- Сентабу хранят духи…

Эволдо в панике хватался за голову, то посылая проклятия в сторону города, то принимаясь молиться – лишь бы стихло сухое жжение в груди, нараставшее, казалось, с каждой минутой, проведенной на этих землях. Посреди бескрайних равнин в тени Короны Мира их ждала смерть. И смерть эта шла из города, что остался далеко позади, окутанный розовым туманом. Ущелье Рох и поднимавшиеся оттуда диковинные испарения вновь и вновь вставали перед глазами, словно в горячечном бреду. Вот зачем они открыли ворота… Джинксландцы не вступают в открытый бой, и Фертебу плевать на честь воина – они знают, что всё сделает туман, порождение древней пустынной магии. Туман, который воссоздает Мертвую пустыню без песка.

Именно нежная матовая дымка, делающая город похожим на сказочный мираж, задушила двигавшуюся в Карсалью эвийскую армию. Эвьен оказалась права, и оттого король ненавидел ее сейчас еще больше. Проклятые джинксландцы обвели его вокруг пальца, позволив войти в город, опоясанный тонкой решеткой. Сентаба смеялась над ними – а они послушно вдыхали розовый туман. Королем овладел дикий, животный ужас. Он и оставшиеся в живых счастливцы находились посреди бескрайней равнины, и взлетавшие в небеса древние пики Короны Мира снисходительно взирали на кладбище высушенных тел. Запасы воды подошли к концу еще ночью, но сейчас это не играло особой роли: вода не облегчала страданий.

Духи! Эволдо не верил в духов. Ему, королю великой страны, придется, словно пустынной крысе, умирать посреди дороги – эта мысль казалась кощунственной. Нужно было жечь этот город с воздуха, врываться в него в разгар дня. А он сам, по своей воле пошел навстречу туману, как бараны идут на заклание. Вокруг, умирая, корчились люди, что ступили с ним за отмеченную фонарями в траве границу города. Стражи Сентабы, окутанной розовыми испарениями, пришли из Мертвой пустыни.

Остатки отряда, с почестями покидавшего Эвну несколько дней назад, подгоняемые паникой, стремясь обогнать нависший над ними приговор, мчались обратно в столицу, позабыв про еду и отдых – лишь меняли лошадей в попадавшихся на пути городках. Розовый туман тянул им вслед свои зыбкие щупальца.

Вечерняя Эвна была непривычно тихой. В пропитанных цветочным ароматом сумерках не бродили парочки, не возвращались по домам торговцы, столица, подавленная, словно чего-то ждала. Из последних сил держась на коне, Эволдо въехал в ворота дворца. Эвьен будет счастлива. Он на своей шкуре испытал, что именно не так в этом городе, где плывет по улицам отравленный розовый воздух. Если после нашествия гномов Сентаба еще стоит на месте, он отправит туда драконов. Король не хотел умирать – и тем более так, от чужой неизвестной магии, не эвийской и не истинно джинксландской, но пустынным песком вытягивающей из тела все жизненные соки.

Слуги благоразумно старались не показываться. Он ведь не верит в духов… Тогда почему в горле першит песок, а глаза режет при любом движении? Эволдо не хотел умирать так глупо. Ферсах Кенейя со своими городами оказался ему не по зубам. Старый джинксландец оставил наживку – и они клюнули на открытую, не способную обороняться Сентабу, очарованные розовым туманом. Король не сразу заметил, как перед ним возник камердинер.

- С возвращением, Ваше величество, - он низко поклонился. – В столице плохие новости, государь.

Эволдо махнул рукой, позволяя продолжать, и направился вверх по лестнице. Камердинер засеменил следом.

- Гномы, государь. Гномы напали на дворец и с помощью своих заклинаний забрали Ее величество и всех наследников в подземное царство. Правитель Рокат обвиняет Ваше величество в том, что вся его армия погибла в Сентабе.

Лицо короля исказила улыбка безумца. Он обернулся.

- В Сентабе живут духи, - доверительно прошептал Эволдо, и камердинер отшатнулся – настолько неживыми стали заострившиеся черты этого лица. – Я был там. Ее охраняет розовый туман.

- Есть еще новости, мой король. Принцесса Лангвидэр приказом Ее величества Эвьен вчера в полдень была казнена на городской площади.

Эволдо пошатнулся, но устоял на ногах.

