— Так думаете только вы, — вздохнул младший муж. — А я вот всё время думаю о том, что Файрион общается со мной, потому что я ваш муж; что ваши воины так добры со мной, потому что они любят и уважают вас, а не потому что они действительно хотят общаться со мной; что тот же Эллонур был сегодня добр по отношению ко мне лишь потому, что вы когда-то были вместе. Даже Халдир…

Глорфиндел не дал ему договорить, он просто впился в его губы поцелуем, заставляя умолкнуть, выкинуть всю эту чушь из головы, поверить.

— Мой маленький глупый мальчик, — хрипло прошептал ему Глорфиндел в губы. — Я любимец Валар, но даже я не в силах заставить моего друга Файриона делать то, что ему не по душе. Мои воины уважают и любят меня, но они не стали бы приглашать моего мужа на тренировки, не звали бы присоединиться к ним в купальнях, не лезли бы вон из кожи, стараясь тебе понравится, подарить самый лучший подарок или организовать праздник на высшем уровне. Эллонур та ещё язва. Он никогда не стал бы делать того, что сделал сегодня, даже попроси я его об этом. Эллонур сделал это, потому что когда-то сам прошёл через подобное. Однажды я случайно вскрыл старую рану, и он рыдал, как эльфёнок, на моём плече. Поэтому он помог тебе сегодня, а не потому что я его бывший любовник. А Халдир… — древний лорд закатил глаза. — В голове этого галад самый настоящий лабиринт. И что там творится, одним Валар известно. Но одно я знаю точно, Халдир никогда и никому не пытался понравиться. Он одиночка и его не волнует мнение других эльфов. Он и Элронд — единственные эльфы, которые смеют говорить мне неприятную правду, глядя прямо в глаза, спорить со мной и бросать мне вызов.

Огромные синие глаза наполнились слезами.

— Ты всегда плакал в одиночестве, мой мальчик, — не вопрос, а констатация факта. — Но ты больше не один. Нет ничего постыдного в том, чтобы плакать на груди мужа, который обещал быть с тобой в радости и в горе. У тебя есть настоящие друзья и семья, которая тебя любит таким, какой ты есть, и заботится о тебе. Я люблю тебя. Всегда и навечно, помнишь? Мы справимся с твоими демонами. Вместе. Сколько бы времени это у нас не заняло. Я всегда буду рядом, Леголас, когда ты будешь во мне нуждаться. Обещаю.

— Но вы не можете проникнуть мне в голову и заставить меня перестать анализировать, сомневаться и корить себя за глупые слова или поступки, — возразил Леголас.

— Ты перфекционист, Леголас. Это у вас с Трандуилом семейное, — Глорфиндел вернул выбившуюся белоснежную прядку за ушко. — Ты слишком требователен к себе и ставишь перед собой невыполнимые цели. Но ты не один из Валар и не всемогущий Эру. Даже всемогущие ошибаются.

— Но… — не желал сдаваться принц. Правда, закончить фразу Глорфиндел ему не дал. Он просто положил палец ему на губы, заставляя умолкнуть.

— Никаких но, roch-neth, — строго одёрнул упрямца старший муж. — Ты мой младший муж и мой нижний и должен меня во всём слушаться. У тебя нет права наказывать себя, как нет права дарить себе удовольствие и решать, когда появится на свет наш следующий эльфенок. В этих вопросах у тебя никогда не будет права голоса. Заруби себе это на носу, раз и навсегда! Теперь каждый вечер перед тем, как лечь в кровать, ты будешь рассказывать мне все свои «прегрешения», а я буду решать наказывать тебя за них или нет. Если я узнаю, — а я обязательно всё узнаю, roch-neth, — что ты что-то скрыл от меня и коришь себя втихаря, то ты очень об этом пожалеешь. Я об этом позабочусь. Ты меня понял?

Леголас закусил губку и кивнул.

— Полагаю, это займёт какое-то время, но ты примешь это правило так же, как и другие. Ты научишься, — мрачно ухмыльнулся Глорфиндел, и Леголас словил себя на том, что у него сосёт под ложечкой, а мурашки сбились в кучку и возносят хвалы своему божеству. Потупив глазки, упрямец коварно улыбнулся и свился урчащим клубочком на коленях грозного мужа. Сама покорность и смиренность. Хоть картину пиши.

