- Да я и не думал, - кивнул я. Собственно, про бедственное положение наследниц семейства Афанасьевых я слышал уже не раз.

- Поэтому и замуж девки шли, наплевав на титулы, - абы за кого выйти, лишь бы одной потом не вековать. Кто за купца, кто за кузнеца. Место в думе пропадёт, ибо сын Гаврилин вроде как умер в отрочестве. Ну и вот, а Маргарита… ты пойми, милок, одной красоты мало, нужно что-то ещё. А у неё ни приданого, ни образования, её весь месяц до свадьбы танцевать учили, ибо она в платье спотыкалась. И почему Павел в неё вцепился — одному Господу ведомо. Он за неё Гавриле дорого дал — все долги евойные выплатил, а их немало было. И казне должон был, и ещё много кому, долго он от кредиторов прятался. Дык Павел к ним по списку своих людей посылал, расплатились дабы да расписку написали, что претензий к Гавриле не имеют. Кто-то там, правда, потом от сердечного приступа умер, а кто-то в речке утонул, но это мелочи.

Ничего себе мелочи, присвистнул я. Мы мирно пили чай и беседовали. У Кашкиных было почти так же спокойно, как в обществе нашей Яги.

- Ну вот, а потом свадьбу сыграли. Дык Маргарита ещё накануне сестёр своих младших чем-то опоила, не супротивились дабы. Одной косу отрезала, у другой всё лицо пятнами пошло… а третья дык и вовсе слегла, токмо через месяц на ноги начала подниматься. Это чтобы, значится, никто не смел на свадьбе быть красивее неё. Боялась она зело, потому как другая жизнь перед нею солнечным лучиком мелькнула.

Вот правду говорят, муж и жена — одна сатана. Я слабо представлял себе шестнадцатилетнюю девчонку, способную на такое по отношению к собственным сёстрам.

- Ну а потом и вовсе с ними знаться перестала. Ещё как дочь носила, дык тогда уже учителей да книги себе потребовала, и как родила — ребёнка нянькам сбагрила. Понимаешь, милок, мы все здесь — бояре по происхождению, это передаётся от отца к детям. Да токмо крови мало, нужно многому обучиться. Истории государства нашего, языкам, этикету. Дабы, значится, перед государем да прочими себя не уронить. Ну и вот, как видишь…

Я кивнул. Да, Маргарите многое удалось за эти годы, я при всём желании не мог представить, какой она была до замужества. Но почему ведьма-то?

- Да бог её знает, почему, - покачал головой Кашкин. – Из-за сестёр небось. Баба зело опасная, ежели ещё отроковицею на такое способна была. И почему Павел так в неё вцепился — никто не знает, то дело ихнее, семейное. Ужо скоро двадцать лет как живут. Спроси у Гаврилы, авось он чего и подскажет тебе, а токмо все остальные, кто на их свадьбе был, знают не больше нашего. Ежели хошь, дык мы тебе парня в помощь дадим, проводит — а ну как не найдёшь, где Гаврила живёт, токмо время потеряешь.

- Спасибо! – обрадовался я. Это было бы очень кстати. Я в том районе не слишком хорошо ориентировался. Я попрощался с боярыней Ольгой, а Кашкин вышел меня проводить.

- Я при жене спросить не мог, дык спрошу сейчас. Ты уверен, что хочешь под Бодровых рыть?

- Уверен. Чутьё, понимаете. Мне кажется, что они оба по уши замешаны в этом деле о покойниках, но доказать это я пока не могу.

- Бог в помощь, Никита Иваныч, - старый боярин дважды меня перекрестил. – Бедовый ты человек, ничего не боишься.

- Работа такая, Фёдор Петрович, - я развёл руками. Ещё в своём мире я твёрдо усвоил: все беды от безнаказанности. Если бы, замышляя преступление, человек знал, что закон настигнет его в любом случае, преступлений было бы гораздо меньше. Да, я понимаю, что страх — плохая мотивация, но хоть какая-то. И коррупции было бы меньше, и за руль бы пьяными не садились… Вот так и здесь. Слишком долго здешняя аристократия во главе с Бодровым была за пределами государственных законов. Я, может, ситуацию и не исправлю, но расшатаю здорово. Я положу начало.

Боярин дал на в провожатые шустрого паренька из дворни. Тот лихо вскочил на коня, пришпорил его босыми пятками и рванул за ворота. Мы с Митькой поехали следом. Ещё в пути я набросал в блокноте записку для Афанасьева — на тот случай, если его не окажется дома. Мы проехали Колокольную площадь, и ещё через пару кварталов парнишка остановился перед ветхим одноэтажным строением. Не сарай, конечно, но Кашкина я в целом понимаю.

