— Ada, ну долго ещё? Мы уже две недели ползём, как черепахи. Сколько можно?! У меня вон уже и попа квадратная стала! — канючил Гил, сидя верхом на Лайниэль.
Лошадка не так давно стала мамой в первый раз. Отцом жеребёнка, как ни странно, оказался Асфалот, которого она на дух не переносила. Как здоровенный верзила и миниатюрная лошадка смогли это провернуть, а главное когда, Леголас понятия не имел. Тем не менее, спустя положенных одиннадцать месяцев рыжая кобылка родила здорового и упитанного жеребёнка соловой масти. Гил тут же окрестил его Демеро и теперь безумно скучал по другу, которого пришлось оставить дома, в силу его юного возраста.
— Гил, мы уже рядом. Всего день пути остался. Потерпи немного. Ты же уже большой, а ноешь, как сопливый эльфёнок, — поддразнил сынишку Леголас и пощекотал ворчуна. Гил захихикал. — Ещё немного и мы увидим белые ворота Карас Галадона, погуляем среди золотых деревьев, отоспимся на мягкой кроватке, а ещё искупаем тебя, орчонок, и разомнём твою квадратную попу! Если бы твой atto был здесь, он бы вмиг её привёл в нужную кондицию за все твои шалости! Мало бы тебе точно не показалось!
Перспектива оказаться у atto на колене Гила не прельщала, поэтому малыш тяжело вздохнул и недовольно пробурчал себе под нос:
— Шалости?! Но я всегда хорошо себя веду! Просто иногда задуманное идёт не совсем… по плану.
— Как в тот раз, когда ты Эрестору слабительное в бокал подлил? — усмехнулся принц, покосившись краем глаза на несносное чадо.
Чадо довольно заулыбалось и закивало. Молодой отец только глаза закатил. Его сынишке было всего восемь лет от роду, а он уже не мог на него управу найти. Поначалу, конечно, принц грудью вставал на защиту орчонка, что бы тот ни творил. Но когда выходки мальчишки стали носить систематический и вопиющий характер, терпение Глорфиндела лопнуло и он взял воспитание сына в свои руки, оставив за Леголасом право «воспитывать орчонка так, как ему хочется, после захода солнца».
Молодой папаша уже открыл было рот, чтобы прочитать очередную многочасовую нотацию сыну, но тот огорошил его заявлением:
— Atto так смеялся, что даже икать начал! Он мне, кстати, другой пузырёк посоветовал использовать в следующий раз. От него у эльфов гон начинается, как у лосей.
— Нам с твоим atto предстоит очень серьёзный разговор, когда он приедет в Лориэн, — угрожающе сощурился принц и отвесил сыну подзатыльник. Нет, ну где это видано, поощрять проделки сына! Так он скоро и на голову сядет!
От размышлений на тему воспитания малолетнего проказника Леголаса отвлёк голос старого друга. Золотой Лес болезненно застонал, словно кто-то невольно вскрыл старую рану на его сердце, и взволнованно зашелестел листьями, предупреждая Синда об опасности.
— ОРКИ!!! — завопил Леголас и кубарем скатился на землю. Судорожно вцепившись в поводья, принц вперился в испуганного сына не терпящим возражений взглядом. — Гил, мы не сможем сражаться в полную силу и защищать тебя одновременно! Скачи вперёд и не оглядывайся, что бы ты не услышал или не увидел! Отряд стражей Лориэна уже выехал нам навстречу! Галадрим тебя защитят! Я люблю тебя, детка!
— Ada, нет! Не бросай меня! — закричал зарёванный мальчонка и попытался схватить отца за руку.
— Скачи, как ветер, Лайниэль! Отвези Гилриона в безопасное место! — зашептал на ухо рыжей подруге Леголас. — Noro lim! Noro lim, Лайниэль! — яростно прорычал отец и хлопнул лошадку по крупу. Та тут же сорвалась с места и умчалась по лесной тропе, увозя сердце юного принца с собой.
Не успел юный Гилрион скрыться за поворотом, как воины встали плечом к плечу, сомкнув плотный круг вокруг бесценного сокровища их лорда, и подняли мечи, приготовившись защищать принца до последней капли крови. Файрион и Лайндир, не сговариваясь, закрыли широкими спинами юного Синда и хором рыкнули:
— Постарайся не высовываться и ни во что не встревать!
