- Я… Может, мне расчесать вам волосы? – робко пискнула девушка первое, что пришло в голову. Она не сомневалась, что столь ответственное дело уже поручено кому-то более подходящему, но факт оставался фактом: Лангвидэр выгнала всех служанок, и те вылетели из ее покоев верещащей толпой, а волосы ее так и оставались неприбранными. Должен же кто-то этим заняться, в конце концов. Наткнувшись на непонимающий взгляд, Нанда жестом изобразила гребень. Женщина пожала плечами, напряженное лицо ее приняло более спокойное выражение. Затем она легко вскочила на ноги и ушла к зеркалу, перед которым валялся высокий резной стул. «Хорошо хоть зеркало она не разбила». Нанда неслышной тенью проследовала за ней.

Волосы госпожи оказались тонкими и густыми и вились мягкими крупными локонами. Нанда чувствовала, как под прикосновениями ее рук Лангвидэр если и не расслабляется, то затаивается… затихает. Причесывая ее сейчас, девушка почему-то вспомнила голос давно покойной матери. Мать она практически не помнила – та заболела, когда Нанда еще лежала в колыбели, однако голос ее – глубокий, умиротворяющий – звучал в памяти даже много лет спустя. С этим голосом приходило чувство защищенности. Стараясь не слишком открыто таращиться в зеркало, девушка продолжала рассматривать будущую царскую фаворитку.

Лангвидэр не выглядела юной (во всяком случае, с точки зрения шестнадцатилетней Нанды), однако была определенно моложе королевы Эвьен. Та, впрочем, все годы брака или была беременна, или кормила грудью, и это не добавляло свежести ее облику. Размышляя, Нанда осторожно собирала в традиционную прическу длинные мягкие пряди, делая это в полном молчании, словно какой-то ритуал. Она никогда не практиковалась в подобных вещах и сейчас, поражаясь своей неожиданной ловкости, приходила к выводу, что ее выручает лишь желание хоть немного успокоить подавленную и растерянную чужеземку.

Лангвидэр тоже молчала, ее застывшее лицо напоминало маску. Нанда встретила ее взгляд в зеркале и против воли тоже замерла с гребнем в руке. Каким бывает это лицо, когда она смеется? Плачет, заинтересована, целует кого-то? В неподвижной восковой красоте было что-то жутковатое. Нанда моргнула, сбрасывая оцепенение, и одним излишне поспешным движением зачесала оставшиеся пряди, открывая длинную, изящную шею женщины. Прикусив от старания кончик языка, она придирчиво осмотрела результат своих трудов и, озаренная внезапной идеей, бросилась к окну. – Моя госпожа, подождите, я сейчас! – крикнула девушка, уже карабкаясь на подоконник, и через пару минут вернулась с охапкой белых цветов. Она не видела Лангвидэр на балу, но мысль ей в голову пришла та же самая.

Восковая красота чужеземки, восковые белые цветы, испускающие аромат, что плывет ночами над городом. Нанда довольно рассмеялась, спрыгивая со своей добычей обратно на пол. Она больше не боялась, что женщина ее прогонит, и от этого на душе становилось легко и спокойно. Она, Нанда, дочь алхимика, сломает этот воск, высвободив настоящую, живую Лангвидэр, сломает ее отчаяние. Неважно, насколько упорным будет в своем увлечении король.

Лангвидэр осторожно трогает пальцами белые лепестки. Теперь ее руки, ее узкие ладони с тонкими пальцами, будут пахнуть магнолиями. Маленькая служанка довольно улыбается, отступает на шаг, любуясь на белый венок в золотистых волосах госпожи. Эвьен, всю жизнь прожившая в Эвне, ненавидит время цветения городских садов. Лангвидэр, никогда их не видевшей, магнолии приносят облегчение. Ночью, когда волна их аромата накрывает город, можно забыться в белых цветах – их море, и кажется, что они забирают с собой ее одиночество. Шустрая живая девушка настежь распахивает второе окно, ветер склоняет ветви деревьев почти к самому подоконнику.

Днём не так. Днём запахи и звуки напоминают о том, что где-то рядом есть море, чайки, веселые городские рынки. Ночью всё это умирает, отдавая Эвну во власть цветущих деревьев. Магнолии в столице цвели отчаянно, как никогда не цвели раньше, и город расстилался по побережью, безвольно засыпая в духоте.

