Эти новости значительно улучшили общее настроение и в королевском дворце. Эволдо, воодушевленный доступностью поставленной цели, приказал подготовить новый указ: немедленно взять Сентабу. После чего предполагалась пара дней на отдых и переход в сторону Карсальи. С этими новостями Его величество и направился вновь покорять сердце своей неприступной красавицы: Лангвидэр должна впечатлиться военными успехами.

Военные успехи государства, которое лишило ее родины, чужеземку не интересовали: она бы предпочла, чтобы всё прибрежное королевство целиком ушло под воду. О чем и сообщила вместо приветствия – естественно, через исполнительного механического переводчика (знакомого со всеми диалектами океана Нонестика, включая Пого, Конжо и землю Вообще-Нигде). Королю на миг захотелось встряхнуть ее за длинные волосы и вдолбить хотя бы элементарную вежливость, но он сдержался: чужеземка была красива и, кажется, приносила ему удачу, что бы там ни утверждала Эвьен.

Он добьется того, что эта женщина будет признана эвийской принцессой. Как родственница, заменит ему Эвьен и на публике, и наедине – но уже в несколько другом смысле.

- Завтра эвийские войска возьмут Сентабу, - Его величество даже не старался скрыть самодовольство. Он бросил на Лангвидэр быстрый взгляд: женщина стояла, сжав пальцы на перилах балкона и с отсутствующим видом рассматривая усыпанную крупными цветами ветку, склонявшуюся прямо к ее лицу. Молчала. Эти цветы интересуют ее больше, чем все обитатели дворца вместе взятые. Трогательная нежность к деревьям и цветам, спокойная снисходительность к этой вечно взъерошенной, похожей на цыпленка девочке, что прислуживает ей, и весь спектр – от холодного презрения до ненависти – к эвийской аристократии, включая короля, пытавшегося завоевать ее благосклонность, королеву, которая заочно ненавидит в ответ, и детей, что вообще не знают о гостье с островов ничего, кроме ее имени.

Механический болван переводил. С его медных уст слетали односложные ответы женщины, и за это безразличие с ее стороны Эволдо пару раз треснул Тик-Тока скипетром. Пока наконец Лангвидэр не перехватила его руку и не сжала на запястье тонкие прохладные пальцы. Ее сострадание.

- По случаю победы эвийской армии будет устроен парад на площади. Я рассчитываю на ваше общество, - король высвободил руку, отломил тонкую ветку с тремя распустившимися цветками. Время цветения городских магнолий подходило к концу, их запах становился тяжелее и слаще. Еще несколько дней – и белые облака, парившие над садами, скроют землю безжизненным покрывалом.

- Эвийской – армии – над – эвийцами? – монотонно перевел Тик-Ток, женщина чуть склонила голову. Ее проблемы этого государства не волновали, а разворачивающиеся события вызывали неясную, злую радость. Эволдо внимательно посмотрел ей в глаза. Сможет ли он, с помощью застывшего за спиной механического чучела, объяснить, что делает это из желания обеспечить ей будущее в этой стране?

- Вы еще не всё понимаете в происходящем вокруг вас, - он осторожно заправил в ее длинную косу тонкую гибкую веточку. Цветы ей шли – Эволдо неоднократно видел ее с украшенной магнолиями прической.

Она сама – белый цветок с желтой сердцевиной, что распускается однажды в год, впитывая солнечные лучи, а затем осыпается, исчезая и смешиваясь с пылью эвийской земли. Король Эволдо никогда не влюблялся надолго. О том, что будет с этой женщиной дальше, он не задумывался, ключ ее власти над его мыслями был в непримиримой ненависти пленницы с островов к прибрежному королевству и всему ее населению без разбора. Она должна сменить гнев на милость, стать ручной и покорной, лишь тогда этому цветку будет позволено осыпаться в пыль.

- Я – не – желаю – понимать.

Она разворачивается и уходит, длинный шлейф белого платья стелется за ней по полу. Уже за меньшее непочтение по отношению к королю любая из его предыдущих женщин давно была бы в лучшем случае выслана прочь от двора. Эту не волнует ее дальнейшая судьба, она уверена, что ничего хуже с ней уже не случится. Последовать просьбам Эвьен, казнить чужеземку в дворцовом подвале, где никто не услышит ее крика. Сломать белый цветок вместе с тонкой веткой, больше похожей на стебель, и древесина откроется беспомощной раной. Эта женщина, будь проклят Меремах со своими подарками, стала для короля воздухом.