— Но я ведь… — возразил было принц, но стальной голос заглушил его робкие протесты.
— Что мы говорим смерти? — прорычал капитан отряда.
— Не сегодня, старая карга! — прогремел гром голосов, слившихся в один.
Но с «не высовываться и не встревать» как-то не задалось с самого начала. Когда закалённые в сражениях воины увидели масштаб надвигавшейся на них катастрофы, то даже им стало ясно, что это будет не бой, а кровавая мясорубка, в которой неоспоримое преимущество было на стороне врага. Как минимум восемь десятков орков, да ещё с два десятка всадников верхом на варгах надвигались на них, как цунами. Принц побелел, как полотно. Живот скрутило судорогой, а тонкие пальцы, сжимавшие прицел лука, дрогнули.
«Сумеешь ли ты достать врага — зависит от твоего врага. А вот сумеет ли враг достать тебя — это уже от тебя зависит», — вспомнился Леголасу строгий голос Таларона. Принц зажмурился и глубоко вздохнул. «Эмоциям на поле битвы места нет. Убей, или убьют тебя, или того, кто слева, или того, кто справа», — резанула мозг горькая истина, сорвавшаяся с губ другого великого воина.
— Не сегодня, старая карга! — прорычал Синда, натянул тетиву, прицелился и выпустил стрелу. Следующую. И ещё. И ещё... До того, как пришлось воспользоваться парными кинжалами, принц успел свалить с ног с десятка два злобных тварей, но они всё прибывали и прибывали, как снежная лавина. На каждого из телохранителей Леголаса приходилось по меньшей мере два здоровенных орка, как, впрочем, и на самого принца.
Юный Синда ещё ни разу не оказывался в эпицентре реального сражения. На тренировках всё было совсем иначе. Упавшего на спину соперника не добивали ударом в сердце, на тренировочном поле не проливались реки крови, а спарринг-партнёр не желал съесть твою печёнку на завтрак и выпустить тебе кишки. На тренировке с Талароном или Файрионом всегда можно было попробовать снова, достаточно было просто стукнуть ладонью по земле и прокричать «Пощады!». Реальность же была иной.
Вокруг царил хаос. Но посреди резни Леголасу явилась и красота, которая сокрушила его сердце. Вокруг погибали друзья, и воздух дрожал от стонов и стенаний, но небо над Золотым Лесом окрасилось алым золотом и было так прекрасно, что на глазах юноши проступили слёзы от того, что он никогда не сможет поведать об этом своему сыну. Там под алым небом молодой дракон впервые расправил крылья и воспарил над землёй.
— Ты меня не получишь! Не сегодня! — прошипел принц и с мерзким хлюпающим звуком молниеносно вонзил отточенным движением орку кинжал в горло. Тот, похоже, даже не успел понять, что, собственно, случилось.
Всё завертелось так стремительно, что Леголас утратил нить происходящего. Он больше не чувствовал ни страха, ни боли, ни усталости, ни течения времени, ни капелек пота, что проступили на лбу и теперь медленно стекали вниз, заливая глаза. Леголас перестал чувствовать, перестал думать, перестал быть собой, остался только бой и враг — один, другой, третий, десятый, и принц знал, что не подвластен усталости и страху в отличие от недругов. Сама смерть кружилась вокруг него в ритуальной пляске, но орки так медленно махали своими мечами, что принц танцевал среди них, смеясь. Драконам не нужна победа. Это слишком эфемерная мера. Дракон если и сражается, то либо за свою жизнь, либо за чужую. И неважно — забрать её или сохранить.
Очередное обезглавленное тело с глухим стуком рухнуло наземь, являя принцу ещё двух противников. Один из них был верхом на варге, а второй — почти на две головы его выше и раз в пять крупнее.
Принц оскалился, как дикий зверь, и прорычал, глядя надвигавшейся на него смерти в глаза:
— Кис-кис-кис!
Варг ринулся на тщедушную тушку в надежде похрустеть суповым набором, но тощий эльф кинулся на него и буквально рухнул, как подкошенный, прямо ему под лапы.
«Откинулся поди от страха. Не люблю тухлятину», — подумал зверь, клацнул острыми, как бритва, зубами, но вместо шеи эльфа ощутил лишь пустоту и обжигающую боль внизу живота. Варг истошно взвыл и завалился набок, попутно придавив седока нехилым весом откормленной тушки.