Однако сейчас солнце лилось в распахнутые окна, играло бликами на листве в саду и сияло солнечными зайчиками в зеркалах. Лангвидэр встала со своего места, жестом подозвала служанку и что-то тихо спросила. Девушка растерянно приоткрыла рот, но тут же, сообразив, что, вероятно, глупо выглядит, прикусила нижнюю губу. Что, в конце концов, может спросить у нее госпожа, видевшая ее в первый раз? Имя разве что, да и не понимала дочь алхимика этот резкий отрывистый язык, чтобы додуматься до чего-то более сложного.

- Нанда, - назвалась она, для верности ткнув себя пальцем в грудь – так госпожа точно не запутается. Лангвидэр кивнула, и девушка сочла за лучшее почтительно поклониться. Вряд ли чужеземка когда-нибудь сможет свободно говорить по-эвийски, у нее к этому, судя по всему, нет никакого желания. Нанде оставалось в очередной раз ей посочувствовать: чужая земля, чужой язык, неприязненные взгляды придворных… Масла в огонь добавляет Эвьен, хотя ее и сложно в чем-то винить: ей оставлено лишь воспитание наследников, время и сердце короля никогда ей не принадлежали. Скольким бы людям принесла свободу смерть Его величества… Испугавшись своих мыслей, девушка затрясла головой, ее темные кудряшки забавно запрыгали по плечам. Она не сразу заметила, что Лангвидэр непонимающе смотрит в ее сторону. Темные, почти черные глаза на неподвижном восковом лице госпожи, казалось, видели насквозь. Наконец Лангвидэр улыбнулась.

- Нанда, - повторила она и протянула руку, подзывая ее к себе, однако неожиданно передумала и махнула гребнем в сторону двери: иди. Девушка поклонилась еще ниже и, не поднимая головы – боялась снова встретиться с непроницаемым взглядом госпожи – попятилась назад. Здесь, в незнакомой чужой стране, что сама по себе вызывала непримиримое отторжение, имя шустрой юной служанки было первым, что хоть сколько-то заинтересовало Лангвидэр.

***

Я бы предложил тебе, мой друг, ненадолго оставить королевский дворец и прогуляться по городу. Уверяю тебя, в ближайшее время здесь не произойдет ничего захватывающего. Совет министров, чтобы объявить о своем решении касательно заморской гостьи, король соберет не раньше завтрашнего дня. Сказать по правде, идея не из лучших. Да ты и сам, думаю, понял, что столь явная фальсификация родословной спровоцирует определенные проблемы. С точки зрения Его величества всё просто: женщину вписывают в документы королевской семьи, что даст ему возможность держать ее на людях рядом с собой, не вызывая закономерных вопросов народа. Что ни говори, традиционные семейные ценности имеют сильную власть, и королевская любовница на месте королевы вызовет недовольство. Если мне не изменяет память, на что-то подобное и в такой короткий срок здесь идут впервые. Простая прихоть, друг мой, иногда решает судьбы целых государств.

Однако у подобного хода минусов гораздо больше, чем один сомнительный плюс. У короля девять детей и супруга в добром здравии. В случае (всякое бывает) его смерти лишняя потенциальная наследница – это всегда проблемы. Даже если на королевский трон однозначно претендует только старший сын, а Эвьен к управлению не подпустят. Почему? Ну, это проще простого: Эвьен очень трудно управлять. Здешняя знать костьми ляжет, приписывая ей все смертные грехи и вспоминая ее горных предков до двадцатого колена, но постарается ограничить ее права даже на регентство. Тебя настолько увлекла эта сказка? Однако вмешиваться мы не имеем права. Полотно истории должно ткаться только само собой, нанизываться на нить, словно пингарийские жемчужины, только тогда это будет по-настоящему интересно.

========== Глава 2 ==========

1

- Они в растерянности, мой друг. Полагаю, в Эвийском королевстве впервые настолько бесцеремонно перекраивается история. К сожалению или к счастью, но никому из присутствующих здесь не дано право заглянуть в будущее и открыть завесу тайны. Меня же… как я говорил тебе еще вначале, меня мучает неясное предчувствие. Женщина с островов вмешается в историю континента настолько же грубо, насколько Эволдо сейчас вмешивается в законодательство собственной страны. Да… они напуганы.