- Лангвидэр?..

- Да, мой король, - теперь, когда мстительной Эвьен не было во дворце, можно было спокойно обвинять ее во всех совершенных ею грехах. – Ее величество планировала принести ее в жертву миру с джинксландцами.

- Не будет никакого мира с джинксландцами! – рявкнул Эволдо и, больше не оборачиваясь, медленно зашагал в сторону комнат жены. Весть об исчезновении Эвьен не принесла ничего, кроме мрачного удовлетворения: он всё же не даст ей повода почувствовать свое превосходство. А ведь она действительно была права. И Рокат, ничего не подозревая о таящейся в Сентабе опасности, послал в город орду гномов: жадные до диковин поверхности, они должны были сметать всё на своем пути.

Но Лангвидэр… королева воспользовалась его отсутствием как удобной возможностью свести с ней счеты. Изменение статуса чужеземки при дворе стало последней каплей в чаше ненависти Эвьен. Меремах привез свой трофей, обрекая на быструю гибель. Король закрывал глаза на истинно гномью мстительность жены, но смерть Лангвидэр… она казалась еще более неправильной, чем собственная. Лангвидэр должна была жить. Он собирался показать ей Сентабу, еще не зная, чем по прошествии короткого времени обернется зыбкая красота миража на краю ущелья.

Покои Эвьен встретили короля тишиной и прохладным ветром из открытых окон. Словно и не было тех дней, когда она пряталась от цветущих магнолий за плотными тёмными шторами. Сколько раз с момента появления Лангвидэр во дворце Эволдо мысленно призывал на голову супруги какую-нибудь скоропостижную смерть… А теперь, когда она в плену у гномов, это не вызывало в его душе никакого отклика.

Пройдя длинную череду комнат, король открыл двери в будуар. В глаза невольно бросился невысокий столик в дальнем углу, где на широком позолоченном блюде, зафиксированная подставкой из непрозрачного стекла, стояла отрубленная голова. Длинные ее волосы, тщательно завитые и уложенные, были украшены запоздалыми белыми цветами. Никто из служанок, приводивших эту голову в надлежащий вид, еще не знал, какая участь постигла королеву, а потому из Лангвидэр делали красивый подарок Ее величеству.

Голову своей казненной возлюбленной он нашел в будуаре жены. Эволдо шагнул в комнату и, стараясь удержать равновесие, ухватился за дверной косяк. Тёмные глаза мертвой женщины смотрели прямо на него. Сделав еще два шага вперед, король рухнул на колени, и из его груди вырвался сдавленный стон. Эвьен знает толк в мести.

Лицо Лангвидэр, восковая маска, было умиротворенно-спокойным. Голова ровно покоилась на подставке, словно находилась там всё время и вовсе никогда не крепилась к телу. Основание перерубленной шеи было скрыто тёмным непрозрачным стеклом, дабы убрать отвратительную картину, нарушавшую неподвижную красоту женщины. Губы ее, казалось, изгибались в едва заметной улыбке. Король протянул руку, провел кончиком пальца по чистому гладкому лбу, убрал чуть в сторону светлую прядь, закрывавшую правый глаз. Даже мертвой она прекрасна.

Тусклые тёмные глаза, казалось, следили за его движениями. Не вполне осознавая, что делает, Эволдо снял голову со стола и, привалившись к стене, положил ее к себе на колени. Лангвидэр никогда не смотрела на него с симпатией. Она ненавидела и его, и эвийский народ, да и, по сути, весь материк в целом. Для нее здесь всё было чужим. Она не успела ни понять, ни толком прочувствовать положение первой принцессы страны Эв, а он оставил ее одну на милость мстительной Эвьен. Перед невысказанной горечью отступила даже песчаная магия розового тумана Сентабы.

От одного из цветков, украшавших голову женщины, оторвался лепесток и медленно скользнул на пол. Она любила эти цветы – и видела самый пик их власти над Эвной. Король провел пальцами по ее бледным щекам. Единственная, настолько сильно затронувшая его душу. Своим безразличием к его власти, незнанием языка, натянутой улыбкой на восковом лице. Сколько всего он не успел ей сказать… она бы не поняла, она не желала понимать – и всё равно он чувствовал в этом необходимость. Тусклые глаза мертвой женщины смеялись над ним. Король осторожно поднял голову Лангвидэр на уровень своего лица.