- Гляньте, это та девчонка, которую Орин притащила в дом, - наконец подал голос один из них.

- И вот нам от этого сильно легче, да? – огрызнулся второй. – Кого хотят – того и тащат, нам их гости ни в какое место не вперлись.

- Слушайте, а может, ее в заложники взять? Ну и скажем Орин, так и так…

- Да заткнитесь, придурки! – это вступила разрисованная, как попугай, дама. – А ты, - она наградила Дороти хмурым взглядом, - тебе какое дело?

- Я просто хотела помочь, - девочка скрестила руки на груди. – Но я уже в который раз убеждаюсь, что вы невоспитанные типы и не оцените ничью помощь. Так что считайте, что я ничего не говорила.

- Ах невоспитанные! – взвизгнула дама, перья на ее шляпе гневно закачались. – А это воспитанно – так с нами поступать?! Нас снова выгоняют на улицу, потому что губернатор Эвны будет здесь что-то строить, чтоб его внуки передохли от лихорадки! Это воспитанно – продавать землю и не поставить в известность тех, кто на ней живет?! Это наша земля! Больше мы не согласны это терпеть!

Остальные согласно загомонили. Теперь уже им, по всей видимости, было всё равно, есть у них слушатели или нет, - им нужно было просто выговориться.

- Мы не уйдем отсюда! Ляжем на дороге и никого сюда не пустим! На трупах пусть строят.

- Да заткнись ты, - разбушевавшуюся ораторшу оттеснил ее сосед. – И чего мы добьемся? Того, что сюда пришлют солдат с плетьми и погонят нас в Анардаху на роль живых мишеней! Долго твоя тощая задница продержится, хотел бы я знать!

- Что значит «на роль мишеней»? – Дороти удалось наконец вставить слово.

- А то ты не знаешь! Не прикидывайся, жить у Орин и ничего не знать. У советника Ореса очередная война с Анардаху, а чтобы не губить людей почем зря, перед армией гонят самых ненужных. Вот нас туда и отправят, если будем спорить.

- Да что с ней разговаривать, поехали.

- Я сказала, что никуда отсюда не уеду, - значит, не уеду! Хоть режьте, хоть в Анардаху ссылайте!

Продолжая жаловаться и ругаться, пестрый отряд вновь развернулся и укатил прочь. Дороти застыла у края дороги, пытаясь осознать услышанное. Анардаху… Ей определенно было знакомо это слово. Дороти готова была поклясться, что его прошлой ночью произнес ворвавшийся в зал гонец. Она слышала его и раньше, от Орин, как большинство других названий в королевстве. Кажется, это где-то на севере. Выходит, у страны Эв война? Но разве Анардаху – не часть страны Эв? Гражданская война?

Всё, что Дороти знала о гражданских войнах, скатывалось к краткому изложению истории американских Севера и Юга в исполнении дяди Генри. Но даже этого было достаточно, чтобы понять, что внутренние конфликты ничем не лучше внешних, а временами даже хуже. Озадаченная, Дороти продолжила свой путь в куда более угнетенном настроении. То немногое, что она услышала от колесунов, не способствовало веселью. Несмотря на то, что добра от этих существ Дороти не видела, сейчас она невольно начала проникаться к ним состраданием. Это очень горько, бросать свой дом и обустраиваться в другом месте. Неважно, кто ты – человек, полевая мышь или странное создание с ногами на колесах – привязанность к родным местам от этого не зависит.

Она была уверена, что колесуны нагло врут, утверждая, что прибрежная земля является их собственностью. Они кричали об этом, чтобы напугать девочку, приплывшую по океану в полуразбитом курятнике. Но вряд ли они думали, что в скором времени будут вынуждены покидать эту землю. Куда они пойдут? Дороти с удивлением поймала себя на мысли, что проблема колесунов волнует ее всё больше и больше. Нужно посоветоваться с Биллиной. А потом… еще раз спросить Орин. Эти странные создания работают на нее, неужели она допустит, чтобы они исчезли из Эвны?

С другой стороны, они вряд ли представляют особую ценность. Лицемерные и наглые, они ценят лишь грубую силу. Орин и ее прислуга обращается с ними как с домашним скотом, и Дороти не раз слышала, что иначе колесуны вообще перестанут что-либо делать. Гораздо проще использовать коней. Однако какими бы они ни были, никто не заслуживает участи быть отправленным на фронт в качестве живого щита, - это было бы слишком жестоко даже для тех, кто не является людьми. Дороти твердо решила, что, вернувшись, непременно переговорит с Биллиной, и они вместе придумают подходящий план спасения колесунов. В таком свете даже сменные головы принцессы и ее желание заполучить голову Дороти теряли свою злободневность. Уж за свою-то голову Дороти сумеет постоять.

