Ее отец, привыкший следовать непонятной игре, придумываемой им самим, имел на Лангвидэр свои планы. Позже Нанда узнала, что этими планами проникся адмирал Меремах, который, собственно, и заварил эту кашу. Казалось бы, сверни он на несколько градусов южнее или севернее – и проплывет мимо череда островов, и не пересекутся его пути с этой женщиной. Но он привел свою армаду именно на Саламандров архипелаг.
Идея коронации Лангвидэр упала на плодородную почву. Это спасало страну от разделения и увеличивало влияние военной верхушки – племянницу короля поддерживала армия. Армия же и вела ее к трону. Нанде, далекой от политической жизни страны, казалось, что судьба увлекает ее в неуправляемый водоворот, и лишь желание быть рядом с госпожой заставляло ее держаться. Лангвидэр не дали вырваться, клетка захлопнулась перед ней в тот самый момент, когда Нанда принесла в лабораторию отца голову убитой рошерийки. Лицо у этой головы было скорее растерянное, чем испуганное, а бальная прическа так не вязалась с перерубленной шеей. Лангвидэр заставляли вновь существовать на ненавистном материке – и именно маленькая служанка была той, кто в сопровождении отцовских помощников добывал головы для этой цели. Нанда своими руками закрывала клетку. Но госпожа вернулась, Нанда может, как и прежде, причесывать ее длинные волосы – и пусть они каждый раз разного цвета, Нанда может быть госпоже полезной. Лангвидэр другая, ее юные лица кривятся в рыданиях, она забывает свои острова и родной язык. Это уже не она.
Дважды.
Нанде запрещалось присутствовать при замене голов. Она узнавала свою госпожу лишь по искрящимся прежней ненавистью глазам. Иногда эта ненависть сменялась безысходной болью, и Лангвидэр вцеплялась пальцами в волосы, била зеркала, а затем, обессиленная, сворачивалась в клубок на полу и тихо плакала от отчаяния. Нанда не знала, как ее успокоить. Лангвидэр обвиняет ее во всем, что происходит, - девчонку, которая предана ей больше, чем собственному отцу. И Нанда всеми силами старалась быть незаметной – ровно до тех пор, пока к отцу не явился Орес Нао. Алхимик и королевский советник долго что-то обсуждали в лаборатории, после чего отец позвал Нанду к себе.
- Вы возвращаетесь во дворец, - бесстрастно сообщил он, даже не глядя на дочь. Девушка растерянно теребила пальцами юбку. – Будет глупо, если родственницу короля поведут к трону из пристройки в саду.
- К трону? – ахнула Нанда, бледнея. Девушке было всего шестнадцать лет, и, подобно большинству своих ровесников, она старалась не видеть в окружающем мире того, что видеть не хотела. Она бежала от реальности, оставляя взрослые проблемы за границами собственного мирка. Когда отец неожиданно увлеченно принялся колдовать над телом королевской возлюбленной, Нанда убедила себя, что их с госпожой оставят в покое. Она ведь любила бы Лангвидэр даже такой, с непонятным характером и чужими головами, - любила в память о той, прежней, в память о лихорадочно горящих сухих глазах пленницы, что подпустила ее к себе, предпочтя взъерошенную девчонку толпе вышколенных слуг. Лангвидэр – та, настоящая – по-прежнему жила в памяти Нанды. Ни самой женщине, ни ее служанке не нужен был титул эвийской принцессы, неожиданным грузом свалившийся на них волей короля. Принцессы страны, которую она ненавидит. Нанда была уверена, что они покинут Эвну, поселившись где-нибудь на побережье, - возможно, вдали от двора Лангвидэр научится видеть красоту материка, если и не полюбит его, то хотя бы перестанет с таким отчаянием проклинать. Нанда терпеливо ждала, пока отец закончит свои опыты, и старательно не замечала немногочисленные недомолвки, что срывались с уст старого алхимика. Лангвидэр казнена, она мертва для мира – так что мешает увезти ее из столицы?
