Все остальные, кто появлялся в доме Рауля, приглашались лишь для того, чтобы развлекать этих четверых и его самого. Здесь бывали известные художники и поэты, модные актёры и скандальные публицисты. Пятёрка предпочитала проводить время в компании самых экстравагантных персон.

Кадан не до конца понимал, какое место уготовано здесь для него.

Как и со всеми другими приглашёнными, с ним были насмешливо вежливы. Никто не проявлял уважения, но каждый стремился поймать на слове — впрочем, Кадан легко обходил ловушки и в той же манере отвечал.

Иногда его просили спеть или сыграть на пианино, но это не выглядело приказом, обращённым к слуге. Точно так же кто-то из пятерых мог самовольно или по просьбе другого прочитать свои стихи.

В то же время Кадана не покидало чувство, что он не один из них. Ему демонстрировали это мимолётные покровительственные взгляды — какие могли быть устремленными на редкую экзотическую птичку. Пренебрежительные кивки и едва заметные жесты холёных рук.

Все четверо были так же молоды и стройны, как Рауль. Все четверо были так же ухожены и красивы. Все четверо были так же избалованы и развращены.

Как минимум двое из них не стесняясь демонстрировали, что близки друг с другом более, чем могут быть друзья. И кажется, все четверо были убеждены в том, что и он для Рауля «играет в постели женскую роль». Впрочем, это не смущало никого, хотя и становилось время от времени предметом скабрезных шуток.

Как-то вечером Венсан и Жерар повздорили между собой. Ссору их нетрудно было угадать уже по тому, что они устроились на разных концах дивана, глядя в противоположные стороны, в то время как обычно сидели так плотно друг к другу, что, казалось, тела их невозможно расплести.

— Что-то новое, — прокомментировал этот факт Рауль, едва вошёл, — голубки переключились на кур?

Жерар фыркнул и демонстративно высморкался в кружевной платок, а Венсан произнёс:

— Куры прельщают не всех, но это определённо есть. Скажите, Жерар, как чувствует себя мадемуазель Клюзи? — говоря это, на друга он по-прежнему не смотрел.

— Полагаю, лучше, чем вы, ведь она-то заслужила возможность провести время со мной.

Венсан вскочил, и сидевшему в кресле поодаль Кадану показалось, что сейчас один вызовет другого на дуэль. Но Венсан лишь посверлил недолго глазами своего собеседника и снова сел.

— Ваше общество не стоит траты сил, — заметил он, — последнее время ваш вороной жеребец изрядно ослабел.

Жерар скрипнул зубами, а Кадан не сдержал тихого смешка.

Взгляд Венсана тут же обратился к нему.

— Когда мы познакомились с вами, Жерар, вам было девятнадцать лет, и вы были красивы как Аполлон. Но я всё чаще думаю, что времена вашего расцвета прошли. Кому нужен старый мерин, когда у нас есть куда более молодой и всё ещё никем не сорванный цветок.

Кадан поднял бровь, различив намёк.

— Берегитесь, виконт, как бы вам не поранить белые пальцы об острие шипов.

— Скорее, его сожрёт выглянувший из леса волк, — хмуро заметил Жерар, — цветы не растут просто так. У каждого есть хозяин, Венсан, тот, кто вырастил его.

Кадан склонил голову вбок.

— Всё же лелею надежду, что я свободный актёр, а не виллан, чтобы принадлежать кому-нибудь.

— Смотри, Рауль, на корабле назревает бунт.

Рауль скрипнул зубами и промолчал.

— С чего бы вдруг? — спросил Кадан вместо него. — Я умею ценить доброту.

От слов его, однако, лицо Рауля стало ещё мрачней.

Они поговорили ещё, но Рауль остался равнодушен к общему напускному веселью, лицо его с каждой шуткой становилось только мрачней. Венсан и Жерар тоже не думали мириться между собой, и в конце концов гости разошлись, едва часы пробили двенадцать часов.

— Я вас провожу, — сказал Рауль, когда Кадан поднялся с кресла, чтобы идти к себе.

Кадан кивнул и позволил ему приобнять себя за талию, как Рауль делал иногда. Он него исходил ощутимый аромат вина, но и к этому Кадан давно привык.

Рауль всегда хорошо контролировал себя, сколько бы ни выпил. И Кадан давно заметил, что разгульное веселье, которому он порой предавался вместе с друзьями, скорее было светской обязанностью для него.

В Рауле таилась загадка, одному ему ведомое одиночество, которое мог различить только тот, кто проводил с ним один день за другим.

Миновав анфиладу залов, они оказались в спальне, предназначенной для Кадана. Кадан вошёл первым, а Рауль следом за ним. Он бесшумно прикрыл дверь за спиной.

— Жоржетта! — крикнул Кадан. Он видел отражение Рауля в зеркале и уже понял, что тот не собирается так уж быстро уходить, и вечерний туалет придётся совершить при нём.

— Я могу помочь вам вместо неё, — сказал Рауль, сделав шаг вперёд.

Кадану стало неспокойно. Это уже несколько нарушало установленный между ними этикет.

— Не стоит, я готов подождать.

— А я — нет.

По спине Кадана пробежала дрожь, и он посмотрел на Рауля через плечо.

— Я очень долго ждал, разве нет?

Кадан молчал. Впрочем, он не успел бы ничего сказать, если бы и хотел.

Рауль навалился на него со спины и рывком развернул к себе. Он был заметно сильней, и Кадан, как ни старался, не мог вырваться из его рук.