- Бог в помощь, милиция, - поздоровался настоятель и размашисто перекрестил нас обоих, после чего я встал и пожал ему руку. – Отца Алексия погребли ныне, вот люди проститься с ним идут. Ну мы уж сказали всем, что старец сей к нам из монастыря дальнего приехал – да и отдал душу Господу. Два дня ведь всего, Никита Иваныч.

Я кивнул. Да, это мы. Хуже всего было то, что я никак не мог искупить свою вину перед стариком. Он согласился нам помочь и поплатился за это.

- Святой отец, я к вам по делу. Есть у вас время?

- Для тебя завсегда найдётся, - успокоил он. – Пошли. А ты, добрый молодец, здесь побудь, вона пса развлеки.

Упомянутый пёс сидел на ступеньках храма, свесив язык изо рта. При этом морда его выглядела улыбающейся. Митька надул губы – мол, опять дела следственные без него вершат, но перечить не стал. Пёс подбежал к нам и радостно завилял хвостом. Отец Кондрат жестом поманил меня в храм. Уже на ступеньках я обернулся: Митька бросил палку в сторону ворот, и пёс помчался добывать. Вот и замечательно, пусть развлекаются, хоть кому-то будет весело.

- Ну что, участковый, рассказывай.

Мы уселись за столом в подсобке, где обычно принимал посетителей отец Кондрат. Я принялся излагать ему свои подземные приключения, не забыв упомянуть и про пса. Всё же его роль в моём спасении из подвалов Никольского собора я и сам до конца не понимал. Был ли пёс, не было… он мог мне привидеться, но, с другой стороны, как можно быть настолько реальным, чтобы безошибочным путём вывести меня из подземелья? Я бы в жизни оттуда дорогу не нашёл.

- На всё воля Господа, - выслушав меня, заключил святой отец. – Ежели Ему было угодно, чтобы ты живым оттуда вышел, то Он тебе пса в подмогу послал. А уж был ли пёс аль не было… то не человеку решать. Просто прими на веру.

Я кивнул. Для меня это и в самом деле вероятнее всего останется тайной. Я мог там остаться – в движущемся лабиринте под толщей земли. Меня накрыл запоздалый приступ клаустрофобии, и я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Я оттуда вышел, и это главное. Мог не выйти.

Мог остаться, как пленница замурованной комнаты, что рисовала чем-то острым палочки на камнях.

- Я нашёл там перстень, - продолжил я. – Перстень царицы Ульяны.

Отец Кондрат помолчал, задумчиво пожевал губами.

- Почём знаешь, что ейный?

- Государь опознал. Говорит, у него такой же.

- А, ну ежели государь… тогда конечно. Я был на их венчании, ещё при отце Алексии то сталося. Незадолго до его смерти то было. И перстни обручальные их видел, парные. Ежели государь узнал, значит, и впрямь Ульянин перстень ты в подземелье выискал.

- Как он мог туда попасть?

- Про то не ведаю. Ульяна-то незадолго до смерти в монастырь собралась – икону чудотворную поцеловать. Верила, что всё же вымолит себе прощение, что пошлёт ей Господь дитя. Чистая душа была, Никита Иваныч… уж и не знаю, за какие грехи ей кара такая. Ведь никому ничего худого в жизни не содеяла.

- Тогда почему, когда я спрашивал про праведников, вы не сказали про неё?

- Дык ведь померла она, Никита Иваныч.

- Её никто не видел мёртвой.

- Это верно, - подумав, согласился святой отец. – Но зело слабого здоровья она была, никто и не удивился, что государыня преставилась.

- Но как-то же она в подвал попала.

- Никита Иваныч, - как-то укоризненно взглянул на меня отец Кондрат. – Ты ежели подозреваешь, что встала она, дык спроси у неё сам, как она туда попала. А покуда ты на месте топчешься.

Это верно. И милицейское чутьё мне подсказывало, что очень скоро мне представится возможность встретиться с прежней царицей. Даже если мне этого не очень-то и хотелось.

- Скажите, у кого она исповедовалась?

- У епископа Никона. Про то точно знаю, он ей грехи отпускал и причащал её. Он тогда ещё более-менее был, это последние лет восемь его понесло – из собора рынок сотворил. Ежели ты про Ульяну что знать хочешь, дык тут тебе либо государь в помощь, либо епископ.

