- Я успел сбежать. Господа министры – во всяком случае, те, кто еще не утратил остатки разума, - решают, как поступить. Им, поверьте, не до моей скромной персоны. Несмотря на то, что именно я разрушил все их радужные надежды, которые они так старательно сюда везли. Там дым столбом, и я удивлюсь, если они управятся к утру. Отметим удачное начало?

Все трое выразительно переглянулись. Этим вечером в доме адмирала Меремаха будут звучать тосты в честь привезенной им в Эв пленницы с Саламандровых островов. Командир армады и сам, оглядываясь назад, толком не понимал, каким образом он умудрился так тесно впутаться в дела материка, однако все, кто был знаком с историей появления Лангвидэр в королевстве, безоговорочно считали его едва ли не главным действующим лицом. В последние дни Меремаха не однажды посещала идея вновь подняться на корабль и отдать приказ о путешествии в один конец – на какой-нибудь Регос, лишь бы подальше от дворцовых заговоров. Однако пока освободиться не получалось, а события развивались слишком быстро. Кто знает, быть может, и правы те, кто считает его обязанным участвовать во всём этом: через Лангвидэр он получит возможность дополнительно вооружить свою армаду, продвинуть по службе кого-то из подчиненных, причем с большой вероятностью сможет это сделать в обход командира эвийского флота, с которым у Меремаха катастрофически не получалась совместная работа. Судьба Лангвидэр в королевстве Эв складывалась таким образом, что женщина уже второй раз оказывалась в роли некого пускового механизма, дающего начало череде неконтролируемых событий.

- Принцесса островов принесет нам удачу, - Хансаро жестом изобразил поднятый кубок. – Кто бы мог подумать.

Принцесса островов мертва, ей отрубили голову. Орес Нао изогнул губы в характерной лукавой ухмылке: если эта женщина была бесполезна для них при жизни, то после смерти сможет неплохо послужить общему делу. Он уже видел себя ее ближайшим советником, по сути, человеком, который будет подписывать судьбу Эв ее рукой. Живая, мертвая… какая разница?

- Вы идите, - махнул рукой адмирал. – Жена дома, встретит. Я скоро вернусь, - и, невозмутимо попыхивая трубкой, зашагал вглубь сада. Тесно стоявшие деревья словно смыкались за его спиной. Обогнув дворец, Меремах вышел со стороны бывших покоев Лангвидэр. Со второго этажа продолжали доноситься крики и брань – эвийская аристократия любила выяснять отношения. Управляя граничащими землями, королевские министры – такая уж была традиция – люто ненавидели друг друга.

Меремах остановился перед раздвоенным деревом. На низком подоконнике, свесив ноги наружу, сидела юная дама в длинном белом платье. Ее ярко-рыжие волосы вились непослушными локонами, не имея ничего общего с прическами знатных эвиек: в королевстве считалось едва ли не непристойным показываться в обществе без цветов и драгоценностей в волосах, это прощалось разве что простолюдинкам. Адмирал был абсолютно уверен, что никогда прежде не видел эту даму во дворце – слишком запоминались с первого взгляда огненно-рыжие локоны.

Шею молодой женщины плотно охватывало несколько рядов крупного жемчуга. Меремах заметил это как-то походя, задержавшись взглядом на ее руках – она поправляла упавшую на лицо длинную прядь. Узкие ладони, тонкие запястья, кажется, сожми посильнее – и сломаешь. Она же, неожиданно вскинув голову, заметила, что за ней наблюдают, - и этот незначительный жест будто мгновенно забрал ее силы, заставив замереть, застывшим взглядом уставиться куда-то сквозь деревья. Теперь она напоминала скорее фарфоровую статую, из тех, что так любила расставлять в саду королева.

Оцепенение растворилось столь же внезапно. Женщина медленно наклонила голову, нетвердой рукой всё-таки убрала с лица рыжую прядь, а затем неловко спустилась в сад. От земли ее отделяло расстояние не больше длины ее собственной ступни, однако она споткнулась и с большой вероятностью попросту бы упала, если бы не продолжала держаться за подоконник. Так падают те, кто не чувствует равновесия, и дети, которые едва научились ходить. Женщина стояла на тщательно ухоженной клумбе, подол ее длинного платья расстелился по влажной земле. А потом она сделала шаг вперед.

