— Уже немного осталось. Потерпи. Будь хорошим мальчиком и получишь свою награду, — Дамиан не смог скрыть улыбку, заметив, как расцвёл его принц при одном упоминании о награде.

Извилистая деревенская дорога вывела их к заброшенной полуразрушенной церквушке, сокрытой вглубине лесной чащи, среди буков и вековых дубов. В лунном свете она казалась нереальным сказочным островком из ныне канувшей в небытие реальности. Той реальности, в которой некогда обитала магия.

— Мы на месте. Можешь снять повязку, — мягко сказал Дамиан и открыл дверь, помогая принцу выбраться из машины.

Леголас подчинился и с нескрываемым благоговением огляделся по сторонам. Заброшенная церковь с заколоченными, грубыми, почерневшими от старости ставнями навеяла на принца воспоминания об опустевших эльфийских городах. И так же как и тогда, когда эльфы покидали смертные земли, в его душе царила невообразимая тоска, а пустые глазницы прекрасных дворцов, принесённых в жертву беспощадному времени, взирали на него с немым отчаянием.

— Тебе нравится? Ещё один символ растоптанной веры. Магия нынче не в чести, а старые боги преданы забвению, равно как и новые, — выдернул юношу из омута воспоминаний мелодичный голос.

— Возможно, но у нас всё ещё есть мы. Магия никуда не исчезла, она просто поселилась в сердцах людей, — улыбнулся Элвир и озорно вздёрнул бровь. — Ты привёл меня сюда, чтобы луна сочетала нас узами брака, как это делали наши дикие лесные предки до того, как Нолдор вбили в их своенравные упрямые головы, что это дикая и варварская традиция?

— Я не верю в узы брака, но сегодня я призову луну в свидетели таинства, что свершится в стенах этого священного места, — таинственно промурлыкал брюнет и протянул Элвиру руку. — Хочешь посмотреть, что скрывается внутри?

— Пренепременно, — отозвался принц, с улыбкой приняв предложенную руку.

Дверь в заброшенную церковь оказалась не заперта, и потому путники беспрепятственно проникли внутрь. В каменных стенах царили запустение и разруха, что и немудрено, ведь прихожане и служители церкви давно покинули божественную обитель. Теперь лишь свободные птицы да вездесущий лесные жители заглядывали в её стены, чтобы укрыться от непогоды. И вся красота, скрывавшаяся внутри храма, теперь принадлежала только им, а ещё двум странникам, по воле судьбы оказавшимся посреди лесной чащи ночью. Холодный пронизывающий ветер ворвался сквозь заколоченные ставни, и принц содрогнулся от обжигающего холода. Дамиан обнял его спины и прошептал на ухо:

— Ты смотришь и не видишь, мой ледяной принц. Помнишь, один маленький проказник частенько ускользал от стражей своего строгого отца на закате, чтобы полюбоваться, как тьма накрывает старый мир, укутывая его в серебряный саван, и возвращался лишь тогда, когда первые лучи солнца знаменовали рождение нового дня.

Принц посмотрел вверх и невероятно тёплое и нежное чувство заполнило всё его существо. Магия первозданной красоты застыла в камне и витражном стекле, просачиваясь внутрь мириадом серебряных лучей, переливавшихся всеми цветами радуги.

— Это витраж «Добрый самаритянин» Марка Шагала. В основу его создания легла притча о милосердном самаритянине, который бескорыстно помог другому. Так вот, у него закон любви был написан в сердце, для него ближним оказался не ближний по духу, не ближний по крови, но тот, кто случайно встретился на его жизненном пути, кто именно в ту минуту нуждался в его помощи и любви. Для меня таким добрым самаритянином оказался маленький храбрый принц из враждебного клана.

— А ты стал им для меня, — прошептал принц и, повернувшись, встретился с глазами мужчины, для которого он составлял целую вселенную.

— Ты доверяешь мне? — Дамиан протянул руку, приглашая следовать за ним, и Элвир вложил свою по-женски тонкую ладонь в его, давая согласие пойти за своим хозяином, куда бы тот ни отправился. И тот привёл юношу к железной кровати, неведомо как очутившуюся на месте алтаря. Свет луны проникал сквозь витраж в форме розы, отражаясь на белоснежных шёлковых простынях.

