- Да, грустная новость, - кивнул я. – Вы правы, бабуль: то, что они помнят, и то, что нам расскажут частицы, скорее всего не совпадёт. Поэтому я и хочу попросить вас над ними поколдовать.

- И поколдую, чего ж нет. Заради дела милицейского, Никитушка, я на всё готовая. А токмо ты б ещё отца Алексия допросил примерно, сравнивать дабы. Отец Кондрат нам рассказал, конечно, но очень уж коротко.

- Допрошу непременно, тем более время есть. Бабуль, заодно: какую частицу с них просить? Каплю крови?

- Давай, - согласилась бабка. – С кровью-то всегда легче договориться. Попроси святого отца булавкой палец уколоть да платочком ту каплю вытереть, мне того и хватит.

- Кхм… да, осталось ещё объяснить ему столь неожиданную просьбу – и дело в шляпе. Вот вы бы как объясняли?

- А надо ли? – мне кажется, у бабки тоже версий не было. Ну представьте: к вам подкатывается участковый и просит с вас каплю крови, что вы про него подумаете? Вот то-то и оно. Я пожал плечами.

От размышлений о том, как мы будем договариваться с нашими подопытными, меня отвлёкло движение во дворе. Я выглянул в окно: Фома Еремеев за руку здоровался с дежурными стрельцами. Потом он махнул мне шапкой и направился к дому.

- Заходи, Фома Силыч. Ну и шустёр же ты!

- Так а чего тянуть? Ты задачу дал, я исполнил. У кого надо поспрошал, вот отчёт тебе принёс.

- Ну тогда излагай.

Фома уселся на лавку напротив меня, шапку положил рядом.

- Значит, смотри. Отца Алексия тоже на старом кладбище хоронили. Отец Кондрат тогда пытался добиться, чтобы преподобного во дворе храмовом положить дозволили, да токмо почему-то епископ Никон воспротивился. Вот почему – про то не ведаю, может, просто из вредности. С тех пор между святыми отцами чёрная кошка пробежала. Хотя, казалось бы, какая епископу разница… а отец Алексий всю жизнь при храме провёл.

- Действительно, а какая епископу разница? – удивился я. – И разве это в его полномочиях?

- Тогда было в его, - кивнула Яга. – Отец Кондрат молодой совсем был, как государь наш сейчас. Отец Алексий за год до смерти на покой ушёл, в келье при храме застался, а утверждал нового настоятеля епископ Никон. Так что вражда между ними ещё раньше началась, Никитушка. Отец Кондрат – он ведь вона что могёт, ты сам видел. Люди за ним идут, защита города на его плечах, святые на его зов откликаются. А епископ что? Свадьбы боярские венчать да золото на себя вешать, что еле ползает ужо… Боится его епископ Никон. Опять же, государь наш раньше епископу исповедовался, а потом, лет десять назад, отцу Кондрату начал. Ну тут уж святые отцы и вовсе друг на друга ополчились – да так, что пару раз чуть не до драки доходило.

- Короче, отец Алексий тоже на старом кладбище, - подвёл итог я и сделал соответствующую запись в блокноте. – Насчёт запрета на его захоронение при храме я бы на всякий случай выяснил у епископа Никона, но ведь он со мной разговаривать не станет.

- Не станет, - хором подтвердили бабка и Еремеев.

- Ладно, придётся опять побеспокоить отца Кондрата, тем более мне всё равно к ним идти. Фома, пойдёшь со мной, ты не занят?

- Пойду, чего ж нет. А Митька ваш где?

- А ему я выговор сделала да сарай чинить отправила. Крыша там чегой-то протекает, - пояснила бабка. Вот кстати…

- Как закончит – пусть идёт к Николаю Степановичу с тем же вопросом. В два места мы не успеем, а мне ещё к государю.

- Ну ты уж сам перед ним боевую задачу ставь, касатик.

- Кстати, не слыхали, небось… - снова заговорил Фома. Мы с бабкой навострили уши. – У нас ещё один случай, вот тока от своих узнал. У одного из ребят мать вернулась. Два года как похоронили.

Я только вздохнул. Сколько их у нас? Это было уже не смешно. Более того, мы давно перестали удивляться. Подумаешь, люди воскресают… обычное дело. Может, и зря я Шмулинсону разгон устроил. Умирать нынче не в моде.

- Где лежала? – безразлично спросил я. – А, и как звали? У меня тут свой список… - я открыл страницу, куда заносил имена всех воскресших. Ага, вот. С женщиной их шестеро, если считать пса. Не так чтобы много, но, чёрт побери, так у нас оба кладбища опустеют!