- Спасибо, - поблагодарил я. Наш провожатый кивнул и умчался, мы с Митькой остались. Я выбрался из телеги и постучал в калитку. Потом сунул нос в щель между досками забора. Из дома не доносилось ни единого шороха, во дворе было пусто. Наконец надо мной сжалилась какая-то бабка, выглянувшая из соседней калитку.

- Нету его, не возвертался с утречка. А тебе чего надоть-то, воевода?

- По делу, - коротко ответил я.

- Ну дык ты не дома его — по кабакам ищи, где в кости играют, тут-то чо? Сюды он токмо ночевать приходит.

Вот ведь слава у человека, хмыкнул я. Решив больше не терять время, я сунул записку в щель между досками в калитке и снова запрыгнул в телегу.

- Митька, давай на площадь.

- Зачем? – решил некстати проявить любопытство наш умник.

- Надо, - буркнул я. Он насупился.

- Не доверяете, значит…

- Митька! Ну не до тебя, честное слово.

Он тронул коня с места, и мы двинулись в сторону Колокольной площади. Там всегда дежурил один из патрулей Еремеева. Когда мы въехали на площадь, я выбрался из телеги и подошёл к откровенно скучавшим стрельцам.

- Ребята, найдите мне Фому Силыча и передайте поручение.

- О, это мы завсегда. Сказать ему, чтоб к тебе в отделение ехал?

- Нет. Мне нужно найти боярина Гаврилу Афанасьева.

- Невже пропал? – изумились стрельцы. – Дык его по кабакам искать надобно!

Тоже экспертов не хватало на мою голову…

- Вот по ним и ищите. До вечера боярин должен быть в отделении.

- А на кой он тебе, Никита Иваныч? – любопытным еремеевцам явно было скучно.

- По ходу следствия, - я не стал вдаваться в подробности. Махнул им рукой на прощание, и мы с Митькой отбыли в сторону отделения.

***

Бабка нас ждала. Митьку отправила колоть дрова на заднем дворе, меня поманила в терем.

- Никитушка… я тут снова карты раскинула, покуль не было тебя. Дык дело наше к концу близится, чернота непроглядная вот уже на пороге.

- Бабуль, не нагнетайте заранее, ладно? – вздохнул я. – Мы с вами уже столько всего пережили, что и вспоминать порой не хочется. Один Кощей в Лукошкине чего стоит…

- Это верно, сокол ясный, - не стала спорить бабка. – Да токмо дело у нас непростое, не с врагом ведь воюем… со своими же, с лукошкинцами. Чует моё сердце беду неминучую.

- Бабуля! – взмолился я. – Давайте по ходу разбираться! Сейчас меня, например, больше волнует, зачем кому-то было подменять стрельца. У нас половина дела крутится вокруг Бодровых, но мы их даже допросить толком не можем.

Яга пожала плечами.

- Значит, кому-то надобно было, чтоб Игнашку Гришина мёртвым считали.

- Да кому это надо-то вообще? Я спрашивал у Фомы: обычный парень, ничего особенного, служит в сотне не со вчерашнего дня. Я никак в толк не возьму, кому он нужен.

- Давай-кось чайку, Никитушка, а там и мысли светлые в голову придут. Кучера Маргаритиного Фома вызвал, о том отчитался вот незадолго до твоего возвращения. Так что боле мы ни на что повлиять не могём.

- Я её отца на допрос вызвал.

- Зачем?

- Сам не знаю, - вздохнул я. – Может, и зря, может, просто время теряем. У меня куча неясных подозрений, которые я никак не могу доказать. Вот и тычусь, как слепой котёнок.

Бабка полезла в печь за пирожками, я поставил на стол самовар. Как бы странно это ни звучало, но делать мне опять было нечего. Ждём. И вот всё дело такое: то катастрофа, то ожидание катастрофы. Я понятия не имел, чем это всё может закончиться.

Близился вечер. Я надеялся, что боярыня Бодрова не станет своего кучера задерживать до ночи. Ну и, естественно, что ей никуда не припрёт ехать, мы с бабкой рассчитывали как раз на то, что застанем её дома. Я должен был её допросить. Если без колдовства никак — что ж, пусть бабка колдует. Мне надоело терять время. Со мной в этом деле нормально не разговаривает даже царь.