***

Цветы. Повсюду белые цветы. Иногда, наблюдая за принцессой Лангвидэр, Орес начинал понимать королеву, которая больше магнолий ненавидела разве что гномов. От белых цветов с желтыми сердцевинами рябило в глазах. Лангвидэр питала к ним какую-то нездоровую привязанность. Впрочем, магнолии были единственным, что вызывало у нее хоть какие-то чувства. В период цветения городских садов безвольные остатки жизни, что теплились в тридцати головах принцессы, словно объединялись в едином стремлении окружить ее этими цветами. Разумеется, потом, когда вороха лепестков полетят с деревьев под порывами ветра, исчезнет сладкий душный аромат, спадет с города белый саван. Оставшуюся часть года принцесса вплетает в волосы восковые цветы.

Это считается дурной приметой. Воск – материал мертвых, неизменный атрибут на похоронах. Восковые цветы вплетают в венки, чтобы почтить память давно ушедших родственников. Украшать ими голову – гарантированный способ привлечь к себе смерть. Принцессе Лангвидэр нечего терять. В мастерских при дворце работает десяток первоклассных умельцев – они делают восковые цветы не отличимыми от настоящих.

Сейчас, пока цветут городские сады, магнолии в волосах принцессы – живые. Господству этих деревьев над Эвной больше сотни лет, но у всех, кто хоть раз видел принцессу, они ассоциируются теперь именно с ней. У всех голов Лангвидэр длинные волосы, и как бы ни причесывала их маленькая шустрая Нанда, завершающим штрихом всегда будут магнолии.

Когда Орин прижимала усыпанную цветами ветку к своим волосам, она просто не могла быть серьезной. Он никогда не позволит ей носить эти проклятые цветы. Потому что они напоминают о безвольной околдованной женщине со сменными головами.

- Что это? – безразлично спрашивает принцесса, пустым взглядом уставившись в вытянутый перед ней на столе лист. Сегодня она томная задумчивая шатенка. Кажется, это начало второго десятка, - во всяком случае, голова определенно не из недавних.

- Приказ, - Орес пожал плечами и протянул ей перо. – Ваше высочество…

Она подписывает. У нее на запястье – рубиновый ключ. Орес принес ей его год назад. Рядом крутится служанка – она не отходит от принцессы ни на шаг, - пожалуй, это единственное, на чем советник не настаивал. Девушка протягивает печать, явно хочет что-то спросить, но молчит, лишь пытается заглянуть в бумагу.

- Приказ об ужесточении карательных мер в отношении повстанцев в Анардаху, - словно нехотя поясняет Орес. Ему нравится наблюдать за реакцией служанки. Лангвидэр – кукла, а вот на лице девочки мигом отражаются все испытываемые эмоции.

- Но… не лучше ли отправить послов в Ринкитинк с требованием выдать лорда Унхеву? – неуверенно предлагает Нанда и тут же вся сжимается, словно ожидая удара.

- Каждый человек ценен на своем месте, - улыбается Орес Нао – Нанда предпочла бы, чтобы он и в самом деле ее ударил. Это единственный вопрос его политики, в котором он идет против здравого смысла.

Нанда поклонилась, пряча взгляд. Орес свернул бумагу в трубку и, не оборачиваясь, вышел. Принцесса, устало вздохнув, отложила перо.

- Нанда… он мне надоел. Я не хочу подписывать то, что он приносит, я вообще не хочу управлять страной. Я могла бы примерять перед зеркалом головы. Сейчас цветут магнолии, значит, я хочу, чтобы ты чаще меня причесывала.

Девушка застыла в поклоне, не решаясь выпрямиться. Обычно Орес появлялся в покоях принцессы не больше, чем на четверть часа в день. Всегда один, с готовыми указами, выверенными и откорректированными целым штатом специально обученных людей, которые подчинялись непосредственно ему самому. От принцессы требовалась лишь подпись. Чем больше проходило времени, тем тяжелее воспринимала Лангвидэр необходимость даже на четверть часа в день покидать свой панцирь и контактировать с внешним миром, единственным связующим звеном с которым оставался Орес Нао. А он был слишком сложной мишенью. Окажись на его месте кто-то другой, из министров, военных – да кто угодно, Нанда бы не задумывалась. Воспитание в лаборатории отца приносило свои плоды: девушке было известно около двух десятков способов убийства, замаскированных под обычные человеческие недуги. Это требовало определенного опыта – да и, что греха таить, смекалки – но было вполне осуществимо. Как подобраться к Оресу, Нанда не знала. Не признавалась госпоже, чтобы не потерять ее доверие, не признавалась самой себе: она боялась его настолько, что немели ноги.