- С государем я уже говорил, кое-что прояснилось. А вот епископ со мной и разговаривать не станет.

- Это верно. Ты всей верхушке городской аки бельмо на глазу. Не любят тебя власть имущие, - хмыкнул отец Кондрат.

- Потому что привыкли к безнаказанности. Я никого тут толком даже арестовать не могу.

- А кто тебе нужен?

- Маргарита Бодрова.

- А она-то тебе на кой сдалась? – удивился святой отец. – Баба вздорная да глупая, да токмо не лезет она в политику.

- Отнюдь, - я покачал головой. – Очень похоже, что она в этом деле по маковку замешана.

Я пересказал отцу Кондрату события сегодняшней ночи. Упомянул и то, что одного из стрельцов подменили, нарядив в его форму труп другого человека. Святой отец удивлённо подёргал себя за бороду.

- И всё это вертится вокруг Бодровых, - подытожил я. – Боярин пропал, его жена ездит куда-то ночью, а с нашими стрельцами происходит вот такое. Неспроста ведь, согласитесь.

- Соглашусь. Но помочь ничем не могу, ибо повлиять на них даже государю не дадено. Так уж повелось, Никита Иваныч, ужо лет пятьсот Бодровы с царской династией трон делят. Ты влез в то, что незыблемо.

Вечно ты во что-то вступишь, мысленно усмехнулся я. Да, я умею. Но я хочу, чтобы не только в Лукошкине, но и во всей стране наступило торжество законности и справедливости. Возможно, я идеалист и мыслю категориями невозможного, но, с другой стороны, я стараюсь.

- Но совет один дать могу, - продолжил святой отец. Я навострил уши. – Поговори с её отцом. Ты с ним знаком?

- Нет, но видел и внешне представляю.

- Гаврила Афанасьев грешен зело, ибо азарт владеет душой его. Играет он.

- Во что?

- В кости. И поверь мне, Никита Иваныч, лучше б он пил. Он спустил родительское имение и приданое жены, где они сейчас живут – я и не ведаю. Но когда Бодров Маргариту сватал, была там какая-то история тёмная…

- Какая?

Святой отец развёл руками.

- Не ведаю. Но сам подумай, ему пятьдесят, ей – неполных шестнадцать, она хоть и знатных кровей, но выросла в нищете. Ни образования, ничего. На свадьбах есть традиция – молодожёнам танцевать, так Маргариту обучить едва успели, и то за платье весь час цеплялась. Не пара она ему, не было смысла в том браке.

- Да ладно вам, многие бояре на молодых женятся. Это частое явление.

- Таких молодых – у половины думы дочерей, выбирай не хочу, за Бодрова любой отец бы не глядя отдал. Но не такую, которую всему с нуля учить нужно, что боярские дочери с младых ногтей усвоили. Он почему-то вцепился именно в неё.

- Любовь? – несколько иронично предположил я. Отец Кондрат только отмахнулся.

- Короче, поговори с Гаврилой. Попробуй выяснить, что же такого в Маргарите, вполне возможно, он тебя на след наведёт. Уж ежели баба сия за собой смерть сеет, значит, не всё с ней ладно.

Я записал себе памятку в блокнот. Обязательно поговорю.

- Кстати, помните, вы говорили, что государь просил вас убрать защитные барьеры. Это было накануне дня памяти царицы.

- Истинно, - кивнул настоятель.

- И вы не спросили, зачем ему это.

- Не моё дело. Волю государеву исполнять дóлжно. Он над нами всеми – помазанник Божий.

- Он кого-то пропустил в город. Но не говорит, кого именно, к тому же это наверняка связано со смертью царицы. Помогите мне, я должен знать, с кем мы имеем дело.

Отец Кондрат поскрёб бороду.

- Ежели ты просишь, попытаюсь. Однако ж коли он мне откажет, настаивать не буду, то воля государева. Моё дело – исполнять.

- Ваше дело – охранять город от чужого колдовства, - напомнил я. – А он, пользуясь вашим доверием, кого-то сюда впустил. Причём человек этот крайне осторожный и предусмотрительный, нам будет непросто его поймать. С него-то всё и началось: ожившие мертвецы, которых уже несколько сотен, теперь Ульяна вот… я не понимаю, зачем мы вообще бьёмся, если я с самого начала ничего не мог контролировать, а государь ставит нам палки в колёса.