Оставалось отвлекаться военными новостями: наутро армия готовилась штурмовать Сентабу. Судя по описаниям, приходившим из-под стен города, он не станет серьезной преградой. Его величество улыбнулся своим мыслям: нужно отправить под стены Сентабы гонца с приказом не разрушать город. Если она настолько красива, как ее описывают, она может затронуть сердце непостижимой Лангвидэр. Странно только, что наравне с неприступной столицей джинксландских феодалов к их владениям принадлежит эта ажурная игрушка, подходящая куда больше какой-нибудь богатой юной даме. Эвьен видела в этом плохое предзнаменование. Впрочем, со времени рождения дочери она во всем видела предвестие печалей, смерти и прочих жизненных неурядиц.

Первый из трех городов Або’Кенейя падет, не придется прибегать даже к помощи гномов. Иногда Эволдо даже казалось, что он поспешил, ввязавшись в столь сомнительный союз, однако Его величество успокаивал себя тем, что Сентаба – не последняя мишень на пути его доблестной армии. Ничто в прибрежном государстве не должно напоминать о людях, осмелившихся бросить вызов королю. Помимо Сентабы и Карсальи, крепости которой взбегали по отвесным склонам Короны Мира, джинксландцам принадлежал еще один город – Аттея, о которой в столице не знали практически ничего.

***

Едва король Эволдо исчезал из уединенных покоев чужеземки, она забывала о нем напрочь. Лангвидэр была единственной, кому на памяти Нанды удавалось так долго водить Его величество за нос, однако именно это умение госпожи ее и смущало, и пугало. Эволдо, разозленный ее неприступностью, мог оказаться опасен для дальнейшей жизни госпожи как во дворце, так и за его пределами. Самой Нанде уже не однажды приходило в голову, что было бы хорошо покинуть дворец и уехать из Эвны, поселиться где-нибудь в маленьком уединенном городке, чтобы больше не вспоминать ни о короле, ни о ком-либо еще из его многочисленного семейства.

Разумеется, она последует за госпожой. За то время, что девушка прислуживала чужеземке, она разучилась представлять свою жизнь без нее, без ее коротких рубленых приказов, тёмных глаз на восковом лице, без необходимости причесывать ее трижды в день и помогать выбирать наряды. Это был их уединенный маленький мир.

Суматоха во дворце стихала с наступлением сумерек. Торжественно укладывались спать многочисленные наследники, отбывали по домам придворные, удалялась в спальню Эвьен – ночи в цветущем городе были для нее мучительны. Лангвидэр ложилась с рассветом: лишь ночью она была предоставлена сама себе, не опасаясь очередного визита Его величества. Дворцовые ночи, где стихал даже ветер, отдавая Эвну во власть цветущих деревьев, немного мирили ее со страной, лишившей ее родины.

Когда дворец окончательно погружался в темноту, женщина обычно спускалась через балкон в сад. Здесь спадало, словно цепи, ее томное безразличие, служившее ей маской, Лангвидэр садилась на перила и, легко перекинув ноги наружу, спрыгивала на влажную, нагретую за день землю. Нанда молча следовала за ней, лишь тихо взволнованно хихикала – для нее такие вылазки были настоящим приключением.

Ночь была облачная. С улицы слабо мелькали отсветы оранжевых фонарей, однако не настолько, чтобы нарушить густую темноту. Вдоль забора расхаживали караульные, доносилось слабое бряцание их оружия. Лангвидэр отошла на несколько шагов от балкона, вытянув руку и осторожно касаясь стволов деревьев, чтобы ориентироваться в темноте. Земля сквозь тонкие плетеные сандалии была приятно-теплой.

- Нанда?

- Я здесь, госпожа, - девушка торопливо шагнула ближе, едва не врезавшись в ее спину. Смутилась и юркнула за ближайшее дерево, радуясь, что ночь скрывает ее неловкие движения. Лангвидэр не обратила внимания, только что-то негромко сказала, провела рукой по шершавой коре.