После исчезновения королевской династии шансы занять трон в принципе были у всех одиннадцати провинциальных правителей. Шансы, конечно, неравнозначные, но Нанду абсолютно не волновало, на чьей голове окажется эвийская корона. В столице собрался совет министров, и претендентов было более чем достаточно. Нанда и подумать не могла, что, в то время как седобородые старцы будут с пеной у рта доказывать свои исключительные права, корона эта, словно несколькими днями ранее топор палача, нависнет над головой казненной принцессы. Лангвидэр хотят видеть на троне. Девушка не знала, от кого изначально исходит эта идея, кто получит от коронации пленницы наибольшие преимущества, однако чувствовала, что время, когда можно было прятаться от реальности, заканчивается. Водоворот событий сужался. Когда к отцу явился Орес Нао, Нанда подслушивала в коридоре. До нее не доносилось ни слова, однако именно тогда она с неожиданной ясностью поняла: королевский советник точно знает, что Лангвидэр казнили. Не двойника, не кого-то похожего – именно ее, Нао не может перепутать, он видел ее десятки раз. Нанда терялась в догадках, она была напугана. Меньше всего на свете она хотела, чтобы политические события королевства продолжали тревожить Лангвидэр.
Как объяснить госпоже, что ей предстоит? Нанда подняла на отца испуганный взгляд.
- Ты-то чему не рада? – алхимик многозначительно усмехнулся. – Никто в королевстве не будет стоять выше, чем она. Трофей с каких-то островов на троне Эв – всего за один сезон цветения магнолий.
- Но она… - Нанда сглотнула комок в горле. – Она не хочет…
- Святые гномы! Не хочет она… да кому какая разница, чего она хочет, если у нее даже головы своей нет? Должен же кто-то сидеть на троне – так почему не она? За красивой ширмой не замечают кукловодов. Да и потом, жить во дворце и тратить казну страны – по-моему, вполне неплохо для женщины, которую давно надо было предать земле. Нанда, ты мало того что ребенок – ты еще и дура. Метлу в руки и марш подметать лабораторию! Не хочет она… - продолжая бормотать, алхимик удалился. Суть он до дочери донес: Лангвидэр наденет эвийскую корону. Ни от самой женщины, ни от ее маленькой служанки, как и прежде, ничего не зависело.
Глотая слезы, Нанда вернулась в комнату. Лангвидэр не обратила на ее появление никакого внимания – принцесса сидела перед зеркалом и безразлично рассматривала свое отражение. Помимо отчаяния, которое, обладай оно материальной силой, оставляло бы вокруг нее выжженную пустошь, у Лангвидэр было теперь еще одно состояние – безнадежное спокойствие, смирение, отдающее безумием. Хотя можно ли рассуждать о безумии женщины, к шее которой крепилась не ее голова… В такие моменты Лангвидэр, казалось, терялась в пространстве, вычеркивая из своего сознания всю ту реальность, что находилась вне комнаты, и становилась податливо-покорной, по-настоящему мертвой пленницей материка, искусственно вызванной обратно в непонятный для нее мир. И если первая была лишь более ожесточенной копией прежней Лангвидэр, то вторая… вторую Нанда боялась и отказывалась принимать.
Девушка ничего не могла с собой поделать. Прежняя Лангвидэр, с которой они бродили по саду и которой она пересказывала дворцовые сплетни, исчезла там, на площади. К новой Нанда не хотела привыкать. Лангвидэр даже не отвела взгляда от зеркала. Служанка попыталась прошмыгнуть мимо за ее спиной, однако женщина чуть качнула головой, подзывая ее ближе. Двигалась она теперь с большим трудом, и Нанде приходилось постоянно быть рядом. «По большому счету, она всего лишь оживленный труп». А пальцы женщины беспомощно сжимались на плечах Нанды, и служанке ничего не оставалось, кроме как, сдерживая слезы, терпеть эти прикосновения. Что бы ни случилось, она будет рядом со своей госпожой.
Нанда неуверенно подошла, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на Лангвидэр. Голову рошерийки, тело которой спешно похоронили на второй день пребывания ее семьи в Эвне, сменила голова хорошенькой рыжеволосой простолюдинки. К милой, но типично эвийской внешности прилагался протяжный провинциальный говор, свойственный жителям Вей-Вамаре. После резких лающих интонаций Лангвидэр эта плавная, словно полноводная река, речь была куда более чужой, чем просто эвийское личико.
