком восторге будет Халдир! — гортанно захохотал Глорфиндел, представив себе скрючившегося в три погибели, гордого и самодовольного капитана галад ковыряющимся в грязи в поисках тритона. — Поделом ему. Будет знать, как обижать моего любимого. Ну или можешь попросить Халдира показать тебе какое-нибудь интересное местечко в Золотом Лесу, добрая душа. Тебе ведь очень нравится добрый, милый и очень-преочень хороший Халдир!

Глорфиндел с такой точностью воспроизвёл восторженные интонации Леголаса, что тот вспыхнул и спрятался с головой под простынку. Валар! При воспоминании об их пьяных «задушевных» посиделках Леголасу хотелось провалиться под землю.

— Не позволяй ему дразнить тебя. Он, конечно, знает, как тебе это нравится, но его порой заносит…

— Не нравится мне это нисколечко! — яростно запротестовало белобрысое чудо, высунув нос из-под простынки. Глорфиндел смерил взбесившегося котёнка насмешливым взглядом и закатил глаза.

— Конечно же, тебе это нравится, Леголас. Я это знаю, и Келеборн, и Халдир… Любой, у кого глаза на месте. Ты так мило краснеешь, стоит тебя подколоть, — Леголас так и застыл с открытым ртом и выпученными глазками. Глорфиндел щёлкнул его по носу и взлохматил белоснежные волосы, и без того пребывавшие в творческом беспорядке. — Хватит дуться бука. Разве ты не понимаешь, что Халдир задирает тебя, потому что ты ему нравишься. Даже больше тебе скажу, несносная бестия тобой очарована. Ну и испытывает к тебе влечение, конечно, не без этого… Я даже злиться на него не могу за это. Для таких мужчин, как я, Халдир или Келеборн, ты искушение во плоти. То, как ты реагируешь на мой голос, прикосновения и даже взгляд, заставляет их истекать слюнками и биться в агонии.