Его величество Ринкитинк не преследовал в этом конфликте никаких особых целей. Будь он лично заинтересован в эвийских землях – из Гилгада в Эвну уже курсировали бы гонцы. Но с момента ввода ринкитинкской армии на территорию Анардаху король Ринкитинк и принцесса Лангвидэр не обменялись ни словом. Их беседой стал взаимный обстрел двух армий на бескрайних северных полях. Что касается Ореса Нао, который был в северной войне едва ли не главным действующим лицом, то его имя по-прежнему нигде не упоминалось. Формально он не имел к отправке армии в Анардаху никакого отношения – и продолжал уверенно лавировать в потоке стремительно развивающихся событий, пока военачальники, косясь друг на друга, недоуменно пытались возражать, что руководство боевыми действиями не входит в его полномочия. И продолжали подчиняться.
Высоко над побережьем застыла полная луна. В черно-фиолетовой воде дорожка отсвета казалась призрачно-белой. Орин уже лет двадцать не просыпалась от кошмаров – и не думала, что однажды это вновь случится. По большому счету, то, что ее разбудило, нельзя было в полной мере назвать кошмаром: женщина отчетливо видела, как стоит на разбитой дороге возле переломленного пополам приграничного столбика, а из дыма, еще не осевшего после многочасовой пальбы, бесшумно поднимается пестрая сова. Резко открыв глаза и садясь на кровати, Орин успела ухватить обрывок сна. Сердце стучало как безумное, а по спине, под длинными распущенными волосами и шелком тонкой рубашки, казалось, предательски медленно ползет страх. Пытаясь призвать на помощь собственный здравый смысл и уверенность в том, что ей, при ее положении, глупо бояться каких-то дурных предчувствий, женщина опустила ноги с кровати и встала. До рассвета еще несколько часов, выходит, она заснула совсем недавно, - стук упавшего стеклянного флакона с душистой водой, которой Орин протирала перед сном лицо, окончательно стряхнул остатки сна. Наследница нащупала ногой флакон и осторожно отодвинула его под кровать. Затем собрала волосы и, завязав их лентой, подошла к окну. Ни единый звук не нарушал покой пригорода. Если бы Орин не была уверена, что проснулась, она могла бы решить, что эта тишина – продолжение ее сна.
Как же давно она не просыпалась по ночам… Орин боком прислонилась к стене, рассеянно водя пальцами по подоконнику. Даже деревья, что обычно шелестели под ночным ветром, стояли сейчас неподвижно. Женщина невольно улыбнулась. Будь она моложе – она не смогла бы настолько быстро справиться с властью приснившихся образов. Она бы стояла, дрожа и пытаясь прийти в себя, звала служанок и не тушила свечей до самого утра, и это казалось ей вполне естественным поведением напуганной аристократки. И всё же… в ее жизни этот период прошел. Теперь, справившись с собой, Орин постепенно осознавала, что в ее сне не было ничего такого, что в принципе должно было ее напугать. Разбитая дорога и какая-то птица. «Стареешь, милочка», - мысленно упрекнула себя наследница: подобная сентиментальность не была ей свойственна. Вместо страха пришло неудовольствие собой – и, как уже множество раз до этого, еще одно подтверждение собственной приземленной практичности, черты характера, которую Орин любила в себе наравне с умением быстро принимать неглупые решения. Невеста исчезнувшего принца не боялась за свою жизнь. Но вот вероятности потерять особняк, слитки золота, хранившиеся в центральном банке Эвны, хрусталь и привычный уклад жизни… этого она боялась больше всего на свете. Оказаться нищей и беспомощной и просить милости у собственных слуг. Орин была уверена, что в таком случае ей будет легче покончить с собой. Потом, правда, она напоминала себе, что за отца и рядом с ним она должна цепляться за жизнь до конца, и страх понемногу уходил, но всё же имел свойство регулярно возвращаться.