— Я научусь, мой лорд. Обещаю… Глорфиндел, — промурлыкал котёнок и усмехнулся про себя. «Но сколько у меня будет эльфят и когда мне их рожать буду решать я сам, любовь моя. Я хочу большую и счастливую семью…».

====== Глава 71. Лабиринты душ ======

Первым, что почувствовал Леголас, сбросив с себя оковы сна, было тепло, которое дарили объятия и любовь Глорфиндела. Во сне принц бродил со своим возлюбленным по древнему лесу, который казался ему до странности знакомым. И во сне, и наяву Глорфиндел был рядом и собственнически обнимал его за талию, словно боялся, что Леголас ускользнёт от него под покровом ночи.

Немного понежившись в руках мужа и полюбовавшись безмятежной счастливой улыбкой, порхавшей на губах грозного воина древности, Леголас печально вздохнул, осторожно выпутался из тёплых объятий и сел на кровати, обняв коленки. До рассвета, в привычном понимании этого времени суток, оставалось ещё как минимум два часа. Но Синда безошибочно угадывал даже едва различимые, невидимые смертному глазу, первые, серые лучики солнышка, робко пробивавшиеся сквозь черноту сумерек, и довольно часто вскакивал ни свет ни заря. Глорфиндел даже в шутку окрестил его за это жаворонком.

Ночь стирала все условности и грани, рассвет же приносил с собой сомнения и стыд. Стыд…

Леголас в ярости сжал виски пальцами, отгоняя сомнения прочь. Он не знал, как положить этому конец, но знал хороший способ, как отвлечь себя от этих мрачных мыслей.

«Если уж объявлять бой демонам, то почему бы не сегодня?» — нахмурился Леголас и решительно стянул тонкую простынку, скрывавшую от его глаз невообразимую красоту тела его лорда.

«Мужа. Твоего мужа», — одернул себя Леголас, заставляя себя посмотреть на спящего Глорфиндела, не имевшего ни малейшего понятия, что замыслил его супруг.

Как бы странно и глупо это ни звучало, но принц всё ещё смущался проявлять активность в постели, не говоря уже о том, чтобы открыто выражать свои чувства и желания. Гораздо проще было просто подчиняться и принимать всепоглощающую любовь Глорфиндела, которую тот обрушивал на него, как снежную лавину, заставляя принимать всё без отстатка: наслаждение на грани сумасшествия, сладкое томление плоти, животную страсть, первобытную похоть, безграничное желание, раболепное поклонение и даже лёгкую боль.

«Трус!» — обругал себя Леголас. Это было просто смехотворно! Перед ним лежал самый красивый и желанный эльф во всём Средиземье, его муж, а Леголас всё ещё сомневался в том, что Глорфиндел — не плод его неуёмной фантазии.

Леголас поёрзал на попе. Попа всё ещё давала о себе знать после вчерашних воспитательных мер. Глорфиндел остался верен данному слову, и младший муж провёл вечер прошлого дня на коленях, исповедуясь в своих прегрешениях. Прегрешениях, за которые он впоследствии понёс заслуженную кару. Боль в попе послужила своеобразным катализатором.

Леголас решительно склонился над внушительным естеством мужа и вдохнул его запах полной грудью, а затем обвился вокруг огромного ствола губами. Что могло быть естественнее, чем любить своего мужа и дарить ему удовольствие? Как можно было не наслаждаться этим?

Глорфиндел сладко застонал во сне, и Леголас словил себя на мысли, что хотел знать, что же снилось в этот момент его лорду. Но перед ним стояла другая задача, которая требовала концентрации внимания, и Леголас сосредоточился на ней со всей ответственностью и самоотдачей. Он прислушивался к тихим стонам мужа, затерявшимся между сном и явью, чувствовал, как мягкая плоть во рту становится твёрже стали, как шершавые пальцы впиваются в простыню… Так же они когда-то впивались и в его волосы, принуждая совершать постыдные действия на балконе дворца Владыки Имладриса…

Липкий стыд проник в самое сердце, не давая вздохнуть, погружая в кромешную тьму лабиринта, из которого не было выхода. Леголас оцепенел и выпустил член Глорфиндела изо рта.

Синда дрожал, как если бы его окатили ледяным душем. Непрошенные воспоминания из прошлой жизни ворвались в реальность и разрушили всю красоту и интимность момента, который принадлежал лишь им двоим.