По ее щекам и носу разбегается россыпь веснушек, отчетливо заметных даже на золотистой коже. Знатные эвийки не загорают – это считается неприличным. Ошейник из плотно стянутого жемчуга отделяет миловидное загорелое личико от бледной кожи открытых ключиц. Адмирал Меремах на своем веку видел много странностей мира, однако столь явная, резкая разница оттенков кажется до смешного противоестественной. Только лицо… загорелое лицо и та часть шеи, что видна над рядами жемчуга, кажутся принадлежащими кому угодно, но только не этому телу. Женщина медленно и нетвердо бредет в его сторону. У нее зеленые глаза, это становится видно вблизи. Над правой ключицей тонкая, едва заметная нить зажившего пореза – это проявил чрезмерную активность первый помощник капитана, задев ее клинком. Меремах мысленно напомнил себе, что в его возрасте хорошо бы сдерживать эмоции, и на лице его не дрогнул ни один мускул. Ветер взметнул рыжие волосы женщины. Лицо… Та, которую он вёз на своем корабле из забытой богами глуши Саламандровых островов, была определенно старше. Холоднее, сдержаннее. Молчала, не зная языка, но ненавидеть умела и молча. Перед ним сейчас – молодая, свежая и явно простолюдинка. Этим глазам положено смеяться, а пухлым губам – нетерпеливо ждать поцелуя возлюбленного. Женщина шла навстречу, и черты миловидного лица, застывшие, безжизненные, с каждым ее шагом по капле утрачивали очарование. Красивая. А ощущение – словно от набальзамированной посмертной маски. Лишь выработанное годами хладнокровие позволяло сейчас Меремаху спокойно ее рассматривать. Наконец она остановилась. Ветер шелестел листвой деревьев, играл длинными рыжими прядями.

Тело – ее. Лицо… чужое. Глупость какая-то.

- Вы искали меня, адмирал?

Он поймал себя на том, что против воли вздрогнул. Она не знает эвийского.

- Вам интересно, что еще сделают со мной ваши изобретательные соотечественники?

Она медленно поднимает обе руки. Промахивается, ногти царапают висок. Уже не отрывая пальцев от лица, ведет руки ниже, к застежке жемчужного ошейника, что скрыта под длинными волосами, долго пытается расстегнуть, кажется, ломает.

- Вы довольны, адмирал?

Она держит жемчужный ошейник в руке. Ее шатает – женщина прислоняется к дереву и смеется, а Меремах молчит, не до конца веря в реальность происходящего. Женщина с чужой головой пронзительно хохочет под окнами тронного зала.

Вечером у себя дома адмирал пил гораздо больше, чем его гости, - судорожно старался выгнать из памяти стоявшую в тени деревьев рыжеволосую женщину. Его предупреждали, по крайней мере, он мог догадаться, что именно кроется за философским спокойствием королевского алхимика. Живая, мертвая… по сути, и впрямь никакой разницы, потому что ни тогда, ни сейчас, когда сознание затуманено вином, он не мог до конца решить, к какому миру отнести представшее его глазам существо. У нее чужая голова. Эта мысль не давала до конца забыться, погрузиться в пьяный сон, - Меремах не обращал внимания на своих гостей, он сидел за столом, бессмысленным взглядом уставившись в стену, а память вновь и вновь повторяла тягучие минуты.

Никакой разницы.

Здравый смысл продолжал отчаянно цепляться за ставшее уже привычным возражение: вместо нее казнили двойника. Шрам на ключице был тот самый: ее задели даже не саблей, обычным длинным ножом – и за время пути с островов порез полностью затянулся, а сейчас и вовсе оставил лишь тонкий шрам. Ее тело – лицо не ее. И он, Меремах, тоже причастен к тому, что женщина с чужой головой сядет на трон королевства Эв. Он послушался старого плута-алхимика, наивно веря, что принцессе удалось спастись, он не придал значения казавшимся бредом рассуждениям. Меремах лихорадочно искал хоть какое-то рациональное объяснение, за которое можно было бы ухватиться, спасаясь от сумасшествия. Магия? Возможно, женщине просто изменили внешность, дабы уберечь ее от преследования со стороны жадных до власти министров. Тогда зачем… делать это настолько уродливо? Чужая голова не может полноценно управлять телом, отсюда неточные движения и неуверенная походка. Это было слишком странно и нелепо, чтобы оказаться реальностью.