На этой дороге, перед пустыми глазами ночной птицы она тоже была одна. Орин нахмурилась и сжала пальцами край подоконника. К чему вообще ей приснилась подобная чушь? Наследница в очередной раз обругала себя за впечатлительность: просыпаться, дрожа от страха, увидев во сне всего лишь дорогу и птицу, - позор, проявление слабости, не достойное дочери Ореса Нао. Правда, липкий холодок под волосами исчез практически сразу, но это не мешало ей сейчас быть крайне недовольной собой. Скучающая в своем особняке женщина держала под рукой добрый десяток фокусников и гадалок, однако воспринимала их мастерство всего лишь красивым развлечением. Орин Нао не верила в предчувствия, в ее картине мира не существовало ничего, что выходило за рамки магии великого Торна.
Разобравшись со своим отношением к увиденному сну и окрестив себя старой дурой, Орин, тем не менее, поняла, что в ближайшее время заснуть не сможет. Она набросила халат поверх рубашки и, стараясь не шуметь, вышла из спальни. В маленькой смежной комнате дремала на софе служанка – она подняла голову и растерянно уставилась на крадущуюся к выходу наследницу.
- Спи, - не оборачиваясь, велела Орин и продолжила свой путь. – Никуда от слежки не спрячешься. Утром сечь прикажу.
Уже выходя в коридор, женщина раздосадованно цокнула языком. Она сама уже несколько лет требовала присутствия служанок ночью в соседней комнате. К тому же Орин не питала особой любви к ночным прогулкам по дому и до утра из спальни не выходила, а для визитов к отцу существовал отдельный коридор, о котором знал, помимо них двоих, лишь архитектор особняка – да и тот уже лет десять как почил. Определенно, подобная вспыльчивость была для Орин не характерна. Женщина вышла на лестницу и направилась было вниз, чтобы спуститься в сад, однако неожиданно для самой себя передумала и, развернувшись, двинулась дальше по коридору. В окружающей тишине ее почти неслышные шаги казались ей ужасно громкими.
Дверь спальни отца резко распахнулась, едва Орин приблизилась. Уже почти коснувшись кованой ручки двери, она успела отдернуть пальцы и этим спасти свои длинные ухоженные ногти от удара.
- Отец, это всего лишь я, - усмехнулась наследница, делая шаг ближе. Орес стоял в дверном проеме, его тёмный силуэт казался неотъемлемой частью окружающей неподвижной тишины. Помедлив несколько мгновений, советник отстранился, впуская дочь в комнату. – Судя по всему, вы не спите.
- Судя по всему, Орин, вы изначально шли не сюда, - он закрыл за ней дверь и зажег две свечи в высоком подсвечнике на столе, после чего вновь обернулся, сложив руки на груди и дожидаясь ответа. – И да, как вы верно заметили, я не сплю.
Орин неспеша проследовала в соседнюю комнату, где располагалась спальня, и плюхнулась на разобранную кровать. Повисшая за окном луна давала достаточно света, чтобы можно было обойтись без свечей.
- Я… Хорошо, что вы остались, отец, - несколько сбивчиво призналась Орин. Луна против воли притягивала ее взгляд. – Мне… не спалось.
- Вы не ответили. Чтобы вы шли сюда через общий коридор – океан Нонестика должен завтра же замерзнуть. Что вас ко мне привело в столь странное время? Только не убеждайте меня, что внезапная жажда романтики не давала вам заснуть.
- Не буду, - пообещала Орин, сожалея, что в полумраке не видно ее кристально-честных глаз. – Вы угадали, я хотела идти в сад, но потом передумала. К тому же вы не так часто остаетесь на ночь, - голос женщины всё больше переходил в мурлыкающий шепот.
- Орин.
Она невинно развела руками, но всё же перешла к сути.
- Вы знаете, я крепко сплю. Но сейчас…
- Вам приснился кошмар, - в его голосе – всё та же лукавая усмешка. Орин сидит на кровати, расправляя пальцами складки на халате, просто не знает, чем занять руки. Отец не приближается к ней, остановившись в отдалении; лунный свет серебрит его волосы. Орин невольно улыбается – ей и самой неловко рассказывать о том, что четверть часа назад настолько ее напугало.
- Не совсем. Просто сон. Я стояла на какой-то дороге, пыльной и разбитой, а рядом был сломанный пограничный столбик. Как эти, знаете, при въезде в Эвейят.
- Почему только в Эвейят? – Орес пожал плечами. – На всех границах между провинциями они одинаковые.