- На новом, - так же равнодушно ответствовал Фома. Это становилось нашей рутиной. – Караваева, Мария. Сын её у меня служит, мать я не знал, но от него слышал. Обычная женщина – дом, семья, огород… ни в чём дурном не замечена.

- Ну ещё бы, - я только головой покачал, записывая новое имя. – У нас тут все такие, кроме Митрофана Груздева. Кстати, никак в толк не возьму, его-то зачем? Кому он тут вообще нужен? Носится по городу и заборы разрисовывает… уж лежал бы себе, спокойнее бы было. Как минимум с боярами бы связываться не пришлось.

- Судьба наша милицейская такая, - Яга успокаивающе погладила меня по плечу. – Ладно, идите к отцу Кондрату, я пока обед сготовлю. А уж как откушаете – там и к государю пойдёшь, касатик.

- Спасибо, напомнили, - скривился я. – Кстати, Фома Силыч, ты слышал? Горох с Лидией первенца ждут.

- Да ладно! – присвистнул Еремеев. – Ну наконец-то, слава тебе, Господи!

- Ага. Он вчера приходил, радостью поделиться. Пошли, Фома, отец Алексий сам себя не допросит.

Я на прощание обнял Ягу, и мы с сотником вышли во двор. На крыше сарая трудился Митька. Вид у него был пришибленный – очевидно, бабкин выговор подкреплялся чем-то ещё. Может, действительно в полено превращала.

- Митя, как закончишь – у меня для тебя боевое задание.

- Рад стараться, батюшка Никита Иванович! – он воодушевлённо взмахнул молотком, я инстинктивно пригнулся. – Опасное небось?

- Крайне, - сухо ответил я. – Пойдёшь на царское подворье, найдёшь там Николая Степановича – ты его знаешь. И вежливо – вежливо, Митя! – попросишь, чтобы он уколол себе палец булавкой и каплю крови стёр платком. Платок этот доставишь бабушке. Она очень беспокоится, что Николай Степанович видит дурные сны, хочет всё проверить обстоятельно. Уразумел?

- Как есть уразумел! – радостно заорал он с крыши сарая. Подозреваю, на него прохожие с улицы оборачивались. – А хватит ли капли-то? А то, может, бабуле для экспертизы зуб ему лучше выбить? Зуб-то – он всяко больше!

- Митька, ты что несёшь?! – опешил я. – Какой зуб, не смей даже! Каплю крови, а то я тебя знаю, ты в нос ему дашь!

- Как можно, батюшка воевода! – он по-детски надул губы. – И в мыслях не было!

- Ну да, а кто из отца Алексия чуть дух не вышиб?

- Беса изгонял! Но за то бабуля мне уже… прописала, - потёр спину наш младший сотрудник. – Боле не буду.

- А ему больше и не надо! Ему ж лет сто, как тебе это в голову вообще пришло? А, ладно, - я махнул на него рукой. – Трудись согласно штатному расписанию. Как исполнишь – отчитаешься бабушке.

- Слушаюсь!

На этот раз мы решили не терять время на пешую прогулку и в сторону храма Ивана Воина выдвинулись верхом. В конце концов, я не знал, сколько времени у меня отнимет беседа с отцом Алексием.

***

В пути мы молчали. Фома думал о чём-то своём, я мысленно перебирал оставшиеся на сегодня дела. Помимо сеанса бабулиной ворожбы над частицами наших подопытных и боярского собрания, которое было назначено на девять вечера, мне бы хотелось втиснуть в этот день беседу с нашим юродивым Гришенькой. Глядишь и натолкнёт меня на какие мысли… Но это ладно, посмотрим по ситуации. Мне совсем не нравилось, с какой обречённой безнадёжностью я реагирую на происходящее. Мы ничего не успеваем, люди воскресают, я не могу это контролировать, я бездарь. Вот примерно такая цепочка мыслей вилась сейчас в моей голове. Так, лейтенант Ивашов! Отставить самокопание и живо за дела!

Мы с Фомой въехали во двор храма Ивана Воина. Привязали коней к столбу и сразу отправились искать отца Кондрата. Тот обнаружился без труда – беседовал в храме с молодой парой, они собирались крестить ребёнка. Мы отошли, чтобы не смущать прихожан, и подождали, пока святой отец освободится. Наконец он отпустил супругов и подошёл к нам.

- Ну что, Никита Иваныч, с чем пожаловал? – вместо приветствия настоятель размашисто нас перекрестил.