Потом они осели на сундук между свалившихся вещей и какое-то время просто обнимали друг друга, не двигаясь и тяжело дыша.
— Ка-дан… — прошептал Льеф, привыкая к имени, которое не произносил почти никогда. А Кадан молчал и только крепче вжимал его в себя.
========== Глава 9. Весна ==========
— Почему ты никогда для меня не поёшь?
Кадан, до тех пор смотревший Льефу в глаза и внимательно слушавший его, потупил взор.
Зима подходила к концу, но в усадьбе Хальрода всё шло своим чередом. Разве что сразу после Соколиной ночи случился переполох — все говорили, что кто-то взломал стабур, где хранились платья и прочее добро. Но — как ни странно — ничего не взял. Кадан бледнел каждый раз, когда слышал обрывки подобных слухов, но Ингвар, старший из сыновей эрла, почти сразу же с хохотом сообщил, что кто-то, ведомый мёдом и волей богов, решил устроить себе первую брачную ночь.
Хальрод поворчал, но правоту сына признал — иного объяснения тому, что произошло, не нашёл. А поскольку мёд в Соколиную ночь лился рекой, никто так и не вспомнил, кто наворотил дел.
Через несколько дней скандал утих, и о нём никто уже не вспоминал, а размеренная домашняя жизнь потянулась своим чередом.
Льеф, конечно, больше так не рисковал. Наутро он и сам немного удивился тому, что натворил — но всё равно не жалел. Вспоминая гибкое нежное тело, извивавшееся под ним, он думал, что сделал бы так ещё и ещё. Что нужно было сделать так уже давно.
И спустя пару недель после случившегося отвёл Кадана в подземный дом. Здесь было не так мягко и тепло, и удалось лишь уткнуть его лицом в стену и взять со спины, чуть-чуть приспустив штаны. И хотя Кадан был сладким и нежным изнутри, Льеф отчётливо ощутил, что это не то. Он часто и торопливо целовал Кадана в загривок, молча извиняясь за то, что это всё, что он может ему подарить. А когда всё закончилось — долго не выпускал из рук, вопреки всякому смыслу опасаясь, что тот сбежит.
Кадану и вправду после этого раза было не очень хорошо, но через некоторое время он успокоился и уже так же льнул к северянину.
— Не хочу возвращаться к ним, — прошептал он, вжимаясь в плечо Льефа щекой.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уходил.
Льеф помолчал и добавил:
— Мы уедем, как только двинутся льды.
— Твой отец отпустит нас?
— Я не буду спрашивать. Ты мой, а не его.
Кадан ничего не сказал. Хотя слова эти и звучали неправильно, ему всё же становилось спокойно от них. И казалось, что если только Льеф всё время будет рядом, то всё всегда будет так же хорошо, как теперь.
— Ты не ответил на вопрос.
Кадан чуть отодвинулся, обнял колени руками и положил подбородок на них.
— Я не пел с тех пор, как ты меня увёз, — тихо сказал он.
Льеф опустил ладонь на его согнутую спину и провёл рукой к пояснице.
— Тебе всё ещё снятся сны? — спросил он.
Кадан быстро кивнул.
— Я не хочу об этом говорить, — сказал он. — И да, если ты спросишь — я хотел бы вернуться домой. Но что было — прошло. Я на всю жизнь останусь рабом. Сигрун сказала… удача навсегда покинула меня.
— Сигрун не могла так сказать.
— Мы оба знаем, что это так.
Льеф молчал. Кадан был прав. Раб всю жизнь оставался рабом. Даже если бы господин отпустил его — чего Льеф делать не собирался — на Кадане на всю жизнь останется клеймо.
А для Льефа уже не имело значения, что галл проиграл. Сила, судьба и воля богов — все эти слова теряли смысл, когда они оставались вдвоём, потому что Льеф просто хотел, чтобы Кадану было хорошо. И ещё — чтобы Кадан стал таким, каким Льеф впервые увидел его.
— Моя мать была рабыней, — сказал он после долгой паузы то, чего вслух не произносил никогда. — Но мне рассказывали — у неё были драгоценности, платья и меха. Было то, чего нет у многих жён. Дай мне срок.
Кадан невольно провёл рукой по волчьей шкуре, и, будто поняв, о чём он думает, Льеф наклонился и обнял его со спины.
— Не снимай его, — шепнул он в самое ухо Кадану, так что по телу того пробежала дрожь, — пока он с тобой, я тоже буду с тобой.
— Так и есть, — Кадан обернулся и коснулся поцелуем губ Льефа — в первый раз он осмелел настолько, что сделал это сам. Льеф замер от неожиданности, но уже через мгновение принялся яростно целовать его в ответ.
— Только боги знают, как я хочу тебя… — прошептал он.
— Прямо здесь?
Льеф качнул головой.
— Потом. Когда мы будем только вдвоём. Когда я смогу дать тебе всё, чего бы хотел.
Кадан закрыл глаза и прижался к щеке Льефа лбом. Какое-то время он молчал, а потом спросил:
— Ты правда хотел бы, чтобы я спел?
Льеф кивнул и убрал с его щеки непослушную прядь волос, приоткрывая лицо.
Кадан на секунду поднял веки, чтобы взглянуть на него, а затем снова опустил и так, не отстраняясь, запел — протяжно и негромко, но так, что голос его разливался далеко над рекой, подобный крикам чаек над морской волной.