Принц заглянул в бирюзовые глаза и прикоснулся к плотно сомкнутым губам мужчины, умоляя.

— Поцелуй меня наконец. Сделай меня своим.

— Ты доверяешь мне? — снова задал вопрос Дамиан и погладил совершенное создание Эру по алебастровой щеке. Элвир был словно высечен из цельного куска мрамора. Холодная и нереальная в своём совершенстве красота, в которую хотелось вдохнуть жизнь, заставить безупречный мрамор треснуть и выпустить на волю то, что скрывалось под ним.

Леголас прильнул к его ладони, как котёнок, и тихо прошептал:

— Всем сердцем.

И в тот же миг чёрная шёлковая повязка легла ему на глаза. И он снова оказался во тьме. Вот только в этот раз он был в этом страшном подземелье, где обитали ночные демоны, не один. Дамиан крепко сжимал его в объятиях и шептал на ухо:

— Не бойся, мой маленький храбрый воин. Я никогда не причиню тебе вред. Мы пройдём этот путь вместе. Ты и я.

— Дамиан, — испуганно ухватился за край его рубашки Элвир, почувствовав, как тот отстраняется, и одними губами прошептал в темноту:

— Не уходи.

— Никогда, — заверил его родной хриплый голос, а сильные руки заключили в объятия, даря всю нежность и тепло, что обитали в его сердце. Дамиан осторожно взял его на руки и бережно уложил свою ношу в центр витражной розы. Медленно, с благоговением он избавлял свой подарок от дорогой упаковки, пока его взору не открылось совершенство греческой статуи, которого прежде не касалась рука другого мужчины.

Как многорукий Шива, Дамиан был везде и всюду одновременно. Он прокладывал дорожку поцелуев на его шее, помечая свою собственность, как ревнивый самец, выцеловывал каждую клеточку желанного тела, боготворя, преклоняясь, порабощая и заставляя покоряться его воле. Леголас, затерявшись в омуте родных губ, таял под его руками и искусными пальцами, которые, казалось, знали каждый миллиметр его тела, играя на нём, как на идеально настроенном инструменте. А потом Дамиан его поцеловал.

Хищник ворвался в его рот без всякого предупреждения, он брал, покорял, доминировал, подчинял своей воле. От этой всеобъемлющей страсти, которую Дамиан обрушил на него, как торнадо, принц томно застонал, затерявшись где-то между сном и явью, и растерял остатки самоконтроля. Серебряные капельки окоропили стальной животик, а сам юноша забился в агонии под самодовольно ухмыляющимся мужчиной. И так же, как и тысячи лет назад его сердце признало в нём полноправного хозяина, призвав в свидетели беспристрастную луну.

Но то было лишь началом долгого путешествия в мир удовольствий и запретных желаний. Охваченная судорожным жаром кожа, казалось, стала более чувствительной. Она словно впитывала нектар жизни, посылаемый лунным светом. И эта странная, мятежная, пламенеющая жизнь проникала через поры, пронизывая и прожигая плоть, пока тело юноши не превратилось в тлеющие угольки, а его душа не покинула свою оболочку и стала пятым элементом, чем-то иным, какой-то внеземной субстанцией.

Существует не так-то много мимических жестов, можно сказать, что их вообще очень мало по сравнению с богатством мыслей, чувств и ощущений. И всё они отразились на лице принца, в тот миг, когда он вошёл в его тело, словно нож. Дамиан наблюдал картину одра смерти, к которой был причастен и как убийца, и как сопереживающая жертва. Элвир без устали метался по подушкам, словно пытаясь, меняя положение хотя бы отчасти, хотя бы чуть-чуть, на одно-единственное мгновение избавиться от невыносимых мучений. Иногда, как будто подражая тому, кто в минуту отчаяния взмолился, чтобы миновала его чаша сия, он молитвенно складывал руки и, поднеся их ко рту, впивался зубами в костяшки пальцев или прижимал кисть к губам, словно желая заглушить готовый сорваться с губ крик боли. И в тот момент когда юноша уже готов был излиться в предсмертном вопле, тёплые родные губы прильнули к искусанным в кровь губам и испили болезненный вопль до капли, подменяя его криком наслаждения.